Вопреки, падение не было чем-то внезапным. Не в том плане, что Томас "Купер" Коппер, заранее, встав сегодня с левой ноги, предсказал на основе показаний скорости ветра и спесивости Эл, что сегодня их ждет засада с падающим деревом, нет. Подобные вещи не угадывались, не предсказывались, к ним только морально готовишься. Стоило Звездочке повернуть за изгиб потока, а Тому начать разворачивать штурвал так, чтобы они и дальше шли вдоль берега, началось странное, и это странное мужчина осознал не сразу. Сначала был треск. Треск знакомый, тут же вызывающий холодок, бегущий по спине, потому что первая ассоциация возникала с корпусом из дерева, вспарываемым острыми камнями.
Благо, на Авдовеже не было острых скал.
Потом взгляд. Взгляд то на нос, то на корму, то снова вперед, и только по возвращению к передней части судна, Том понял, что он видит что-то, чего быть не должно. Крона дерева, накренившись, вместе со стволом, медленно заваливалась к воде, на ходу ускоряясь, пока кора не встретилась с водной гладью, с шипением листьев и глухим ударом плюхнувшись в поток.
Один удар сердца. Второй.
Томас выругивается. Резко, всего в один слог, да так, что даже не запоминает, что именно произнес. Его рот изрек одно, разум же кричал совершенно другое, руки дергали уже за третье, быстрыми движениями поворачивая штурвал так, чтобы Звездочка начала медленно, на ходу разворачиваться. Тщетно, конечно, они все равно не успеют. В лучшем случае вспорят брюхо ниже ватерлинии и пойдут ко дну. В лучшем случае, и если Том ничего не сделает.
Он делал, правда. Он правда делал, старался. И вместе с ним делала Звездочка, чьи канаты и узлы со свистом развязывались, рассекая воздух, а рычаг, стоявший ближе к носу, резко задрожал и дернулся от одной только четко сформированной мысли в голове Томаса. "Якорь". Помимо этого было еще множество других мыслей, но в основном они были крайне грубыми, и относились поначалу лишь к судьбе и року, или что там еще заставляет деревья падать ни с того ни с сего в воду прямо рядом с кораблем. Всплеск, звук знакомый и понятный, вызванный на этот раз ударом железного якоря. Звон цепи, шум парусов, поднимающихся. И тихий вскрик - где-то снизу одна темная эльфийка рухнула с кровати.
Звездочка лениво кренилась в сторону. За короткий промежуток времени невидимые матросы успели наполовину собрать паруса  на двух мачтах из трех, оставляя лишь переднюю без каких либо изменений. Они же опустили в воду якорь, пропоров илистое дно, заставив судно резко качнуться в сторону, но продолжить свое движение еще на пару секунд, приближаясь к импровизированной баррикаде, пока Томас, стоя за штурвалом, поворачивал его то в одну сторону, то в другую, ровно до момента, пока корабль не начал двигаться по реке боком.
И тут вылезли они.
- Сука.
Купер успевает выругаться. Самой цивильной бранью за сегодняший день. Он хотел сказать еще очень многое. Например, то, что не верит, что какие-то придурки решили грабануть его корабль, идущий по гребаной реке среди белого гребаного дня. Но вместо этого мужчина, удостоверившись, что Звездочка все же уперлась якорем в дно и больше двигаться никуда не собиралась, оттолкнулся от штурвала. Он побежал. Он побежал к единственному месту, к которому надо бежать, когда тебе устраивают засаду.
Перемахнув через лестницу, придерживаясь за перила рукой, капитан даже не выслушал, что ему пытаются высказать местные романтики с большой... реки? Ему было плевать. Над ним будто навис призрак Дойля, и этот старикан, если не бил по спине кнутом или ладонью, исторгал из себя мудрости в промышленных масштабах, каждую из которых приходилось запоминать. И одна из них была в том, что никто не открывай свой рот, если на тебя наставляют оружие.
Дверь он вышиб ударом ноги. Каюта капитана сохранилась ровно в том же виде, в котором была, когда Купер ее покидал утром. Разве что Эл поменяла свое местоположение, и, запутавшись в плаще и одеяле, теперь была на полу в полусидячем положении. Попутно потирая правый висок.
- Тебя что, гномы учили плавать, идиотина? - спрашивает она, шипя от боли, но быстро отодвигаясь в сторону, как только поняла, что Том бежит прямо на нее. К сундуку. Который мгновенно открывается одним удачно поставленным пинком, заполняя каюту лязгом железа.
От него Эл проснулась окончательно.
- Поднимай зад, нас грабят. - бросает Томас прежде, чем выбегает наружу. Медленнее, чем раньше, потому что в руках его были штуки тяжелые. Массивные. Тесак. Топор. Мужчина поднимается по лесенке, выходя на открытую палубу и, в первый раз взглянув на тех, кто это самое дерево опрокинул, начал еле заметно шлепать губами.
- Один.. Два. Три. - считал Том. Ему было важно знать, сколько он видит перед собой, и довольно быстро заключил - Жопа. -
То не был разговор. Стоящие на бревне говорили сами с собой. Том сам с собой. Он даже не смотрел на Хельвегена, что вроде как оставался на палубе. Не смотрел и на Лили, в сторону которой бросил довольно быстро:
- Дуй вниз или доставай оружие. Минута и они зайдут в гости.
- Что за хрень? - раздается уставший голос со стороны капитанской каюты, и вслед за этими словами на солнце выползает и тканевая клякса с острыми ушами, щюрящаяся даже с магическим взором от резкой смены освещения. И из всех присутствующих наименее всего походившая на кого-то, кто был в боевой готовности.
Небольшое промедление. Оборотень на палубе. Лили у бортика. Томас, стоявший возле основания мачты с двумя оружиями в руке. Эл, выглядывающая с лестницы, ведущей вниз, к каюте.
Купер медленно набирает воздух в легкие. Левая рука приподнимается. Топорик упирается кончиком рукояти в мачту. Чуть съезжает, а мужчина подается вперед, придерживаясь запястьем о деревянную поверхность, будто намекая, что ему не хочется здесь стоять, и вообще он слишком расслаблен.
- Без проблем! - резко открывает рот Купер, тут продолжая - Поднимайтесь, заходите на чай, у нас как раз на завтрак бутерброды с тумаками. -
Попытка оттянуть время. Потому что краем глаза он видит, как эльфийка присаживается на колени, прячась дальше, поднимая ладошки, ставя их друг напротив друга и склонив голову. И обычно такие вещи означали, что она хочет сделать что-то, что сделает очень плохо тем, кто хотел сделать плохо ей, Тому и, по логике, всем остальным присутствующим.

Волк был готов к разным вариантам развития событий. Самый очевидный из них - расстрел небольшой кучки находящихся на корабле яри - как раз и начал приводиться в исполнение по распоряжению женщины в доспехах. Впрочем, уже не в первый раз в этот день что-то пошло совсем не так как планировалось. На этот раз, однако, разрушенными оказались планы всех вовлеченных партий, а не только волка, его спутницы и извозчиков.
Когда нечто зловонное и червеобразное взмыло в небо, с силой, достаточной, чтобы расколоть на щепки дерево, только секунду назад преграждавшее дорогу судну, волк невольно задумался над тем, а что случилось бы, если бы им не пришлось прервать свой курс по причине разбойников. Стечения обстоятельств подобного масштаба редко когда оставляли след в разуме живых, так как их обыденные жизни не были связаны с постоянной зависимостью от чего-то большего чем они сами. Жрец Хилиата же относился к таким явлениям в своем пути иначе, и молча выразил собственную благодарность тем кто все же следил за тем, что-бы его жизнь не была прервана столько нелепым образом.
"Нечто" оказалось неспособным долго удерживать свое состояние и вскоре, словно то же подкошенное топором дерево, рухнуло набок. И к своему ужасу, Хельвеген осознал, что именно перед ним находилось. Сотни переплетенных тел, пораженных единственной болезнью, к которой питали инстинктивную ненависть все жрецы Повелителя Смерти и Хозяина Душ - Порчей. Что именно послужило причиной того, что в реке оказалось столь огромное количество пораженных, скорее всего, останется тайной. Оказались ли близ-лежащие поселения охвачены эпидемией и местный лорд решил что будет проще просто утопить всех крестьян разом? Было ли это место наоборот, выбрано как своего рода место захоронения для пораженных, которых свозили сюда со всей округи, так как оно было наиболее безлюдным? Или здесь была замешана рука одного из разгуливающих по миру отродий Пожирателя? Что бы это ни было, результат был очевиден - вся эта гниющая масса пораженных Порчей, не способная отправиться на покой, соединилась вместе и потревоженная подобным средоточием магической энергии поднялась со дна реки на кормежку.
К счастью всех, кто оказался на судне, большая часть этой амальгамы гнилых тел отправилась обратно в реку, оставив на самом судне лишь верхушку айсберга. Волк слышал о галеасах, которые способны были вместить до тысячи солдат и экипажа, но та посудина, которой командовал Купер, явно была рассчитана на порядок меньшее количество "пассажиров". Но сейчас стоило больше переживать о способности живых справиться даже с тем количеством, что все же смогло оказаться на борту. И дело было не просто в том, чтобы "убить" проклятых, ведь многие уже не имели ничего общего с тем, что вкладывают в понятие "жизнь" простые обыватели Янтаря. Проклятые порчей, которые каким-то образом достигли так называемой последней стадии, уже не зависели от своей плоти и крови. Для полного их уничтожения всегда советовалось сжигать тела зараженных, а земли подобных братских могил засаливать, дабы еще не одно десятилетие прошло, прежде чем кто-то вздумает поселиться на той земле. Лучше всего же для битвы с проклятыми было освященное оружие. В основном таким обладали вооруженные церковные ордена, вроде Ордена Цейна или Ордена Цепи. Купер и Эл явно не принадлежали к одному из этих орденов. То же самое можно было и сказать про разбойницу в доспехах. И вряд ли кто-то из них озаботился тем, чтобы припрятать освященное оружие на случай, если на них вздумает напасть толпа проклятых.
Все размышления заняли короткое время. Уже в момент, когда толпа пораженных порчей существ, чьи души были заточены в гниющих оболочках, оказалась на палубе, решение было принято. Даже не смотря на тот факт, что разбойница была врагом, на текущий момент она также была еще одной парой рук, которые могли помочь в истреблении зараженных порчей. К тому же она была живой. С ней хотя бы была возможность договориться, хоть и никто обладающий даже толикой разума не рассчитывал бы на подобное. Долгом жреца Хилиата было обеспечить свободный доступ душ умерших в Хель. И этот долг стоял превыше всего.
- Gladium Hiliatum credum! Услышьте те, кто стоит сегодня со мной против Порчи и порождений Пожирателя! Gladium sacramentum deum! Всякий метал что сегодня обрушится на врагов моих, будет освящен именем Хилиата. Animum sacrificum eum! Воздайте славу и не убойтесь смерти, ибо никто не избежит встречи с маской, будь то белая или черная! Du blir laust frå banda som bind deg! Du er løyst frå banda som batt deg! - Пускай сам волк и был скорее служителем тишины, тем не менее воодушевлять других на битву он умел не хуже жрецов Рагфира или капелланов Хелиг. Тем более что слова настоящего последователя божества несли в себе куда больший вес, чем у остальных.
- Hiliat jue vairue! Sinevaito tualivairue! Jokar hru eg til vairue! Saikar turr eg kuavale i en raithorwar! - Гимн, который прокричал волк был просьбой к его покровителю обратить свой взор на своего воина. Его личное обязательством перед своим покровителем, которое не предназначалось для других. С последним слогом, жреца снова окутала уже привычная тишина, и как только последний выдох очистил легкие волка от воздуха, Хельвеген вступил в бой с проклятыми. Расставленные чуть шире плеч ноги, согнутые в коленях, занесенный за спину двуручный меч - он ждал, когда в зоне досягаемости окажется противник.
Они шли влача за собой ноги, или их остатки, а некоторые просто ползли по палубе. Со всех сторон, словно стена давно прогнившего здания, в котором то тут то там зияют прорехи. Рыцарь ждал. В похожей ситуации он оказывался не в первый раз и досконально понимал, как он должен действовать. Древний мастер из расы гномов некогда разработал систему боя для тяжелых молотов, которыми часто орудовали гномы, и эту систему затем перенял и воспроизвел для двуручного меча человек по имени Диего Фигуэйредо. Этой же системе был обучен Суртр. И когда волк посчитал, что в зоне поражения оказалось достаточное количество противников, он нанес первый удар. Могучим размахом из-за спины волк повел клинок в горизонтальном положении - описывать полукруг вокруг его тела по высокой траектории, рубя и снося головы, а на втором полукруге уже на уровне чуть выше пояса - где клинок впивался в гниющую плоть и перерубал новых противников напополам. Освященное оружие, помимо физического урона, высвобождало души из физических темниц, отбирая у проклятия Порчи возможность удерживать ту извращенную форму жизни, которая двигала оболочки некогда простых тварей населяющих Янтарь. Ноги волка не стояли на месте. Полушагами он двигался из стороны в сторону, поворачивая тело, методично продолжая описывать вокруг себя полукруг огромным мечем, который за раз косил до полудюжины проклятых. Ему не было необходимости что либо менять в своем подходе, так как именно данная стратегия была наиболее оптимальной. Лишь иногда он менял направление удара, дабы вскрыть череп подползающему отродью. Вокруг по палубе разлетелись горсти песка, соединив свою магию с которыми, волк смог покрыть сенсорной сетью практически весь корабль. И то, что он чувствовал ему не нравилось. В отличие от закованной в доспех разбойницы и даже прикрытого одеждой Купера, волка защищала лишь густая шерсть да толстая кожа. Он не был из тех, кто слепо верил в свои силы и бросался в гущу сражения когда все вокруг говорило о том, что его ждет лишь поражение. А в данном случае, когда со всех сторон наседали, пускай и медленные, но не ведающие ничего, кроме вечного голода, проклятые, его ждала лишь гибель. Как и остальных, если они ничего не сделают.
В гуще битвы время движется иначе. И то, что порой кажется вечностью, занимает лишь минуты. Хельвеген резко сменил тактику, резко ускоряя удары и двигаясь теперь только в одном направлении - к капитану корабля, осаждаемому ордой. Которому предстояло увидеть ответ на свой вопрос. Как только рыцарь оказался рядом, и рисковал ненароком задеть человека, вокруг капитана выросли стены из песка с небольшим проходом с палубы, в котором орудовал волк.
- Почему мы стоим на месте?! Преграды нет, а эти твари ползут со дна по якорной цепи и каким-то образом по обшивке палубы - снимай корабль и уводи нас отсюда пока мы не пошли все на корм этим отродьям! - Ему пришлось вдохнуть, чтобы говорить, и в нос снова ударила страшная вонь гнили и разложения, которую издавала орда. Для чувствительного носа волка это был страшный удар, учитывая их близость, и на мгновение в глазах помутнело. Руки продолжили делать то, что было вбито в мышечную память годами тренировок и боев, но в это мгновение ноги перестали отдавать свою силу. Вот, клинок застрял в грудной клетке, когда скорости не хватило, чтобы прорубить все кости от плеча до плеча. А орда все напирает.
Закаленный боями, волк перехватил лезвие второй рукой, резко выдирая застрявший клинок из гниющей плоти и отпрыгивая назад чтобы не подставиться под зубы, ногти и кости проклятых. Пускай он и был благословен Хилиатом, но это не делало его иммунным к Порче. Он очень надеялся сейчас на то, что Купер услышал его и уже вовсю готовился отправить свой корабль вниз по реке на всех парусах. Снова окруженный своей аурой тишины, он не слышал более ничего, полностью сосредоточенный на том, чтобы не пропустить мимо себя проклятых, и на поддержании стен из песка, которые ныне добавились к тем, что блокировали проходы вниз. Туда, где все еще тихо спала Джейн, на помощь которой волк готов был броситься при первом же отголоске потревоженного шагами песка...

Отредактировано Хельвеген (2021-11-02 01:55:10)

Удар. Замах. Удар. Замах. Шаг назад. Шаг в сторону. Удар по дуге. Удар. Удар. Потянуть рукоять на себя, сделать еще два шага назад. Заткнуть рукой кувшин с трещиной, из которого льется густое вино. Замах. Удар. С широко раскрытыми глазами, сцепленными губами и скрипящими мышцами. Как слаженный механизм, как поднимающиеся паруса, как звенья цепи, тянущие якорь. Раз за разом, пока на лице застыла маска, не выражающая ни гнева, ни страха.
Это было знакомое чувство, граничащее с забвением или опьянением. Разве что, когда он вливал в себя что-то горячительное, Томас чувствовал себя облачком. Или флагом, реющим на тихом полуденном ветре. В такие моменты он был легок, а мир вокруг него плыл вслед за ним, пока Том не встречался со стеной или полом или землей. Тогда все останавливалось. Сейчас же мир больше напоминал часы. Большие, даже не настенные, а гигантские, размером с башню, и с каждым ходом шестеренок в нем что-то происходило.
Замах. Удар. Замах.
Механизм мира отсчитывал шаги, в эти моменты Купер делал свой ход, застывая, планируя, делая следующий, стоило следующему зубчику шестерни попасть по нему. Без оглядки, без эмоций и без отвращения. Потому что так надо было. Просто так было надо, в этом была его работа, не более того. Потратить свое время, свои силы и свою кровь, чтобы кто-то жил  дальше. Это нормально, так все поступают.
Это нормально.
Замах. Удар. Шаг назад.
Вино из бока продолжает литься. Не капая на палубу словно ручей, но медленно пробиваясь сквозь пальцы, ласково облепляя их, будто мед. Собираясь по капелькам, плюхаясь на мокрое дерево. Шестеренка крутится, а Купер раз за разом, как рычажок механизма в маленьком солдатике из олова, стоящем под циферблатом гигантских часов, отбивается от механических мертвецов механическим топором.
Он был один. Один на шестеренке, ровно до того момента, пока в аккуратный строй олова и бронзы не ворвался комок черной шерсти, тут же заставивший Купера содрогнуться и сделать шаг назад, чувствуя, как на него падает океан. Толща воды, которую ощутить мог лишь он, изрядно запачкавший палубу тем, что должно было находиться в теле и сосудах. И эта толща валила его вниз.
Колени слегка согнулись. Спина сгорбилась.
Хелвеген говорил. Не сразу понял, что именно, но когда шестеренки перестали ходить со своей обычной скоростью, резко завертевшись и начав напоминать колеса телеги, в голове Тома будто что-то щелкнуло.
Левая рука уже онемела, держась за бок. Он не чувствовал ее, только то, что она держит его все еще, будто скрепляя порванное тело. Нужна была правая. Топор падает на палубу. Застревает лезвием в ней. Лили слышит тяжелый рык корабля, но в окружающем хаосе он тает.
Затем свист. И что-то происходит. Начинает происходить, стоит Куперу убрать изо рта два засунутых между губ пальца. Словно по реке, в течении которой плывут остатки разрушенной дамбы, в общей картине ужаса и живой мертвечины начинают прослеживаться те действия, что выступают на стороне порядка. Незаметные поначалу, они накапливаются, и вслед за трещащими канатами, оживляются паруса. Рулевое колесо само начинает разворачиваться, белая ткань парусов, поднятая ранее, опускается, тут же набираясь сил и ветрами, но вместо движения... Они стоят. Дергаются всего раз, подчиняясь удару стихии, гоняющей облака по небу, но резко встают.
Якорь.
Том выругивается. Молча. Про себя, чувствуя, что выплеснул слишком много крови за последнее время, из-за чего мир из механического постепенно превращался в месиво масляных красок, теряющих цвета. Заставляет моргать. Заставляет натянуть мышцы у рта, обнажая зубы, превращая бесстрастную маску в оскал от боли и ощущения теряющегося времени. Заставляет взглянуть на Джейн, оказавшуюся на той же воображаемой шестеренке, где теперь стояла большая часть обитателей Звездочки, с таким видом, будто она выплевывала не слова, но бессмысленную кашу. Он уже даже не слышал ее. Не слушал.
- Я в порядке, в порядке... - выдавливает из себя мужчина, наклоняясь и делая шаг назад. Останавливаясь.
А потом рычаг в его теле кто-то дергает. На себя. Стрела, оставшаяся в боку, сжимаемая между пальцев, оказывается вне тела. Вино льется из пробитого кувшина быстрее, обжигая стенки трещины, заставляя веки подняться, а губы растянуться. Еще один тихий рык, теперь уже от Купера.
Мир обретает краски. Резко, кидаясь ими в глаза, будто вспышки, заставляя зажмуриться, распахнуть глаза. Приток крови, новой и теперь не уходящей в никуда, идет к голове. Он поднимает ее. Смотрит по сторонам. Моргает. И дает себе ровно полсекунды на то, чтобы понять, что не так.
Сначала выругивается. Одним словом. Восклицанием. Потом упоминает массивную железную цепь и то, что на ее конце. "Якорь!"
В следующее же мгновение Томас бросается. Не в сторону палубы открытой, но вниз. К лестнице, к палубе нижней, скрываясь. Оставляя оружие. Бегая так, как не бегал уже давно, и, стоило ему скрыться на несколько секунд, раздается звон. Удар железа о железо. А затем всплеск воды, позвякивание цепи.
Звездочка трогается мгновенно, будто аркан, державший ее на месте, рвется. И, в целом, так и было. Судно, словно со своей волей, разворачивается к горизонту, медленно набирая скорость, освобожденная, но не освободившаяся до конца, сбрасывающая с себя полыхающие зеленые лепестки нежити и уходящая вперед. Пока ее капитан, без сил рухнувший на задницу и распластавшийся по деревянному полу, тяжело дышал.
И думал о том, что они теперь будут делать без якоря, оставленного на дне реки на радость мертвецам.
На то, чтобы подумать, у него было не так уж много времени.