Пепел камина, горевшего вечером, к обеду следующего дня — ещё тёплый. Вытащишь руку — оранжевая искорка упадёт.

Должны быть камины в месте, где живёт человек.

Разжигать огонь нужно уметь. Бумага, сухие листья или опилки... Тонкие, с сантиметр, палочки сосны или ветви ореха. Сложить домиком и брызнуть горючим. Они будут дальше разгораться один от другого.

Получится свет.

Но закончится быстро, если не подкладывать уже более толстые бруски. С моментом, когда их подкладывать нужно не ошибиться. С их формой и местом, куда кладёшь. Они могут «накрыть» мелкие, так, что не будет воздуха их огню, и ничего не разгорится, всё погаснет. Подберёшь момент, сложишь правильно — разгорятся и более крупные бруски.

Тогда получится тепло.

Когда прогорят и крупные бруски — будет жар. У камина бывает жарко сидеть. Прогревается комната. Когда дрова для поедания огнём кончатся, всё дерево осядет на камне обугленной кучкой, с них пламя сойдёт и настанет тьма — эти угли настолько горячие: положи на них новый брусок и он скоро огнями обнимется. Даже самый крупный брусок.

На следующий день — ещё тёплое.

Должен быть огонь у человека. Должен быть живой, настоящий, не метафорический. Ведь тогда что даст пищу метафоре?

Первично физическое. Первично ирловое.

Живое море, к которому ты ходишь. Важнее всех в книгах написанных.

Море тоже должно быть у человека...

И его цвет невозможно фотографией передать. Вроде фотографии такие красивые, и волшебный у них может быть цвет. Как у тех твоих.

Я так вижу. Иногда я ощущаю концептуальную ущербность художников, ведь картины блеклы перед реальностью. Вот с музыкой не так... Музыка это и есть жизнь. А над всеми нами более великий художник, перед которым мы ничтожны.

Я дома... В не первом и не последнем своём.

Я с телефоном. И ты с телефоном. И я через это с тобой, как по разные стороны одной стены.

Хотя я воображаю тебя, смотрящую на пламя.
И себя, смотрящую на волны.