Часто по дворам Бастиона приносится предостерегающий шёпот: «Шухер! Командор снова чудит!» Тогда наученные опытом храмовники предусмотрительно убираются с глаз подальше и с безопасного расстояния наблюдают за происходящим.
Внешне Вигдис исключительно мила и вежлива, подчёркнуто подтянута и щеголевата. Но ни один храмовник, попавшийся ей навстречу, не проскочит мимо командорского глаза, не подвергнувшись детальному и критическому осмотру.
- Что же это Вы, господин брат, ноги волочите, как селянин после пахоты? – останавливает командор зазевавшегося юного послушника, ещё не столь опытного, как его старшие товарищи, и поэтому не успевшего своевременно убежать. – Ну-ка пройдитесь, как настоящие рыцари ходить должны. Чтобы земля дрожала!
Затем начинается основное представление. Случайные зрители наслаждаются спектаклем, осторожно выглядывая с галереи второго этажа.
- Почему у Вас сапоги не начищены, милейший? – медовым голосом вопрошает командор. – Сапоги у рыцаря Храма должны быть, как зеркало – чтобы своё отражение можно было видеть!
- Лужи на дворе, рыцарь-командор, сэр, – вылупив глаза, оправдывается несчастный. - Осень. Грязь кругом.
- А Вы под ноги больше смотрите, не считайте ворон. Кто Вас заставляет в лужи лезть? Вот какие сапоги должны быть! - и Вигдис гордо выставляет вперед свою ножку, затянутую в сверкающий лакированный сапог на высоком каблуке.
- Так точно, рыцарь-командор, сэр!
- И потом, разве так принято приветствовать начальство? Ну-ка, повторите ещё раз!
Вигдис гоняет парня взад и вперёд по двору, заставляя отрабатывать отдачу воинского приветствия. Затем она входит во вкус и начинает показывать лично, как эту сложную вещь нужно делать «по-настоящему».
- Когда я сама была в Вашем возрасте… я не была такой размазнёй, как Вы, молодой человек… – пыхтит командор.
«Когда ты была в моём возрасте, ты вообще на базарах кошельки из карманов тырила, – с досадой думает про себя жертва. – Когда же она, демон раздери, меня отпустит!?»
- Так-так, уже лучше.  Хорошо... О! А это что-о-о тако-о-о-е? – Вигдис с наигранным ужасом гладит пальцем по щеке застывшего перед ней послушника. – Почему не побрились? Ай-ай-яй! К девочкам на свидание Вы с такой бородой, наверное, не пошли бы… А здесь, в святой обители, перед лицом всех богов... Стыдно, стыдно! А я за вас всех краснеть должна!
Натешившись вдоволь, командор шагает дальше, в поисках следующей возможности навести порядок. Её глаза сияют триумфом, а на лице лежит печаль тихой скорби – как у заботливой матери, которой её многочисленные дети за все заботы платят только огорчениями.
Послушник облегчённо вздыхает, но вскоре убеждается в преждевременности своей радости. Сэр Конрад, заместитель командора, тихой тенью следующий за своей начальницей, задержался для оформления нарушения. Он вынимает из поясной сумки письменный прибор и пальцем манит послушника к себе.
На следующий день, во время утреннего построения, провинившемуся огласят наложенное на него взыскание. Помимо отсидки в карцере, дисциплинарный арест выражается в удержании жалования за все дни наказания.
О командоре можно не без основания сказать – мягко стелет, да жёстко спать. Отправляясь к ней на приём, никогда нельзя быть уверенным в исходе аудиенции.