the point of no return
[indent] Когда я отсюда выберусь, я вернусь и убью всех в этом доме.

[indent] Вишне хочется плакать, но она старается держаться. На неё давят стены, на неё давит собственная одежда, и тем более давят собственные мысли. Из комнаты, в которой её заперли, словно откачали весь воздух. Вернее, нет, не так. Воздух оставили, но сделали его сухим и каким-то жёстким, настолько неприятным, что дышать им не представлялось возможным. Вишне хочется плакать, но она закусывает правую щёку изнутри и предпринимает попытку коснуться окровавленного куска спины. К недавнему ожогу намертво прилипло что-то раздражающее, что некогда было красивым платьем. Ирисы. На нём были вышитые ирисы.

[indent] Она думала, что заказ будет простым. Очередному аристократу, третьему сыну без перспектив и даже без надежды на них, вдруг потребовалось пережить своих братьев. Так он ей сказал — красивый молодой человек в дорогом костюме. Возле его дома цвели ирисы, такие же, как на её платье. Они шутили, что это чудесное совпадение, которое обязательно принесёт им удачу. Им, как оказалось, не значит, что и ей тоже.

[indent] Порошок, который ей дали, пах пылью и аптекой, но не ромашкой и лавандой, не дёгтем и касторкой — чем-то, что только маскировалось под естественность, хотя Вишне и казалось, что она видит в нём крупинки, отдалённо напоминающие крылья бабочек. Тогда это казалось там забавным, таким смешным. Вы просто веселитесь с приятными людьми, потому что хозяин хочет отпраздновать свою будущую власть и побыть хорошим мальчиком. Вот тебе вино, вот красное сладкое мясо, а вот кулёк с голубой субстанцией, проглоти щепотку, не запивай.

[indent] Чем бы ни была эта дрянь, она делала её сильнее. Вишна вдруг ощутила такой прилив силы... Она вдруг почувствовала себя как там, в Пустоте, за границей этого гадкого человеческого мирка. Вишна кожей чувствовала каждое желание, каждое стремление людей вокруг, она знала, что, будь у неё достаточно пространство, она единолично бы принесла царство Отца в эту несуразную вселенную. Но вот проблема — эффект оказался недолгим, а она в «благодарность», — мерзкие лицемеры, — успела сотворить им и злато из воздуха, и искривить время, и, кажется, поднять из мёртвых пару-тройку любимых щенят.

[indent] Ломка была безжалостна как удар кувалдой по затылку. Сказать, что Вишне было погано — ничего не сказать, а уж насколько поганой оказалась публика, с которой она связалась... словами не описать. Начать хотя бы с того, что не был заказчик никаким наследником, так, мелкий авантюрист, но, к несчастью, очень жестокий и испорченный.

[indent] Вишна касается пальцами окровавленного куска спины. Под некогда лиловой тканью расплывается кровавый цветок — кому-то из них показалось забавным поставить на полубессознательной демонице метку банды. Лилия? Роза? Ирис? Она уже не в том состоянии, чтобы запоминать и уж тем более вспоминать. Больно и тошно было настолько, что им пришлось посылать за лекарем.

[indent] — Иначе тварь загнётся, — так кто-то из них сказал. Видимо, голубой порошок кончился, потому что давать они его ей перестали ещё вчера днём. Может быть, опасались, что вошедшая в силу ведьма сможет обрести свободу воли и сотворит с ними что-то похуже, чем они с ней.

[indent] Она сидит в самом холодном углу комнаты и смотрит в окно на дорогу. Ей хочется прижаться спиной, да что там — всем существом, — к холодному стеклу, чтобы это прекратилось. Чтобы в её голове перестало что-то вспыхивать и рассыпаться голубой пылью с вкраплениями крыла бабочки. За окном ничего не происходит — только ветер шевелит пышные кусты и вдоль дороги бежит, прихрамывая, побитая кошка. Вишна касается лбом стекла и шипит, потому что, кажется, тело от этого не в восторге. Но это не самое страшное.

[indent] Гораздо страшнее то, что она хочет ещё этой дряни, которая окрашивает уголки её губ в странный полутрупный цвет. Эта дрянь возвращает её в первозданное состояние, даёт ей силу, о которой она могла только мечтать. И это было прекрасно. Но вот проблема — кажется, это её убивает, иначе происходящего с собой Вишна описать не могла.

[indent] Она сползает по стене и тяжело дышит, опустив голову. На мгновение ей показалось, что посыльный вернулся из города не один.

Laura’s murder

[indent] Она никогда не надеялась на чью-нибудь милость. Так уж устроен мир — все только берут, берут и берут, только изредка давая что-то взамен. Все обманывают всех, все стараются извлечь выгоду. Поэтому как уж тут верить в сказки про то, что явится эпический герой и всё исправит? Спасёт деву из башни, победит дракона, достанет золотой шар со дна колодца. Всё это сказки, в которые верят только маленькие глупые янтарные девочки. Никакой спаситель не придёт, со всеми ужасами и опасностями этого мира ты сражаешься в одиночку. Вишна приучила себя к одиночеству ещё там, по ту сторону Пустоты. Рано или поздно братья и сёстры уйдут. Рано или поздно она даже может стать ненужной Отцу. В конечном итоге останется только она одна. Эдельвейс, которого она долгое, слишком долгое время, считала своей неотделимой половиной, тоже её оставил, одним из последних, но всё же. Может быть, останься он подле неё, она бы верила, что вот сейчас откроются двери и войдёт он, как всегда прекрасный, сильный и гордый. Может быть, он бы спас её и покарал всех, кто посмел к ней прикоснуться. Может быть, прямо сейчас, где-то очень далеко отсюда, чувствует, как ломается её не самое хрупкое демоническое тело. Слишком много «может». Факт остаётся фактом — она снова осталась одна, брошенный ребёнок, кукла, с которой наигрались и бросили смотреть фарфоровыми глазами куда-то в небо.

[indent] Сухой жар выворачивает кости, гнёт в дугу нервы, заставляет кровь бурлить, словно лужа в ливень. Открытая рана на спине кажется провалом в небытие, а не частью родного сильного тела. Вишне хочется выть и грызть стены, но она отчего-то держится, потому что, если её воспалённое сознание её не подводит (что вряд ли), ей чудятся шаги. В мире грёз посреди агонии они кажутся ей тяжёлыми и неукротимыми, словно набат.

[indent] Когда она возвращается в реальность, комната уже пахнет палёными волосами, болью и мясом. Один из её мучителей плавится и стекает на пол, а над всем этим кошмаром возвышается вовсе не её идеальный брат. Вернее, брат, но не тот. Брат с лицом охотника, охотник, который несёт в себе брата. Ей не до того, чтобы разбираться в их дуализме — человеческие крики и топот рвут её голову на куски. Ей хочется, чтобы всё это прекратилось, ей хочется ещё порошка — чтобы закончить всё самой.

[indent] — Терри, — говорит она, сама не зная почему и уже не вполне себя осознавая, — помоги.

[indent] Она хотела бы сказать что-то пафосное. Что-то о том, что вернётся сюда сама и не оставит от этого места камня на камне, что заставит каждого урода, который тронул её, выблевать свои внутренности. Но в горле сухо и мерзко, слова не хотят лезть наружу. Она обращается к Терренсу не потому, что он может остановить брата — как будто кто-то может остановить Вестника, — а потому, что он лекарь. Он проделывал с ней эти свои штуки, когда она запнулась и упала, чтобы посозерцать полную жизни травку между яблонями. В тот день небо было голубым, как тот порошок, который она сейчас так жаждет получить. Голубое как вены на её тонких и слабых руках.

[indent] Вишня — ужасная эгоистка, которой плевать на то, что хочет Вестник. В данный конкретный момент ей, о ужас, даже плевать на то, что хочет их великий Отец. Ей нужна помощь, потому что её, свет раздери, ужасно ломает. Из чего бы ни была сделана эта дрянь, без неё теперь хочется просто перестать существовать. А ещё Вишне страшно. Вишне страшно до одури, потому что она может буквально ощутить свою смерть. Ей кажется, что она наваливается со всех сторон, что тот узкий пятачок мироздания, который она в состоянии удержать в фокусе, чернеет и плесневеет по краям. Ей нечем дышать, у неё трясутся руки. А единственное родное существо, которое видит её непосредственные страдания, больше занято тем, что причиняет страдания кому-то ещё.

[indent] Больно глазам. Больно спине. Больно осознавать, что возможность помочь ей в иерархии важных вещей её брата находится ниже, чем массовое убийство людишек. Эта мысль вспыхивает и сразу гаснет, потому что всё существо Вишны занято борьбой с наркотиком.

[indent] Но и оно не железное. Вишна закрывает глаза.

[indent] Почему мне может быть так больно?

И вас, красавица, и вас коснётся тленье,
И вы сгниёте до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
[indent] В какой-то момент боль просто ушла. Она оставила тело демоницы как неверный супруг или мошенник, прихватив с собой способность к самосознанию и желание смотреть на мир вокруг. В тот момент Вишна порадовалась, что всё закончилось, даже если она умирает. В конце-то концов, смерть — это не худшее, что может с ней случиться. В конце-то концов, смерть, может быть, означает возвращение в Пустоту. Может быть, там её ждёт Отец. Может быть, там её ждёт Тёрн и остальные ушедшие. Может быть, там их семья соединится вновь, и все эти мелкие несчастья вроде расставания с Эдельвейсом перестанут быть такими уж значимыми. Что вообще может остаться значимым, если ты мертва? Возможно, мертва не окончательно и бесповоротно, но всё же. Наверное, ни по эту, ни по ту сторону Пустоты нет таких вещей. Если Вишне и было страшно, то совсем чуть-чуть.

[indent] Последнее, что она помнит — это отсвет пламени на щеке... Вестника? Терренса? Как же с людьми сложно. Как же с демонами сложно. Потом она наверняка будет задаваться вопросом о том, кто из них додумался до того, чтобы вернуться за ней. У Вестника, захватившего контроль над телом, был миллион (или сколько там еретиков на Янтаре?) причин не обращать внимания на умирающую сестру. У Терренса, который этот контроль, кажется, вернул себе, было не меньше причин бросить ещё одно создание Пожирателя гореть заживо. В конце-то концов, если без лишней патетики, Вишна была и останется демоном. её не переделать, не перекроить и не пересобрать заново. Кто-то из них в конечном итоге победил, и, сказать по правде, отношение у Вишны к этому было категорически неоднозначное.

[indent] Снятся ли демонам сны? Что они видят, когда закрывают глаза? Бесконечное величие чертогов Пожирателя или какой-нибудь идиллический бережок реки, на котором они каким-то чудом умудрились провести приятный денёк? Может быть, демонам снятся сражения и души? Может быть, им снится идеальная семья?

[indent] Так или иначе, Вишне снилось, что она тонет. Прилив заставал её то на берегу моря звёзд по ту сторону завесы, то на песчаном тафадском взморье, то на севере, в уже почти родном калландорском порту. Так или иначе, каждый раз она тонула. Голубая, серая, зелёная или даже абсолютно чёрная волна снова и снова накатывала на неё, утаскивая на дно в компанию к уродливым рыбам и скелетам моряков. Иногда она тонула в болоте. Липкая грязь засасывала её, забивала рот и уши, не давала двигаться, а потом пожирала совсем. Это было самое жуткое. Почти. На самом деле, самой жуткой была невозможность проснуться. Все эти волны, отливы и илистое дно можно было пережить, равно как и мерзкое ощущение водорослей, обвивающихся вокруг шеи, но вот невозможность вернуться в мир реальный... Это было неприятно. Вишна словно заблудилась в каком-то уродливом аналоге чистилища, о котором читала в излишне прогрессивных книгах. Впрочем, были в этом и свои плюсы — когда очередной поток угрожал переломать ей все кости, всё остальное становилось неважным. Ломота в теле, сухость во рту, ощущение какой-то гнили под лопатками и жжение то там, то сям, — вся эта дрянь становилась ненужной, потому что главной проблемой становилась необходимость очистить лёгкие от лишней воды, отдающей солью и отчего-то тем голубым порошком.

[indent] От воспоминаний о той дряни во рту становится сухо, несмотря на постоянные сны о воде. От воспоминаний кончики пальцев пульсируют, напоминая о силе, которая на короткое время в них поселялась. Это было мучительно, чувствовать себя опустошённой, и знать, что раньше она могла ворочать горами и сокрушать армии мановением кисти. Может быть, именно это гадкое ощущение и заставило её открыть глаза. Может быть, что-то другое.

[indent] Вишна попыталась опереться обо что-то локтем и приподнять голову. Та ответила неприятным гулом. Пришлось опуститься обратно. Сказать по правде, хотелось обратно под воду, потому что в этой реальности больно было даже глубоко дышать.

[indent] — Что за... — одно было понятно — она жива. Значит, Отец не захотел возвращения любимой дочери домой и отмерил ей ещё какое-то количество янтарных мучений. Ну, что же. Имеем что имеем, это ведь часто повторяет Вишна? Но есть ещё кое-что.

[indent] — Спасибо, Терри, — если не обманывать себя, то догадаться не так уж и сложно.

Johnny Cash — Hurt
[indent] Травили — так говорит, невольно, должно быть, напоминая ей о силе, которая ушла. Она хотела бы посмеяться, но есть проблема — надо пить, сглатывая противную тёплую воду, которая, о ужас!, заставляет чувствовать себя не грудой сухих костей, а живым существом. Не человеком, увольте.

[indent] Травили — так он говорит, и, о Пожиратель, нынешняя Вишна готова была бы с ним поспорить. Впрочем, спина не так болит, поэтому ей, пожалуй что грех жаловаться. Интересно, Терренсу обязательно быть с ней таким грубым? Практически всё, если так подумать, что он сказал ей с первой встречи, было либо подколкой, либо обвинениями, либо упрёками. Плохая Вишна думает о себе. Плохая Вишна подставляет людей. Плохая Вишна демон. Эгоистка, никчёмная, не умеет слушать. Наверняка было что-то ещё, но голову напрягать уже скорее просто неприятно, нежели больно. Терренс ведь составил о ней какое-то своё мнение и решил, что отныне это создание недостойно чего-то кроме уничтожающих взглядов и постоянных нотаций. Это сейчас не важно, но она помнит, как это раздражает — помнит, как неприятно было снова и снова возвращаться мыслями в эту несчастную бальную залу и прокручивать его слова в голове. За что? Вопрос есть, ответ один — просто потому, что она демон. Славно.

[indent] — Плохо выглядишь, — честно осушив кружку заявляет она, — собой бы занялся.

[indent] Вишна не может исполнять свои желания, а может ли Терренс лечить себя? Должно быть, иначе хрупкий смешной человечек наверняка бы уже умер в жестокой круговерти Янтаря. С наступлением более пристойного самочувствия возвращается ломка. Она словно бы и не проходила вовсе, так, деликатно покашливала, напоминая о себе, где-то на границах сознания. Вишна, кое-как оперевшись ладонями об постель, сдвигается повыше и опирается уже здоровой спиной об изголовье кровати. Зажмуривается, трёт запястьем глаза до тех пор, пока под веками не начинается яркая цветная круговерть из искорок и крыльев бабочек. Голубые крылья бабочек. У демоницы словно разом заныли все зубы — так изменилось выражение её лица. Наверное, добудь она ещё немного голубого порошка, боль бы ушла. И вернулась сила. Она бы снова повелевала жизнью и смертью, снова бы творила материю из ничего, снова бы чувствовала себя всемогущей. Что вообще может быть лучше этого? И что же мы имеем вместо? Смешного человечка, который по поводу и без осыпает её обидными словами, каждый раз устраивая выволочку как нашкодившему ребёнку. Он, конечно, её спас. Должно быть, затем, чтобы продолжить вербально унижать самостоятельно. Да уж, достойная цена за спасение демонической жизни.

[indent] Вишна недовольно морщится, потому что суставы, кажется, зажили какой-то своей жизнью — они словно пытались повернуться на надлежащих им местах вокруг своей оси. Приятного мало, а вкупе с раскалывающейся головой и мучительным желанием всё это прекратить путём новой дозы — полный кошмар. Вишна смотрит на свои колени и пытается дышать носом. Спокойно, всё хорошо, ты жива, всё в порядке. Вдох, выдох, ещё вдох. Не происходит, в конце-то концов, ничего такого, с чем бы ты не справилась. Или... Или. Чувствовать себя развалиной — просто отвратительно. А решение такое простое, такое доступное. Но что делать, если тот дом с ирисами сгорел окончательно и бесповоротно? Это более чем вероятно, потому что этот дурак-простак, который не скупится для неё разве что на обидные слова, его поджёг. Глупо рассчитывать, что там уцелело хоть что-нибудь. От этой мысли Вишну замутило. Выходит, источник голубого порошка, названия которого она даже не знает, утерян для неё практически безвозвратно. Вишну эта мысль злит. Ну неужели и её драгоценный брат и его горе-оболочка не могли обойтись без того, чтобы устраивать огненную потеху с угрозой для жизни и здоровья? Ну неужели это было так важно?

[indent] — Ты запомнил, где этот дом? — сухо выдыхает демоница, глядя куда угодно, но не на этого раздражающего придурка, который всегда мастерски пропускал мимо ушей её благодарности, комплименты и уж тем более игнорировал попытки понравиться, — мне там кое-что нужно.

[indent] Говорить получается отрывистыми фразами, а смотреть на Терренса не получается вовсе — она боится, что перестанет быть такой уж благодарной, если опять увидит эту постную мину с выражением вселенской усталости и осуждения. Она всегда будет для него отродьем, виновным во всех грехах, сколько не старайся. Таков уж круг жизни, который, видимо, не изменить. Но вот уж что точно может поменяться, так это состояние её здоровья, если она добудет себе ту дрянь.

Yann Tiersen — La Valse D’Amélie

[indent] — Врун, — говорит Вишна, которая, пусть и не великая волшебница, всё же не лишена определённой чувствительности. Чем лучше ей становится, тем меньше боль отвлекает её от всего остального. Даже сейчас Терренс её лечит, несмотря на то, что сам целитель — бледный как бумага, а выражением лица можно пугать детей. Да, чтобы это выяснить, пришлось отвлечься от созерцания обстановки и перевести взгляд на него. Сначала на его руку, потом — на плечо и лицо. Люди ни в чём не знают меры, да?

[indent] — Перестань, само заживёт, мне не нужен тут твой труп, — она становится ворчливой, но отодвигается, чтобы освободить Терренсу чуть больше пространства. В конце-то концов, это она тут практически бессмертная тварь, которую произвёл на свет Великий Отец за границами понимания этого мира. Да, ей всё ещё откровенно погано, и, как подсказывает опыт, будет погано ещё очень и очень долго. Но если Вишна что-то и знает точно, так это то, что убить её — не такая уж простая задача.

[indent] Справедливое замечание о том, что дом, скорее всего, выгорел со всем содержимым, Вишну удручает. Значит, как только ей станет лучше (а станет ли?) придётся начинать поиски в городе. Спрашивать, давить, привлекать своё влияние, чтобы узнать где же, чёрт подери, добыть эту проклятую голубую пыль. Не могли же они сотворить её из ничего. У всего в мире Янтаря есть причина и следствие, есть источник и есть конец. Вишна начинает улавливать логику смертных, но лучше и легче ей от этого не становится. Сказать по-правде, люди ей не нравятся. Особенно сейчас. С чего бы ей, чуть не сгоревшей и не замученной, любить этих несуразных, жадных и глупых созданий? С чего бы ей любить тех, кто обманывал её, травил, мучил (ребята в особняке — не первые) и заставлял совершать низости, о которых она и помыслить, в общем-то не могла?

[indent] Терренс садится рядом. От него пахнет усталостью и гарью, он всё ещё упорно держит её плечо, перекачивая в неё своё колдовство. Вишне кажется, что она может ощутить, как оно разбегается по ногам и рукам, исправляя её и приводя в гармонию. Не самое приятное ощущение, особенно учитывая какой ад творится у неё в голове из-за пост-эффекта наркотика. Словно сотни суетливых пчёл скребут своими мерзкими крошечными лапками по её коже. Вишне вдруг захотелось сбросить эту его руку, чтобы эти гадкие воображаемые пчёлы перестали её раздражать. Но Вишна терпит, потому что терпеть она умеет в совершенстве. Вместо этого она сползает пониже, возвращая голову на подушку. Так проще переживать гул и неприятную пульсацию, начинающуюся в левой глазнице и венцом опоясывающую голову.

[indent] — Не знаю, — рассеянно отвечает демоница на ремарку про внешний вид. Места не так уж много, поэтому её голова так или иначе оказывается на его плече. Где-то в мировой истории должна существовать стереотипная сцена братания с врагом — вот, пожалуйста, заносите в анналы истории для потомков. Сейчас Вишне, впрочем, всё равно, потому что какая уже разница — капризное мироздание решило, что не только с Вестником, но и с Терренсом она будет встречаться больше, чем планировала. Она закрывает глаза и видит голубых бабочек, которые парят в темноте. Мириады прелестных созданий хаотично кружатся, а с их крылышек сыплется голубая светящаяся пыль. Интересно, где они водятся? Вишна это выяснит, но чуть позже. Когда отдохнёт и наберётся сил. Когда и если всё придёт в норму. Почему? Да потому, что порошка хочется всё так же нестерпимо, но благодаря стараниям горе-целителя от этого можно отвлечься. Отложить ненадолго, взять паузу. Вряд ли, впрочем, это уйдёт из неё совсем, уж больно заманчивое могущество дарили эти чёртовы голубые бабочки.

[indent] — Забавно. Мне казалось, ты от меня не в восторге, — усмехается Вишна, так и не открывая глаз.

Rebirthing

[indent] Вишна не была злой. Не была жестокой или что-то вроде того. Она была просто Вишной, которая любит тёплую погоду, пирожные и голубой цвет. Вишной, которая любила семью, любила своё дело и свой дом. Она умела и умеет быть благодарной, умеет быть ласковой и милосердной, только дайте повод. Надо ли говорить, что мир, с его яблоневыми садами, театрами, стихами и всем таким, не был сказочным приятным местом? Что, как не Янтарь, сделал её... такой? Хотя «такой» — это какой? Что она, по сути, сделала не так, в чём провинились? Есть существа и похуже, но отовсюду ей, Вишне, вечно твердили, что она — уродство, отродье, тварь. Те немногие, кого она любила, в конечном итоге отворачивались от неё, что тоже не способствовало становлению приятного благочестивого нрава. Знаете как говорят — назовите человека дураком сто раз, и на сто первый он отупеет. Иногда демонице кажется, что с ней произошло именно это. Все хотели видеть в ней ту самую инфернальную тварь, демоническое оружие. шлюху, обманщицу — и она стала такой. Так кого же в этом винить?

[indent] — Понимаю, — выдыхает демоница, нашедшая-таки удобное положение, в котором тело не скручивало такой уж мерзкой болью, — можешь не объяснять.

[indent] А потом он спрашивает то, о чём она старается не думать. Она хочет, чтобы время можно было отмотать назад, как ленточку или свиток, чтобы этот вопрос не был задан. Она хоронит в себе воспоминания, мечтает, чтобы они никогда не поднялись на поверхность. Она хоронит в себе негативные мысли, наполняет ими воображаемые кувшины и закапывает их в песок, чтобы они не смели отравлять ей и без того достаточно гадкое существование. Но Терренс решил, что вопрос должен быть задан, а сказанного, как известно, не воротишь.

[indent] Воспоминания обрушиваются на неё как лавина. Её личные монстры словно того и ждали — чтобы кто-то открыл клетку и выпустил голодных зверей на волю. Она вспоминает светлые пряди волос своего любимого брата, который так красиво говорил, который обещал бросить к её ногам не только этот мир, но и все последующие. Эдельвейс был ей так дорог, она-то, наивная, действительно думала, что он — лучшая её часть, более смелая, более гордая. Надо ли говорить, как она себя чувствовала, когда он в очередной раз исчез, пообещав остаться с ней? Сколько горя он причинил ей этим предательством, сколько слёз она выплакала, очень по-человечески топя лицо в подушке. Воспоминание о брате отдаётся новой порцией боли в висках. Вкупе с и без того не самой здоровой головой это производит эффект разорвавшейся бомбы — Вишна до боли зажмуривается, чувствуя комок в горле — спусковой крючок для эмоций дёрнули успешно, выстрелило как надо.

[indent] — Да, — говорит она, прижимаясь лбом к тёплому плечу целителя, — сказать по-честному, это со мной постоянно.

[indent] Не врёт. Она постоянно и безоговорочно одинока. Снова и снова её бросали, как испорченную куклу, с которой наигрался капризный ребёнок — сломанные ручки, закатившиеся глаза. Дель, сёстры — все исчезали, как только получали от неё что-то, что им было нужно. Вишна постоянно чувствует себя только инструментом, которым можно воспользоваться, но который можно бросить в любой момент. Ничего такого особенно ценного, ничего невосполнимого. Вишна неожиданно даже для себя всхлипывает. Ей так обидно. Ей так одиноко. Как так вышло, что единственный, кто действительно готов был спасти её, и спас, — это бывший охотник на демонов? Как так вышло, что сиятельная и восхитительная Вишна снова и снова остаётся одна, без надежды на что-то хорошее и светлое? Она что, обречена на веки вечные, на всю свою бесконечность, оставаться позади сильных и смелых, которые уходят куда-то вперёд? Ей так страшно. Ей действительно одиноко. Она чувствует себя слабой и сломанной, сейчас в ней нет ничего от той грандиозной наглой девчонки, к ногам которой падали лорды и герцоги.

[indent] — Это обидно, — говорит она, сглатывая слёзы, которые никто не звал. Несокрушимая Вишна (одинокая грустная девочка) сжимается в безысходный комок. Да пошло оно всё.

The blood is rare and sweet as cherry wine
[indent] У Вишны была целая вечность на то, чтобы жалеть себя. Она могла бы снова и снова повторять, что всё плохо и бесполезно, что мир вокруг – ужасное место, и что ей бы лучше было бы оставаться подле отца. Быть хорошей послушной девочкой, которая бы не знала тревог и забот. Там, в Пустоте, не было  таких проблем. Придворные интриги были лишены смысла, всё было строго регламентировано и выстроено во вполне понятную иерархию. Там она могла сколько угодно считать себя принцессой из высокой башни, которая слишком хороша для мирских проблем и страстей. Там и страстей-то толком не было. Но здесь, в Янтаре, всё иначе.

[indent] За столетие здесь она успела столько всего испытать и пережить – от безоговорочной дурной радости, до затяжных периодов апатии, в которые хотелось грызть стены. Попроси Отец её вернуться, помани пальцем, подай он хоть какой-то знак пару лет назад  – и она бы пешком прошла весь Янтарь, лишь бы вернуться обратно в спокойное умиротворённое небытие. Но, к несчастью, этот мир и все его обитатели что-то в ней изменили, сломали или перековали заново – колосс разберёт. Теперь она не хочет. Вишна знает, что она может устроить, если вдруг захочет. Вишна знает, что, несмотря ни на что (слабые руки, мало магии, незавидное происхождение), она может перевернуть всё здесь с ног на голову. Что и в этой гнилой реальности для неё найдётся уголок, где Вишну будут ждать. Она, в конце-то концов, бессмертный демон, и, в сущности, не самый плохой, пусть некоторые так и не считают. До них ей дела нет. 

[indent] Она может сколько угодно ныть пестовать свою боль – ах, меня бросил любимый брат, как обидно! Ох, меня считают злом во плоти, какое горе! Ай, все сильнее, чем я, вот досада! Ой, люди меня не понимают, какая жалость! Но у неё всегда будет она сама – с её гибким разумом и умением заводить знакомства. У неё будут близкие, пусть не всегда, но будут. Как-нибудь всё устроится, как-нибудь проживём.

[indent] Вишна открывает глаза. Переводит взгляд на Терренса, который приобнял её, считай что из последних сил. Вишна улыбается, пусть ей и больно, а спину всё ещё неприятно пощипывает. Это всё ерунда. Пока она может вот так влиять на кого-то – разве всё её надуманные страдания так уж важны?

[indent] – Всё будет хорошо, – говорит она, словно успокаивая плачущего ребёнка. Или себя, какая, в сущности, разница, – всё пройдёт.

[indent] Вряд ли Терренс в это поверит, потому что ему, если так подумать, хуже чем ей – проблемы с Вестником, проблемы с законом, проблемы со своими, проблемы с чужими. У Вишны хотя бы семья есть, хотя бы кому-то до неё есть дело. если не брать в расчёт то, что тот же Вестник бросил её умирать. Был ли кто-то у Терренса? Она не знает, да и важно ли это, если сейчас у него есть хотя бы подобие сестры, о которой он не просил? Важно только то, что происходит здесь и сейчас, важно, что исправить уже никак невозможно, потому что оно – едва уловимый момент близости, который уже никогда не повторится.

[indent] Вишна обнимает Терренса, стараясь случайно не задеть его раны. Измажется в копоти? Ладно. Он опять посмотрит на неё как на мерзкую лягушку из пруда или что похуже? Хорошо, она привыкла. Это тоже, в сущности, не очень важно. Хотят они оба того или нет, у них есть что-то общее кроме Вестника – какая-то совместная история, о которой никто не просил, но которая появилась сама собой. Вишна шумно выдыхает, уже начинаясь смущаться этого момента сентиментальной нежности бог весть к кому – в конце-то концов, это всё тот же Терри, автор пригоршни обидных слов, которые её так задели, пусть она и не признаётся.

[indent] – Но выглядим мы, конечно, ужасно, – она глухо и как-то мелко смеётся, словно боясь, что если двинется лишний раз, боль вернётся. Впрочем, она и так тут, просто уже не такая острая и раздражающая, – ты хуже.

Florence + The Machine — Stand By Me

[indent] Самое страшное, что сейчас она чувствовала себя абсолютно спокойно. Ну да, просидела три дня взаперти, ну да, на спине было клеймо. Ну так что же? Жизнь не прекращается, миры не рассыпаются в прах от того, что ей-де пару дней было нехорошо. В мире всем нехорошо, а кому хорошо — тот, скорее всего, круглый дурак. Сейчас-то ведь всё хорошо? Самое страшное, что она вдруг поняла — она ему доверяет, и вышло это так легко, словно бы так и задумывалось. Вишне нравилось воображать себя этаким зверьком, которого надо приручить, укротить и приучить к рукам, чтобы она постепенно, шажок за шажком, начала кому-то верить. С Терренсом получилось абсолютно по-дурацки. Он сразу, с первых минут знакомства, знал её секрет и ничего с ним не сделал. Из-за Вестника? Потому что честный человек? Так или иначе, охотник, зная и истинное имя, и место обитания, просто где-то существовал, словно Вишна — это не демон, а так, сельская девчонка, взбалмошная и громкая. Он относился к ней, если подумать, как к живому человеку — у которого заболит коленка, если он упадёт, который может грустить и не хотеть делать миллион разных вещей. Как к человеку, а не как к посоху волшебника или магической шкатулке, из которых фокусники достают невесть что. Это нужно было ценить, но Вишна это Вишна.

[indent] Боязливая одинокая девочка, которую бросали и обманывали. Гордая девочка, которую заставляли делать ужасные вещи. Хитрая злая девочка, которая хотела, чтобы семья её любила. У Вишны всё и всегда идеально, но если так разобраться, — то и наперекосяк тоже, в этом есть что-то философское, что сейчас абсолютно не к месту. У неё, в конце-то концов, всё ещё болят ноги, потому что она-то босая, болит спина — клеймо, вот что это было, болит голова — потому что слишком много проблем на одну несчастную демоницу. Но и это не к месту. Почему? Да потому что ей, о боги, удивительно спокойно лежится рядом с человеком, который раньше убивал демонов. Её любимых сестрёнок и братиков. У которого в голове заперт Вестник. Как всё сложно.

[indent] — Нам нужно поспать, — красноречивая Вишна, болтливая Вишна, разговорчивая Вишна не находится что сказать. Только взгляд отводит, но не отодвигается — делает вид, что не в силах. Кольцо рук становится немного крепче, потому что демоница сжимает в пальцах рубаху Терренса. Так, для спокойствия и чтобы убедить себя в том, что всё это — реальность, а она не агонизирует по дороге на ту сторону. Вот было бы забавно! Интересно, засмеёт ли её семья, если она когда-нибудь решится рассказать кому-нибудь об этой ночи? Опять ведь начнётся — слабачка Вишна, мы же говорили. Она так зависит от чужого мнения, что это даже смешно. Ей так нужно хоть чьё-нибудь одобрение, что она наизнанку вывернуться готова, лишь бы её похвалили. Было ли это следствием нерастраченной любви, которую приходилось прятать ото всех? Было ли это просто чертой характера, которая ни к чему не ведёт и ниоткуда не берётся? Да какая разница.

[indent] — Ты устал, — она вдруг понимает, что вот уже пару минут гладит Терренса по спине, ласково и как будто бы успокаивающе. Двигаются только кисти рук да пальцы, поэтому движение не приносит дискомфорта, напротив — как будто бы успокаивает. Руки снова замирают, потому что, должно быть, как-то нехорошо, и что на всё это скажет тот же Вестник. Вестник. Вишна вдруг хмурится — вот уж кому потом предстоит серьёзный разговор. Но всё это будет потом. Сейчас ей не хочется не то что серьёзных разговоров — ей не хочется шевелиться, чтобы случайно не нарушить хрупкую гармонию, случайно воцарившуюся между ними. Это вдруг становится иррационально-важным. Ей не хочется ничего обсуждать, не хочется выяснять отношения. Хватит и того, что ей тепло и спокойно. Может, того же хватит и Терренсу. Успеют же они отрыть топор войны, если он вдруг понадобится? Это куда как легче, чем искать хрупкий баланс понимания и внимания друг к другу.

[indent] Вишна поднимает глаза и улыбается уголками губ, так и не размыкая объятий.

[indent] — Может, утром будет не так противно, а?

And I’m sorry young man, I cannot be your friend
I don’t believe in a fairytale end
I don’t keep my head up all of the time
I find it dull when my heart meets my mind

[indent] Вишне, вообще-то, не нужно спать — она-то бессмертная тварь, которая всё делает только ради своего удовольствия и собственного комфорта. Вишна — идеальная эгоистка, котораяя пользуется возможностью взять паузу, чтобы всё хорошенько обдумать. У неё в жизни всё и всегда идёт по какому-то странному пути, но этот виток сюжета — совсем уж из ряда вон.

[indent] Всё смешалось в доме имени страдающих демонов — наркотики, охотники, братья, сёстры, крылья бабочек, желание позаботиться, желание больше никогда не встречаться. Казалось бы, мир большой, бегай друг от друга — не хочу. Но снова и снова судьба сталкивает Вишну и Терри лбами, снова и снова они вынуждены принимать какие-то решения относительно друг друга. Это тяжело, если честно. Вишна отлично помнит, какую бурю эмоций у неё вызвал тот злосчастный приём. Ей хотелось, чтобы Терри ревновал. Ей хотелось, чтобы Терри заткнулся. Ей хотелось танцевать, хотелось бегать и смеяться, хотелось спорить и дать ему пощёчину — и всё это без учёта Вестника. Слишком сложно, но как-то одновременно с этим слишком легко, потому что они друг другу так, никто, два недоразумения.

[indent] Это трогательное недоразумение засыпает, держа её в объятиях. Вишна в какой-то момент притворяется спящей, чтобы не вызывать лишних вопросов — пусть Терри пока обойдётся без некоторых знаний о демонической природе. Это недоразумение засыпает — и напряжённая складка между его бровями расправляется, дыхание становится спокойным и медленным. Вишна, повинуясь внезапному порыву, подаётся ближе и целует целителя между бровей. Об этом ему лучше не знать, потому что не надо усложнять. Им обоим хватает трудностей в понимании друг друга, незачем заходить на новый виток, когда со старым всё ещё не до конца понятно.

[indent] Вишна закрывает глаза. Поспать, на самом деле, не такая уж плохая идея, но для начала нужно немного успокоиться и подумать, а что дальше? Дальше — не в смысле с Терренсом, дальше — в смысле в сложившейся ситуации. Ей нужно узнать, кто делает наркотик и что это вообще такое. Ей нужно наконец перестать жалеть себя и вернуться, пожалуй что, к нормальному демоническому существованию — смерти и души, контракты и сделки. Да, её жизнь изменилась, да, она многим хуже, чем другие демоны — ну так что же? Всё, что у неё есть, — это она сама. Это уже немало. Она не сможет вечно на кого-то полагаться. Все уходят или ломаются, ну так какой смысл? Эдельвейс... хватит Эдельвейса, она больше не половина одного с ним существа. А кому-то вроде Терренса опасно находиться в её окружении. Вот что с ними происходит, если слишком часто крутиться подле её персоны. Вот тот же Терренс — спас её, и что? Он сам едва выжил. Нет уж, хватит.

[indent] Тем не менее, она лицемерит. Будь она такой сильной и решительной, никогда бы не позволила в первую очередь себе лежать вот так. Можно сколько угодно думать, что тебе не нужна помощь, но пока ты лежишь и нежишься в окружении чужого тепла, пригревшись словно уличная кошка, — ты лжёшь себе. Она лицемерит и не уходит, обнимая охотника и время от времени оглаживая его спину, когда Терренс вздрагивает во сне.

[indent] Через добрых три часа раздумий она закрывает глаза. Всё же поспать было бы неплохо хотя бы для того, чтобы перестать себя накручивать. Вишна поворачивается спиной, не разрывая объятий, сворачивается в клубок и закрывает глаза. Утром, наверное, у неё хватит решимости, чтобы всё это сломать и испортить. Ей ведь не нужно, чтобы Терренс в очередной раз (она, кстати, не сомневается, что они встретятся) влез в какую-нибудь сомнительную авантюру, которая обязательно закрутится вокруг неё. У него хватает проблем и без неё. Утром она всё испортит, но пока что можно остаться в постели, чувствуя чужое дыхание у себя на затылке.

[indent] Вишна уговаривает себя заснуть. Завтра всё будет по-другому, но им обоим это понравится.

aurora — home
[indent] Дождь начался после полуночи и продолжался до самого рассвета. Изредка сквозь сон до Вишны доносились последние грозовые раскаты этой осени — они ревели где-то вдалеке, словно отголоски того злосчастного пожара, тревожили, но не будили окончательно. Во сне не было ничего — не было даже пустоты. Вишна просто слышала своё и чужое дыхание, чувствовала, как изредка объятия то становятся крепче, то ослабляются в такт каким-то внутренним переживаниям Терренса. Спать с кем-то было для Вишны не в новинку — в конце-то концов она была замужем, но было в этом что-то такое... правильное, что ли? После нескольких дней мучений, после долгой дороги сюда просто лежать и слушать дождь вперемешку с мерным посапыванием где-то над ухом было хорошо. Вишна удивительно живуча для своей слабой наружности и удивительно восприимчива, когда дело касается доброты и заботы. Поэтому она терпеливо ждёт до тех пор, пока проснётся Терренс. Пусть спит, сколько ему нужно, в конечном итоге он человек, который ступил за предел своих возможностей.

[indent] Терренс наклоняется к ней и целует в щёку. Гладит по плечу. И Вишна старается, несмотря на удивление, отыгрывать пробуждение. Дождь всё ещё продолжал шелестеть по крыше, где-то загородом наверняка туша остатки пожара. Это хорошо, но сейчас Вишна думает не об этом. Она открывает сначала один глаз, потом второй, жмурится и накрывает ладонь целителя своей. Ей вдруг захотелось задержаться в этом моменте, сохранить это утреннее хрупкое ощущение близости и умиротворения. Да, ночью она пообещала себе, что всё обязательно испортит, но она же не знала, что...

[indent] — Доброе утро, — она улыбается, зевая и тут же прикрывая рот тыльной стороной запястья, — смог поспать?

[indent] Не отпуская его руки, Вишна тянется и усаживается на постели. Дождевые капли барабанят по лужам и демонице кажется, что эта стена дождя закрывает их от всего остального мира. Где-то там остался и сгоревший дом, и порошок из крыльев бабочек, и культурные различия, на которые она так напирала в одну из их случайных (или не очень?) встреч. Надо, наверное, что-то говорить, делать что-то важное или, напротив, не делать ничего, дожидаясь пока всё вернётся на круги своя, но Вишна этого не делает. Очень медленно, тёплыми со сна пальцами, она гладит тыльную сторону запястья охотника, продолжая ни о чём не думать. Может, ей и не нужно — вполне хватит того, что есть сейчас. Этой комнаты, утра, дождя и произошедшего недоразумения.

[indent] — Слушай, я... — она потянулась выше, собираясь выдать очередную порцию «спасибо», явно лучшую, чем тот неловкий клубок банальностей, который она выдала несколько часов. Потянулась и поравнялась с Терренсом лицом. Повисла неловкая пауза, которую Вишна чуть было не заполнила естественным способом, который в качестве благодарности могла предложить, как в дверь пару раз глухо ударили. Ох, несколько не вовремя, хотя тут уж как посмотреть.

[indent] Вишна, тряхнув светлыми прядями, тут же отстраняется, выпрямляя спину. Всё всем показалось. Хрустально-хрупкий момент растаял в воздухе, словно его и не было, а где-то вдалеке грянул новый громовой раскат. Дождь вряд ли закончится в ближайшие несколько часов. От пожара не останется ни уголька.

[indent] — Ох, ну и кого это принесло?

Grimes — My Name Is Dark

[indent] Мир, к несчастью, не останавливается. Мир не замирает, чтобы они могли посидеть вдвоём — демон и охотник, одинокая девочка и мальчик с монстром внутри. Мир, как оказалось, штука неумолимая. Это в Пустоте время текло совершенно иначе, замирало, останавливалось или неслось вперёд, послушное играм детей Пожирателя, а здесь всё не так, и это было по меньшей мере ужасным.

[indent] Они сидели молча, глядя друг на друга и держась за руки. Было одновременно странно и сладко, словно они оба ещё спят, и всё это — только грёза, которая по какому-то странному стечению обстоятельств почудилась им обоим. Но с глухим ударом в дверь морок спадает. Всё это — тепло рук, объятия и несостоявшийся поцелуй, — становится одновременно прошлым и неловкой реальностью, в которой нужно как-то существовать. Мир не исчезает, если ты закрываешь глаза, так ведь?

[indent] Доблестной городской страже до всего есть дело. Вежливым людям в осенней форме до ужаса интересно, причём здесь Терренс и особняк. Причём здесь Вишна. Ну, конечно, людишки ведь такие любопытные. Людям до всего есть дело, люди жадные, люди капризные. У людей странные законы и ещё более странные ограничения. Вишна много об этом знает, но не принимает и половины того, с чем ей приходится сталкиваться в человеческом мире. Может быть, когда-нибудь, до неё дойдёт смысл заповедей и ограничений, которые терпят смешные человечки, чтобы уживаться вместе, но не сегодня.

[indent] Вишна остаётся в постели, хотя её посещала мысль выбраться и улыбнуться службе охраны правопорядка во весь свой белозубый рот, полностью и безапелляционно уверяя их в том, что с ней всё отлично. Вот только проблема – наряд неподходящий. И ещё кое-что. Опыт, однако, подсказывал, что некоторые вещи нужно предоставить решать мужчинам. Нет ничего, такого, впрочем, с чем бы демоница не справилась сама, но сильному полу нужно иногда давать фору, а себе — время подумать.

[indent] — Пожелай её ты, — пожимает плечами Вишна, уже не пытаясь ухватиться за ускользнувший момент близости, — мне не обязательно брать взамен твою душу. Поможешь корсет затянуть.

[indent] Она улыбается, потому что дальше играть они будут на её поле. Вишна чувствует себя как рыба в воде во всех этих тонких ситуациях с людьми, она точно знает, как переломить её в свою пользу. Да, немножко островато, нужно будет придумать убедительную легенду для стражи, но у демоницы есть определённый козырь в рукаве — она нравится буквально всем. Пожиратель одарил её страшным талантом, который стоило бы отдать кому-то более достойному. Вишна умеет быть притягательной и располагающей, умеет быть подчиняюще-милой. Это не совсем магия и несовсем навык, это просто есть, и ничего поделать нельзя. Вишна манипулирует и покоряет так же легко, как смеётся и плачет, это часть её существа, это материал, из которого она сделана. Она никогда не станет кроткой девой из высокой башни, которую охраняет дракон. Смирение и умеренность – это не про неё. Но у всего есть свои плюсы, верно?

[indent] Вишна поворачивается к Терренсу спиной и, не особенно мучаясь от стеснительности, стягивает с себя остатки вечернего платья. Подпаленные остатки фривольного наряда летят под кровать, а Вишна запускает пальцы в волосы, аккуратно разделяя почти что белоснежные пряди. Конечно, ванна бы не помешала, но у неё есть десять минут от силы. Хватит простой причёски, закрытого наряда и умытого лица. Всё остальное сгладит улыбка и томный взгляд. Демоница плетёт косу и одновременно с этим у неё в голове формируется легенда, достаточно убедительная, если рассказывать её будет она и в приличном костюме.

[indent] — Вообрази что-нибудь не очень богатое, ладно? Просто платье, — она откидывает на плечо длинную золотистую косу, которая тут же принялась расплетаться на конце, — а я сама с ними поговорю.

[indent] Может быть, где-нибудь далеко-далеко, где не будет людей или демонов, где дождь будет идти круглосуточно, а она будет достаточно усталой, чтобы не думать, у них выйдет это повторить. Но вряд ли. В следующий ряд всё будет по-другому. А вот лучше или хуже — большой вопрос.

Отредактировано Вишня (2021-06-08 17:32:55)

Eivør — Wall of Silence
[indent] Давайте взглянем правде в глаза — Терренс был ей симпатичен. Нет, конечно, Вишна может сколько угодно от этого открещиваться. Может — и будет. Но факт остаётся фактом, мнение этого человека о собственной персоне начало её беспокоить. Хорошо, мы на пути к признанию неизбежного, с этим можно хоть как-то работать. Вишне, как любому стратегу, важно понимать диспозицию, важно знать, на какой местности будет происходить сражение. Вишне нужно чувствовать себя уверенно, чтобы плести эти свои интриги и строить хитроумные козни. Страдания по неизвестно чему выводили её из равновесия, мешают мыслить рационально. Итак, мы выяснили, что Терренс ей симпатичен, она ему благодарна и всё такое. Напрашивается вопрос — а что, собственно, с этим делать? Скорее всего, ничего. У неё есть насущные дела, которые нужно делать, у неё, в конце-то концов, есть великое предназначение, которое она обязана исполнить. Значит, Терренс (а заодно и Вестник, привет, возлюбленный брат!) должны пойти своей дорогой — их идеи слабо гармонируют с сущностью демона желаний. С Терри всё ясно как день — милый страдалец, хороший мальчик с бедой в голове, а методы Вестника слишком уж сильно отличаются от методов Вишны. Всей этой компании не по пути. Посидели, поулыбались друг другу как идиоты, и хватит, пора делом заняться.

[indent] — Ладно, как хочешь, — рассеянно заявляет демоница, разглядывая своё чумазое отражение в мокром оконном стекле. Нужно будет умыться, товарищам стражникам нужна чистенькая аккуратная правда от богобоязненной девушки. И хорошая история, конечно же, но с этим нет никаких проблем — бедную сиротку, которая живёт у старой тётки, украли прямо с лужка, где она собирала цветы, какие-то злые люди. А дальше можно начинать плакать. Женские слёзы — страшное оружие, оно действует безотказно на всех, кто с ним сталкивается. Особенно если плачет хорошенькая женщина. Вишна проверяла и не раз.

[indent] — Спасибо, — глубокий вдох и выдох. В этот раз не было никаких показушных золотых искр и всполохов, раз нет цели удивить или сделать красиво. Платье просто появилось? Вряд ли Терренс вообще заметил этот момент, для творения вполне хватает одного непроизвольного человеческого моргания. Платье действительно обычное, но более-менее подходящее к легенде, не крестьянское, но и не вычурно-аристократическое. Сойдёт. Удивительный факт — мужчины воображают не так, как женщины хотя бы потому, что они видят уже готовый образ, а женщины, которые следят за собой — то, как его составить. К тому же, Вишна никогда не исполняет желания в точности, если её к этому прямо не принуждают. Поэтому вместе с платьем воплощаются в реальность корсет, пара туфель, нижние юбки, платочки и перчатки — словом, всё, что должна натянуть на себя в меру честная горожанка, чтобы не сойти за проститутку. Вишна закрывает золотые глаза, а открывает уже тёмно-серые человеческие. Пока что хватит магии. Дальше нужно встать, натянуть нижнюю юбку, рубашку и влезть в корсет, предварительно растянув его на руках. Всё уже выглядит гораздо приличнее, но надо ускориться. Демоница смотрит на недо-брата через плечо, откинув на грудь косу и вставая в туфли. Чёрт с ним с чулками, кто там будет её ноги разглядывать, если платье в пол?

[indent] — Помоги, будь добр, — она делает вид, что не знает добрых слов вроде «пожалуйста». Она ведь хотела всё испортить, значит, нужно быть максимально стервой. Некоторым такие нравятся, но Терренс уж точно не из их числа. Проверено на личном опыте. Поэтому Вишна выкручивает свой мерзкий характер на максимум и требовательно поджимает губы, чуть ли не начиная каррикатурно цокать каблуком. Она всё ещё выглядит беззащитной девочкой, но не ласковой и безропотной, она выглядит как капризная принцесска, желания которой должны выполняться беспрекословно. Такой её гораздо проще ненавидеть, и ей это прекрасно известно. Ей, может быть, и хотелось ещё немного ободряющих объятий, ей очень бы хотелось добрых ласковых слов, но ей их нельзя — какой смысл, если всё это ни к чему, кроме неопределённости и моральных терзаний не приведёт?

Отредактировано Вишня (2021-06-10 09:43:08)

Мумий Тролль — Призраки завтра
[indent] Когда Терренс наклоняется ближе, она чувствует его дыхание на тыльной стороне шеи. От этого светлые тонкие волоски встают дыбом, а по бледной коже проходит короткая волна приятных мурашек. А потом на её талии затягивается крепкая хватка ткани и драгоценного китового уса. Ощущение не из приятных, но что-то в этом есть — словно её обняли слишком крепко, стараясь выдавить из лёгких весь воздух. Терренс, должно быть, не видит, но Вишна улыбается уголками губ.

[indent] — Мне казалось, что это ты за мной бегаешь, охотник, — парирует демоница, которая точно знает, что случайности не случайны. На всё, в конце-то концов, есть воля Пожирателя. Её давно перестали удивлять совпадения — она законченная идеалистка, которая знает, что всё в мире подчинено божьему провидению, но вот незадача — это не добрый всепрощающий бог. Пожиратель по-своему милосерден, если кто в этом понимает. Значит, у него на этих двоих есть какой-то извращённый план. Ужасно жаль, что Отец не очень-то разговорчив, у Вишны к нему великое множество вопросов.

[indent] — Подай леди руку, — с какой-то очень особенной прохладно-обещающей интонацией говорит Вишна. Спустя минуту она уже будет совершенно другой, наденет маску и изменит манеру поведения, так что смотрите на настоящую, пока дают.

[indent] Когда они спускаются вниз — Вишна боязливо жмётся к своему сопровождающему и старательно изображает из себя перепуганную трепетную лань, — стражники встречают их достаточно приветливо. Изрядно вымокшие за время дороги сюда, напарники отогрелись и уже благодушно потягивали тёплое разбавленное вино с пряностями. Им, должно быть, и не особенно-то и надо было пытать очевидцев сожжения известного притона. Одним гадюшником больше, одним меньше — в среднем ситуация по городу не меняется. И всё же ритуал должен быть соблюдён.

[indent] — Присаживайтесь, сударыня, — Вишна умилительно хлопает светлыми ресницами и, глядя на Терренса, словно спрашивая разрешения, присаживается напротив господ стражников на предложенный табурет.

[indent] — Должно быть, вы и есть та самая раненая девушка. Вижу, с вами всё в порядке, слава Цейну. Расскажите, кто вы и откуда. И как вас так угораздило?

[indent] Вишна опускает глаза на свои сложенные на коленях руки. Ей не то чтобы «пришлось» стать хорошей актрисой, её такой сделали изначально. Она вздыхает, поджимает мягкие коралловые губы и вдруг улыбается, переводя взгляд на стражников.

[indent] — Меня зовут Эмилия Кроули, сэр, я вдова офицера Гила Кроули. Живу здесь, за городом, на ферме, которая мне осталась от мужа, — внимательный зритель бы заметил, что зрачки лже-Эмилии то расширяются, то сужаются на несколько миллиметров, — эти люди, сэр... плохие люди, разбойники!

[indent] Если бы актрисам давали какие-нибудь награды, её стоило бы дать и Вишне. Та на протяжении всего рассказа сидела с абсолютно прямой спиной и только изредка вскидывала на Терренса влажный взгляд беззащитных глаз. Всё это — ничуть не наиграно, всё искренне и так красиво.

[indent] — Я шла в город, хотела купить отрез ткани на платок. На полдороги со мной поравнялись два всадника, а потом... потом я ничего не помню. Помню только тот дом, это ужасное место, сэр, простите.

[indent] Вишна поджимает губы, тихо жалостливо всхлипнув, но тут же как будто бы вернув себе самообладание. Идеальный спектакль, публика, аплодисменты!

[indent] — Мне обязательно говорить, что они делали? — она такая серьёзная, такая хорошая, что не сопереживать ей просто невозможно, — меня спас этот добрый человек. Они вызвали мне лекаря, когда испугались, что я там умру.

[indent] Вишна берёт Терренса за руку, словно ища поддержки. Как удобно, что ни один из стражников не заметит, как демоница ведёт острым ноготком по сгибу запястья целителя, явно играя с ним.

Отредактировано Вишня (2021-06-10 17:24:42)

Meg Myers — Desire

[indent] Терренс говорит — Вишна кивает, стражники поддакивают. Как мало, однако, людям нужно, чтобы поверить в какую-нибудь откровенную чепуху. Нет, порой попадались умнички, с которыми приходилось что-то выдумывать, но в основном хватало либо больших наивных оленьих глаз, либо пробивного гонора. Иногда можно было вежливо покивать и поулыбаться — вуаля, все тебя обожают, все к твоим услугам. Для этого не обязательно даже быть сказочной красоткой, можно просто верить в то, что всё получится. Люди это очень чувствуют. Впрочем, сейчас дело не в агитке во славу нарциссизма и самоуверенности. Сейчас дело в том, что спектакль можно считать успешным во всех смыслах, кроме одного. Откуда это вдруг Терренса у неё на бедре? Впрочем, пусть будет, это даже интересно.

[indent] — Миссис Кроули, офицер, — улыбается Вишна, носком туфли проводя вверх по щиколотке целителя. С виду всё максимально невинно, — я честная вдова. Хорошего вечера.

[indent] Именно так и должна вести себя честная вдова, которая благодарит всех милосердных богов Янтаря за то, что даровали ей спасение в лице замученного жизнью героя-целителя. Разве что молитвенных чёток в руках не хватает для полноты благообразия. Стражники уходят, оставив очень хороших актёров посреди общего зала оживлённой таверны. Здесь ели и пили, разговаривали, играли в кости — словом, здесь кипела самая обычная людская жизнь, полная мелочных страстей и страстишек. Почти родное дно, от которого Вишна, больше склонная к аристократизму, успела отвыкнуть. Созерцать местную публику, впрочем, мешает всё тот же Терренс — видимо, несмотря на всю его внешнюю холодность с изредка пробивающимися всполохами чувств, ему что-то да нужно от демонической «сестрички». Как минимум ответы на множество вопросов, которые он, без сомнений, имел.

[indent] — Да, кажется, я пережала корсетом рану, — трагично вздыхает демоница, наконец опуская обе ноги на надлежащее им место, — вы не могли бы посмотреть?

[indent] Она всё замечает, будьте уверены, мистер целитель. Вишна поднимается из-за стола, целомудренно поправляет на плечах честно наколдованную шаль и с крайне благодетельным видом смотрит на целителя. Как, однако, интересно всё у них выходит. Может, это всё охотничьи уловки? Да нет, бред какой-то — Вишна была более чем уверена, что ничего страшнее удушения корсетом Терренс с ней сотворить не может, рука не поднимется. Может быть, виной всему Вестник, но тот отличался разве что яростной любовью к учению их общего отца, а не к младшей сестрице. Значит, дело было в чём-то другом. Сбегать из таверны до того как кончится дождь кажется Вишне глупым, так почему бы не провести время, разгадывая чужие загадки?

[indent] — Пойдёмте, доктор, — улыбка на короткое мгновение становится шире. Нет, никаких золотых искр в глазах, вам показалось — Вишна не настолько глупа, чтобы козырять истинным происхождением в непосредственной близости от стражников.

[indent] Это что, азарт? Ей что, действительно интересно, что будет дальше? О Пожиратель, сохрани свою неразумную дочь от всяческих крамольных мыслишек и неуставных отношений с кем-то вроде Терренса Келта. У неё есть миллион и одно дело, которое нужно сделать. Её ждут во множестве мест. В её услугах нуждаются герцоги, короли и эльфийские аристократы, в чьей иерархии бес ногу сломит. Так почему же ей хочется вернуться в комнату наверху и узнать, что будет дальше? Вроде бы, в этот раз всё обошлось без реки и грибной настойки. Впрочем, она ничего не теряет. Люди, к несчастью, непредсказуемы и предсказуемы одновременно, Терренс и так считает её чем-то ужасным — разве что-то может стать хуже? Они оба запутались, они оба продолжают это их странное взаимодействие, хотя могли бы приложить определённые усилия и действительно не видеться примерно никогда. Так чего терять? Выходит, что нечего.

[indent] — Сам затянул, сам и развяжешь, — она неожиданно останавливается на скрипучей лестнице, предоставляя Терренсу отличную возможность на неё натолкнуться. Вовсе она не честная вдова.