Синлай совершенно не так трактует его желания и мысли. Рейстлин не сразу понимает смысл сказанных слов, а только в момент, когда пальцы натыкаются не без помощи отшельника на его возбужденный член – явное свидетельство того, что все выходит из-под контроля. Маг ошалело хлопает глазами. Застывший словно в оцепенении, он не может произнести ни звука, хотя в голове буквально каждая извилина вопит о том, что вот-вот случится непоправимое. Убийца слишком уверен в себе, а вот темный – совершенно наоборот.

Неторопливые, но уверенные ласки пятнистого туманят эльфу рассудок. Там, где прикасаются пальцы, его кожа буквально вспыхивает и горит, разнося по всему телу сладкое томление и непроизвольную дрожь. Никогда раньше с ним ничего подобного не происходило! Это влечет и пугает одновременно, но пока что, ощущая лишь жар желания и чувствуя, как сбивается от действий Синлая дыхание, Рейстлин, прикрыв глаза, поддается ему. Запрокидывает голову, подставляет под поцелуи уши и шею, льнет к другу всем телом. Ему так невообразимо хорошо, что хочется простоять вот так подольше. Ведь в простых прикосновениях ничего такого нет. Пусть они и вызывают такую недвусмысленную реакцию у обоих. Они и раньше были близки, когда обнимались во сне. Все эти внутренние уговоры действуют ровно до той поры, пока колдун не натыкается на полный жажды взгляд черных глаз. И не успевает среагировать, потому что Синлай вдруг скрывается под водой, и дроу практически тут же прибивает к борту ванны. Он только и делает, что стискивает несчастный борт пальцами, беззвучно ловит ртом воздух и шире разводит колени. Горячий язык, а затем и рот пятнистого накрывают его дрожащий от напряжения член, трогают и ласкают в таких чувствительных местах, о которых, кажется, сам Рейст не сильно подозревал раньше.

Мир вспыхивает цветными всполохами перед глазами с каждым глубоким погружением в податливое горло, а затем резко сужается до двух любовников в теплой воде. Маг неотрывно смотрит, как выгибается перед ним сильное натренированное тело – о, Синлай восхитительно прекрасен в этой позе… И то, что он вытворяет, лишь подстегивает желать большего. Чувствуя подступление скорой разрядки, темный стонет на выдохе, запускает руку в воду и кладет на затылок дроу, мягко, не удерживая. Он почти готов, вот-вот, сейчас же, ну… Синлай внезапно отстраняется, и его глаза оказываются напротив. Рейстлин выдыхает разочарованно и сводит брови к переносице, хмурится, словно убийца доставил ему невыносимую боль.

- ..Хочешь прямо здесь? Или пойдём в постель? – что? Конечно, он хотел кончить прямо здесь! Что за странные вопро…
- Что?! – до колдуна со скоростью снежной лавины вдруг доходит смысл сказанного, и он вжимается в борт, силясь отпрянуть от остроухого. Янтарные глаза округляются от удивления, замешательства, а затем и ужаса - когда взгляд цепляется за маленькую склянку в руках друга, которую тот опускает в воду. Ах, ну конечно. Так предусмотрительно. Прошлое не забыто.

Эльфу достаточно этой малости, дальше он даже не пытается развивать эту мысль. Происходящее кажется дикостью, какой-то несмешной безумной и злой шуткой. Он сам позволил всему зайти так далеко, и от этого на душе становится еще более мерзко.

- Нет, - повторяет Рейст вслух собственные мысли, выставляя перед собой руку и упираясь пятнистому в грудь. Его бьет мелкая дрожь: от глупого мальчишеского возбуждения, от собственной слабости, от осознания ситуации и паники, накрывшей с новой силой. Пальцы подрагивают на темной коже Синлая, грозясь вот-вот полыхнуть фиолетово-алым. Защитная реакция. – Ничего не будет.

Как, как после всего того, что с пятнистым было в его несладком дерьмовом детстве, он может предлагать такое?! Над ним издевались, били, насиловали, и Синлай после всего с такой нежностью ластился к нему, будто хотел забыться, и Рейстлин готов был помочь ему, ответить на эти ласки такой же нежностью, но в его голове не укладывался секс. В нынешней ситуации это виделось чем-то грязным, жутким, неправильным и… обидным. Обидным, потому что темный – Рейстлин был уверен - повел себя в точности, как, видимо, вел себя до того в борделе или в доме своей бывшей жены. Повел себя так, как все всегда от него о-жи-да-ли. По давней памяти. Но вдвойне обиднее было то, что Синлай решил: эльф такой же, как и все они - те, кто так ожесточенно измывались над его другом. Готовый воспользоваться ситуацией. Жаждущий наклонить Синлая над бортом и отыметь. От этих мыслей и от себя самого, заводящегося от подобной картинки в голове, магу становится дурно.

- Я не они! Нет! Не они! Я не они! – он трясет головой и с силой отталкивает пятнистого от себя. Заполошно лезет через борт ванны, чтобы собрать брошенную тут же одежду и в спешке кое-как натянуть ее прямо на мокрое тело, да поскорее убраться подальше, в темноту, не смотреть на отшельника, и где тот не увидит ни его горечи, ни стыда. Синлай просто не осознает, что творит, а он... он справится с этим.

В горле стоит ком, и уже где-то за границей света от костра колдун содрогается в приступе кашля. Провалиться бы под землю прямо сейчас, черт подери!

Тьма окружает. Здесь, вдалеке от костра, на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Ни деревьев, ни камня, ни трясущихся рук, которыми маг обнимает себя за плечи в попытках сдержать кашель и ребра в груди. Больно, и дышать почти нечем. Рейстлин безнадежно оттягивает ворот туники, словно это простое действие может дать ему больше воздуха, но кажется, что так вроде бы легче. За приступом он не слышит приближения Синлая, но и не вздрагивает, когда на спину ложится теплая ладонь. Убийца гладит его успокаивающе, как делает это всегда, ничего необычного, и в иной ситуации эльф легко отмахнулся бы, ведь он сам захотел побыть один. Да что там – он привык быть один. Когда что-то случалось дома, его прогоняли прочь. Когда кто-то сыпал издевками и насмешками, он уходил сам. И никто, ни Армана, ни Рейджен ни разу не останавливали его, а позволяли пережить причиненную обиду наедине с самим собой. Он бы и сейчас не ушел, хотел только успокоиться и обдумать все, решить, как быть дальше, и вернуться с этим решением. Но Синлай… он словно жил по другим правилам и законам. И вел себя так, как… мог, наверное, только он. Колдун никогда не встречал никого, похожего на него хоть сколько-нибудь.

Рейстлин едва ли не задерживает дыхание, когда пятнистый заговаривает с ним. От обнимающих сильных рук становится так тепло, что темному даже не хочется спорить. Да и надо ли? Ведь он совсем не желает ссоры. И в подтверждение этого сам ласкается к Синлаю щекой и накрывает его руки своими, совершенно заледеневшими, чтобы держал крепче.

- Я… - срывается у мага с пересохших губ, когда друг ненадолго замолкает, - не боюсь.

Но он боится. И боится признаться себе, и уж тем более - другому, что ему банально страшно довериться кому-то настолько. Открыться, позволить заботиться себе и о себе не ради какой-то выгоды, а потому, что так хочется. А хочется так, что не передать словами. Истосковавшийся без материнской любви и заботы, забывший и приказавший себе забыть о любом проявлении каких-либо чувств, закрывшийся ото всего мира, Рейстлин тихо стонет сквозь стиснутые зубы. Он все еще не понимает и не принимает, как Синлай может хотеть от него настолько личного. Его. Почему пятнистый так внимателен и осторожен? Почему просто не оставил запутавшегося в себе колдуна здесь, в темноте, разобраться со всем этим самостоятельно? Почему так быстро пришел за ним? Почемупочемупочему…

Это совсем не вяжется с тем, что дроу подумал, пока они купались в ванной. Это идет вразрез со всеми его домыслами. И он совершенно не знает, что с этим делать.

Синлай продрог. Колдун чувствует, как тот дрожит, и уже сам не рад, что вывернул ситуацию подобным образом. Но перестать сомневаться во всем и искать подвох оказывается удивительно сложно. Он бы с удовольствием начал все с чистого листа. Если б мог. Эльф жмется спиной к груди отшельника и гладит его руку. Столько горечи и мольбы в словах друга, что Рейстлин не выдерживает – поворачивается в его объятиях и обхватывает ладонями лицо убийцы. Он не в силах вынести этот несчастный вид.

- Синлай, я никогда… - он хочет сказать – не уйду, но запинается. На доли секунды, затем выдыхает законченно: - Никогда.

Магу тоже холодно, а может быть это совсем иная дрожь, сейчас не разобрать. Они слишком близко друг к другу, оба слишком замерзли, и Рейстлин ничего не может с собой поделать. Он пытается всмотреться в глаза Синлая в темноте и находит его губы, со всей горячностью прижимается к ним и глубоко целует. Жадно. Неумело. Так, что у самого почти подгибаются колени от смелости и… желания. И затем почти сразу же отстраняется. Ему неловко и странно, что позволил себе эту слабость. А еще чертовски хорошо. К счастью, в темноте не видно, как горят его уши. И не только они.

Не глядя больше на друга, а лишь себе под ноги, колдун берет пятнистого за руку и увлекает за собой в обратную сторону. Путь до костра кажется очень коротким, и с каждым шагом сердце все сильнее стучит в груди. Темный хапнул адреналина, кажется, через край. Удивительно, даже смерть сестры не произвела на него настолько сильного впечатления.

Достигнув убежища, Рейстлин спешно избавляется от мокрой одежды – все еще надеется не заболеть – и скрывается в «спальне». Его нефигово знобит, и он хочет поскорее укутаться в шкуры. Наверное, просто слишком перенервничал.

Пока они дошли до лагеря, Рейстлин держался достаточно бодро. Ему не было холодно, хоть тело и покрылось мурашками и хотелось передернуть плечами. Он весь горел, и был уверен, что дело-то в Синлае, заставившем прочувствовать его целый калейдоскоп доселе неведанных чувств. Но, как выяснилось позднее, маг оказался слишком не приспособлен к жизни в тоннелях – малейшее переохлаждение, которое он даже не замечал, резко подкашивало его и без того слабое здоровье.

Надо отдать должное отшельнику, тот предпринял все возможные меры, чтобы на корню победить простуду, и, вероятно, в иной ситуации все бы у него получилось, однако порча наложила на колдуна свой отпечаток. Он метался в бреду и отчаянно кашлял, но о помощи не просил, даже когда задыхался – Синлай и так делал все, что мог. Просить о большем было глупо. Когда темного немного отпускало, он затихал: спал или валялся, бездумно глядя в свод пещеры. Это угнетало. Точно также он проводил дни и ночи дома, прикованный к постели своим бессилием. И меньше всего ему хотелось выглядеть таковым перед другом. Если он не поправится, они никогда не смогут уйти отсюда. В какой-то момент уверенность мага в том, что все, что они задумали, так или иначе свершится, пошатнулась – в ту ночь ему было особенно плохо. Он был готов продать душу хоть Пожирателю, только чтоб перестать мучить себя и Синлая. Но, к счастью, спустя какое-то время болезнь отступила, и эльф выдохнул чуть спокойнее. Прошло еще несколько дней, и он стал покидать «спальню» - выбирался «подышать» то к ручью, то просто побродить рядом. Наблюдал, как пятнистый работает. Недолго, сил все еще не хватало и все больше хотелось спать. Но всякий раз, любопытствуя, чем занят Синлай, Рейстлин внимательно следил за его перемещениями и занятиями. Друг явно был занят подготовкой к их долгому походу. Все это время они почти не разговаривали, лишь перебрасывались редкими фразами во время еды или редких минут, когда отшельник отдыхал. Оба ждали, когда колдуну станет лучше.

И чем дольше тянулось это ожидание, тем явственнее дроу замечал, что смотрит на Синлая со все возрастающим интересом. Тот эпизод в ванной оставил неизгладимое впечатление, и если тогда от неожиданности темный испугался, то теперь, ненароком вспоминая, робел и смущался, но отчаянно фантазировал себе… всякое. Особенно, пока бездельно слонялся, в силу самочувствия отстраненный от любой работы. Было не понятно, замечает ли его взгляды пятнистый и думает ли о том же? Проверить это колдун сам так и не решился, и уже почти уговорил себя не думать об этом, переключившись в итоге на помощь Синлаю, когда стал способен ее оказать. Делать что-то вместе оказалось весьма увлекательно. Далекий от сборов и различных хозяйственных дел, Рейстлин со всем вниманием вникал в то, что ему показывал и объяснял друг, старался выполнять все по инструкции, даже лепешки стали получаться раза с пятого. Впрочем, это занятие вскоре превратилось в скучно-монотонное, поскольку маг довольно быстро набил руку. Однако не отлынивал, понимая, что даже это дело важно для реализации их плана. В какой-то степени он завидовал отшельнику – тот мог часами просиживать за одним и тем же занятием, и темный лишь посматривал на него. В частности, как прямо сейчас Синлай ловко управлялся с теркой. Совершенно загадочным образом пятнистый сумел еще ни разу не черкануть по острым зубьям пальцами. Эти длинные сильные пальцы размеренно двигались вверх-вниз, вверх-вниз… Рейст шумно выдохнул и тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, и потянулся за мукой, но руку так и не донес – внезапный поцелуй пришелся в ухо, чувствительно коснулся теплым дыханием, и некормант замер, уставившись перед собой. Сонм мурашек пронесся по его плечам, а низ живота стянуло тугим горячим узлом. Рейстлин медленно повернул к Синлаю голову. Тот терся об его плечо так маняще-призывно… Эльф почувствовал, как теряет самоконтроль. Поддавшись, он мягко взял пятнистого за подбородок и приподнял его голову, заставляя посмотреть в глаза.

- Что ты творишь… - маг вновь прерывисто выдохнул и перевел взгляд на губы Синлая. Не отпуская его лица, он провел по ним указательным пальцем и проник им в рот, завороженно наблюдая, как палец скрывается внутри. О да, он помнил, какового это, быть там, чувствовать умелый горячий язык и невыносимое блаженство от столь интимных ласк. Он хотел этого снова. – Не могу больше.

Прозвучало хрипло и очень решительно, после чего на плечо пятнистого легла рука и с силой надавила, заставляя опуститься ниже, на пол, на колени. Второй рукой колдун отвел в стороны полы мантии, затем развернулся к отшельнику всем корпусом и широко расставил ноги, недвусмысленно показывая, чего именно он от него хочет. Золотые глаза смотрели на Синлая в упор, подернутые поволокой неприкрытого желания.

Маг смотрел на друга, стоящего перед ним на коленях, завороженно. Ему было томительно сладко от того, что тот, хотя бы на краткий миг, вот так подчинился. Рейстлин и не думал упорствовать, всего лишь просил. И показывал, как умел. Когда убийца легко поднялся и возвысился над ним, темный чуть улыбнулся, глядя в обсидиановые глаза уверенно и смело. В то время как внутри него все трепетало, пульсировало и бурлило, заставляя заметно вздрагивать, словно от холода. Но холодно не было.

Взгляд Синлая сказал колдуну все, что он хотел знать: пятнистый думал о том же самом. Все это время. Краска бросилась Рейсту в лицо. Он проследил за полетом корня мимо себя, повернув голову, и осознал, что вот оно – все мысли, донимавшие его последние дни, неотвратимо предстали перед ним сейчас и вместе с отшельником надвигались теперь со скоростью несущегося горного потока. От этого подгибались колени. Темный неосознанно повел рукой в воздухе позади себя, ища опору, но пальцы схватили лишь пустоту. Голос Синлая, прерывистый и вместе с тем все равно решительный, заставил взглянуть на него вновь. Маг слушал. Молчал. Его янтарные глаза, и без того большие, теперь стали совсем огромными. Кажется, в эти секунды он даже забыл дышать. Сердце пропустило удар, сорвалось и ухнуло куда-то вниз, чтобы в следующее мгновение забиться в бешенном безумном ритме, загромыхав так, что во всей пещере, наверное, было слышно. Дроу с шумом втянул носом воздух и прерывисто судорожно выдохнул. Такие простые, но такие важные слова друга окончательно выбили почву у него из-под ног. Он почувствовал себя… раздетым. Словно каждая произнесенная фраза лишала его слоя одежды, оставляя совсем беззащитным перед точно таким же, как он. Это было признание. Синлай, со свойственной ему прямотой и откровенностью, озвучил то, что Рейстлин не мог сказать и внятно сформулировать в своей голове. «Хочу больше… Буду тебя любить… Убежать не дам», - ошалело крутилось в мыслях, и некромант пошатнулся бы и вряд ли устоял, если бы сильные руки не удержали его. Сам он будто оцепенел, не в силах сделать шаг, ни ответить. Все, что рвалось из груди, казалось неуместным, лишним и глупым. По сути, он и был лишь глупым мальчишкой, который знал только материнскую любовь. Когда-то очень давно. Глупый мальчишка, которому вдруг нежданно, удивительно повезло.

- Я не хочу, - прошептал колдун, прикрывая глаза и подставляя лицо под кипящие губы. Голос предательски подводил. Он сглотнул, задышал часто и прижался к широкой груди отшельника, плавясь от его мягких, неторопливых и бережных ласк. Чувствуя каждым сантиметром кожи горячие пальцы. Те, как и губы, ощущались всюду. Сжимали, гладили, изучали - приручали… - Убегать. От тебя.

Рейстлин практически простонал это - ладони эльфа проникли под пояс его штанов и сжались на ягодицах. И следом его будто подтолкнули в спину: маг отчаянно прижался к широкой груди, обнял Синлая за шею и запустил пальцы в волосы на затылке. Чуть запрокинув и отклонив в сторону голову, открыв лучший доступ к шее и ключицам, он сильнее привлек пятнистого к себе, желая чувствовать больше. Острее. Все ощущения были такими новыми, захлестывающими, головокружительно приятными, что чуть погодя дроу и сам не устоял – он тоже хотел касаться и изучать тело друга ладонями, губами и языком. И потому, несильно потянув отшельника за белоснежные волосы, перехватил инициативу и со всей горячностью, на какую был способен, компенсируя ею свою неопытность в подобных делах, принялся зацеловывать его лицо: челюсть, скулы, губы, нос, глаза – всюду, куда удавалось попасть. Неторопливо, как у Синлая, у него не получалось. Хотелось притронуться сразу везде. Оглаживая ладонями его плечи, Рейст утыкался носом в изгиб шеи, вдыхал аромат его кожи, прижимался губами и ласкался щекой к щеке.

- Горячо… от тебя… - с жаром выдохнул он в самое ухо пятнистого, прихватил губами, а затем обвел его языком, - очень…

И, чуть отстранившись, скользнул руками по груди и бокам отшельника, сжал в пальцах ткань его рубахи и потянул вверх – прочь, избавиться от одежды. Воспоминания, каков тот без нее, были свежи и будоражили, так что маг очень хотел посмотреть снова. А еще – прикоснуться кожей к коже. У него, в отличие от Синлая, терпения было не много. Не сейчас. Наверное, он даже толком не осознавал в этот момент, до чего они оба могут дойти в конечном счете, но ему отчаянно хотелось сейчас хотя бы просто прикоснуться.

Все так непривычно ново, сладко, пьяняще – Рейстлин теряется в собственных ощущениях и чувствах, разум затуманен полностью, и потому он с готовностью поддается умелым рукам и губам, что ласкают безостановочно. И прижимается крепче, когда оказывается оторванным от земли, вновь запрокидывает голову и открывает рот в беззвучном стоне – так чувствительно прикасаются острые зубы Синлая к шее. А ведь он даже не подозревал, что можно вот так забыться и плавиться в чужих объятиях, жаждать большего. Много большего.

Отшельник выглядит дико. По-звериному. Его блестящие даже в полумраке глаза отдают безумием и вместе с оскалом внушают трепет, и маг вздрагивает, напряженный, словно струна, от собственного возбуждения, отзывающегося в каждой клетке его еще не знавшего близости тела. Отвечая пятнистому таким же помутненным взглядом, полным неприкрытого желания, он совершенно не сопротивляется и с восторгом слушает, как рвется под сильными пальцами тонкая ткань, тихо рычит в ответ. Нетерпеливо дергает ногами, помогая избавить себя от последнего предмета – сапог. Теперь он полностью обнажен и беззащитен. Щеки горят, белоснежные волосы разметались вокруг головы и по плечам, грудь взымается часто-часто. И стыда нет, только чувство вседозволенности и эйфории от происходящего. Рейстлин готов поддаться, отдаться на волю более опытному Синлаю, когда его вдруг вздергивают за ноги вверх. Беспомощно всплескивает руками в попытке зацепиться за что-нибудь и удержаться, такая откровенная поза – верх разнузданности и пошлости и… В глазах некроманта на мгновение отражается испуг, но скорее от неожиданности, уж слишком внезапно и резко действует убийца. И оттого такими контрастными кажутся поцелуи в стопы. Приподнявшись на локтях, колдун смотрит на друга ошалело, восхищенно и вместе с тем – с непередаваемой, щемящей нежностью, забыв, как дышать. Золотые глаза наполняются влагой от переизбытка эмоций. Сощуриваются и закрываются, Рейстлин падает обратно на шкуру, полностью расслабляясь и принимая подобный жест. Он покорен.

В голове едва ли укладывается, что с ним – вот так. Трепетно, ласково, невыносимо чувственно и чувствительно. От пальцев вверх к лодыжкам и щиколоткам будто бегут крошечные искорки, и, устремляясь еще выше, вызывают сонм мурашек на бедрах. Член, плотно прижатый к животу, подергивается от прилива крови и частого пульса. Распластанный перед отшельником, колдун елозит по шкуре, то и дело сжимая пальцами длинный ворс.

Когда горячий влажный язык касается внутренней стороны бедра, он шумно прерывисто выдыхает, жаждая ощутить этот восхитительный рот в самом сокровенном месте, но у пятнистого иные планы. Маг едва ли не разочарованно скулит, обделенный такой лаской, и уже точно знает, что позже обязательно свое возьмет. Нечего так дразнить. Пусть он и не знает, как нужно, но тело само подсказывает как действовать. Древние, как сама суть бытия, инстинкты прорываются наружу – Синлай опасно разбудил все то, что до сих пор таилось внутри темного и на задворках его сознания. Кипящие поцелуи на коже рождают новую волну дрожи, Рейстлин гладит плечи друга ладонями и с жаром отвечает его губам – это похоже на борьбу, язык глубоко проникает в желанный рот, сталкивается с чужим языком, исследует. Некромант щедро делится своим дыханием и с жадностью ловит дыхание Синлая, а после – во все глаза смотрит, как тот раздевается. Следом протянув к нему руку, чуть ли не шипит нетерпеливо «Иди сюда», когда беглый короткий осмотр сильного натренированного тела напротив окончен. И, получив, наконец, все это в свои объятия, Рейстлин с силой прижимает отшельника к себе, стискивая коленями его бедра и сжимая в руках так, что, кажется, еще немного и ребра хрустнут. Хочется по памяти прикоснуться к каждому шраму, каждому белесому пятну на графитной коже, и ладони скользят от лопаток ниже, вдоль позвоночника к пояснице. Они снова целуются. Остервенело, горячо; колдун срывается на громкий протяжный стон – рука пятнистого обхватывает его изнывающую плоть вместе со своей. О, Эйра, это покруче всех магических экспериментов! Хоть они еще только начали. Пальцы болезненно впиваются в бока друга, точно останутся синяки, и эльф, не в силах вынести неторопливый ритм движений, начинает извиваться под Синлаем, стремясь ускорить приближение разрядки. Она уже недалеко, а он слишком распален и ненасытен, слишком очумел от первого раза, чтобы держаться долго на грани этого всеохватывающего удовольствия.

- Я… а… Синлай!.. Аххшшш, - вырывается из груди эльфа совсем скоро, тело его словно подкидывает вверх, выгибает на постели, горячее липкое семя толчками выплескивается на живот и грудь, погружая Рейстлина в эйфорию. На доли секунды он ослеплен и оглушен. И почти безволен. Но где-то отголоском вдруг доходит сказанное другом «Мой», и маг, разлепив глаза, обхватывает пальцами затылок пятнистого, фиксирует его голову, заставляя посмотреть себе в лицо, и угрожающе произносит севшим голосом: - Если это изменится когда-нибудь… Я убью тебя.

Некромант смотрел на Синлая сощурившись, очень внимательно, ожидая любой реакции в ответ на свои слова, но, когда тот улыбнулся, губы мага тоже непроизвольно растянулись в улыбке. То, что пятнистый озвучил следом, Рейстлин понял и так – по этой его улыбке. Самой… красивой улыбке. Столь редкой, что колдун буквально впился в нее взглядом, ловя малейшее движение губ и языка за белоснежными зубами. Запоминая, откладывая в памяти, чтобы потом, в моменты темного одиночества и печали было хоть что-то, способное удержать на плаву.

Из сладкого забытья вывел раздавшийся протяжный стон друга, плавно перешедший в крик. По-прежнему удерживая Синлая за волосы, совсем не больно, уже мягко, Рейстлин закусил губу и свел брови к переносице, переживая этот оргазм как свой собственный, неотрывно глядя прямо в глаза и желая видеть искаженное страстью лицо. Голос отшельника вибрировал где-то на кончиках пальцев, на поверхности кожи, заставляя мага мелко содрогаться. Такое неизведанное восхитительное проявление чистых эмоций…

Отшельник оказался тяжеловат, навалившись сверху. Расслабленный, некромант прерывисто выдохнул, но и сам тут же обнял друга в ответ и принялся гладить его широкие плечи и спину, наслаждаясь приятной тяжестью его тела. Подставляя под поцелуи лицо и приоткрывая рот в попытке поймать чужие губы. Бесстыдно хочется еще. Продолжать, пока не останется сил даже просто шевелить языком. А после пережитого вихря удовольствия колдуну кажется, что сил лишь прибавилось. Он вдруг почувствовал, что снова улыбается. Не может не улыбаться. Искренне и открыто, обнажая в улыбке зубы.

«Люблю тебя», вот так просто. Рейстлин слышал это очень, очень давно. От единственной родной души, с которой был близок в далеком детстве – от матери. Но это – это другое. Новое, непостижимо-волнительное, отзывающееся в груди трепетом и согласием, принятием. Будто маленькое солнце родилось внутри, и его сияние и согревающее тепло разлилось по венам, отразилось в янтарных глазах чародея.

- Я тоже, - он больше не нашелся, что сказать. Голос прозвучал тихо, но в повисшей тишине, сопровождаемой лишь сбитым дыханием их обоих, почудилось, будто колдун выкрикнул это, вложив в два слова все то, что сумел сказать за него Синлай. И чуть погодя, осмелев, уверенно повторил: - Я тоже.

Пятнистый ластился к нему, как прирученный зверь. Огромный, ласковый, нежный, опасный, но такой притягательный. Протяни ладонь – и получишь весь мир на блюде, а сожми кулак – останешься без руки. Этот контраст очень шел ему, и тем сильнее Рейстлина привлекал – темный потянулся к другу всем телом, оставшись вдруг без его внимания. Смотрел, как Синлай жадно пьет воду, тряхнул головой, садясь, и шумно выдохнул. Принял из его рук кувшин, сделал только один, но большой глоток и вернул обратно.

- Не воды, - произнес с ухмылкой, игриво, и осмотрелся по сторонам. Протянув руку за своей, уже ни на что не годной туникой, маг деловито вытер ею живот и грудь, и снова посмотрел на отшельника. – Тебя.

Тряпка полетела в сторону, а Рейстлин подобрался к Синлаю ближе. Окинул его горящим взглядом и впился в губы жадным влажным поцелуем. Ладони заскользили по сильному телу, касаясь каждого изгиба, налитых мышц, царапин и шрамов, белых бархатистых отметин. С тихим стоном губы колдуна переместились на резко очерченную скулу, поцеловали чувствительное ухо, припали к шее и ямке над ключицей, спустились ниже, на грудь. Совсем как отшельник до этого, некромант терся об него щекой, носом, вдыхал запах разгоряченной кожи, ласкал языком и руками. Неторопливо, чувственно, самозабвенно – каждый сантиметр, чуть прикусывая зубами, растворяясь в собственных ощущениях вседозволенности и внимая малейшему вздоху любимого дикаря.

Увлекшись своим занятием, Рейстлин и не думает спешить. Он исследует тело партнера медленно, ласково, плавясь под его прикосновениями, выдыхает горячо и шумно, скользит губами по коже. В голове пронзительно пусто, остались лишь ощущения, и маг знает ясно только одно – он хочет, чтобы Синлаю было хорошо. Очень хорошо. Так удивительно видеть его таким: расслабленным, доверяющим, нежащимся на шкурах, закрывшим глаза. Эта близость пьянит и дурманит, заставляет все тело мелко и сладко вздрагивать. А еще осознание, что отшельник позволяет ему все это. И впереди у них столько времени, сколько заблагорассудится. Можно не торопиться.

Колдун остро чувствует, как Синлай отзывается на каждое его касание, как дергается, видимо, в особенно чувствительных местах, и на короткий миг Рейстлин приподнимает голову, чтобы удостоверится, что не сделал лишнего. Его щеки тоже пылают, он не смущен, но захвачен процессом, неопытен и потому – предельно аккуратен и осторожен. Темный вновь склоняется к другу, осыпает поцелуями его грудь, обхватывает губами сосок и играет с ним языком. Недолго. Сильные руки пятнистого сжимаются на его ягодицах и вырывают из легких полувздох-полустон, некромант непроизвольно вжимается в дроу бедрами, ему нравится – вот так. Движения выходят сами собой. Следуя за горячими ладонями, он чуть приподнимается, дотягивается до лица убийцы, подставляет его ласкам шею и ритмично трется об него, ответно ластится щекой к щеке.

Сердце грохочет под ребрами также неистово. Пальцы мага всюду: очерчивают светлые брови Синлая, линию волос на лбу и скулу, большой палец бережно убирает прилипшую к щеке прядь. Ладонь накрывает губы, колдун чувствует, как подушечки пальцев опаляет чужое горячее дыхание. Его рука движется ниже, оглаживает шею и плечо перед тем, как их взгляды встречаются. Глаза Синлая черны, как ночь. Рейстлин ловит в них свое отражение, хочет сказать что-то, но замирает. Неотрывно следит за тем, как друг с непомерной нежностью касается его волос, целует, и от этого простого действия его самого накрывает волной безудержной нежности. Собственное имя, сказанное так призывно с этим тягучим «р», сводит с ума, и некромант с готовностью и всей страстью увлекается в поцелуй.

Они целуются долго, вдумчиво, безостановочно. Просунув руки под плечи пятнистого, темный крепко прижимает его к себе, сминает пальцы на коже до боли, но совсем не чувствует этого. Только бы не отпускать, только бы продлить еще…

- Ты очень… - некромант отрывается от желанных губ лишь для того, чтобы глотнуть немного воздуха, и, не удержавшись, сбивчиво шепчет в самый рот, перемежая с поцелуями: - нравишься мне, Синлай… нравишься… Весь, без остатка…

Он тоже не мастер слов, и в этот самый миг, кажется, вовсе разучился складывать буквы в слова, они даются ему также сложно, как некогда отшельнику, но рвутся наружу, и Рейстлин не может молчать. Не испытывая ничего подобного до этой ночи, он как совсем еще юный мальчишка, одуревший от восторга, не знает, куда себя деть. Как высказать словами все то, что он чувствует. А сказать очень хочется. Будто одних только поцелуев и ласк не хватит для того, чтобы Синлай точно все понял правильно – не такой, как «они». И не так, как «они».

- Я хочу… - маг чувствует, как от разбежавшихся по телу мурашек по-звериному дрогнула его нижняя челюсть. Он нахмурил лоб, припоминая слова, которые совсем недавно говорил ему друг – да, он мог бы сказать то, что хочет, его словами. Так точно будет по-нят-нее: - Хочу любить тебя.

Колдун улыбается робко, смутившись вдруг, следом вспомнив другое, что убийца не говорил – делал. Глаза его подергиваются поволокой, эльф мажет губами по подбородку пятнистого и прокладывает влажную дорожку из поцелуев ниже, по его шее и груди к впалому животу и нависает над членом. Рассматривает, изучающе трогает пальцами белые отметины на коже возле и, прикрыв глаза, дразняще прижимается к ним губами. Член касается щеки, когда Рейстлин проводит языком вдоль его основания. Одна из ладоней ложится на бедро Синлая и отводит его в сторону. Оставляя поцелуй на чувствительной плоти, некромант очень внимательно смотрит на отшельника, медленно облизывает губы, улыбается ласково и с любопытством, очень осторожно дотрагивается пальцем между ягодиц друга. Пробуя, проверяя, как тот вообще отреагирует на такое. Готовый в любой момент остановиться. И в любой момент продолжить. Его заметно трясет от нахлынувшего желания, но он держится. Только тяжело и прерывисто дышит, всем своим видом давая понять, как сильна его жажда, и что он сделает все, что Синлай захочет. Прямо сейчас.