https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/71091.css https://forumstatic.ru/files/0013/b7/c4/35385.css
https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/48412.css https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/89297.css
https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/93092.css https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/23201.css
https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/56908.css https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/37427.css
Легенды Янтаря
Добро пожаловать, путник!

Побудь у нашего костра этой весной,
мы рады тебя приветствовать!

Авторский мир, фэнтези, расы и магия. Рисованные внешности и аниме.
Эпизодическая система, рейтинг 18+.
Смешанный мастеринг.

Легенды Янтаря

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Легенды Янтаря » Настоящее время » 16.10.890 г. — «Чёрно-белый режим»


16.10.890 г. — «Чёрно-белый режим»

Сообщений 1 страница 30 из 43

1

16 октября 890 года

Руины поселения близ Хёстура

Закрыт/открыт

Вараграв Бёрнс, Миса
Миса рыскает по ту сторону вайронской границы. Миса совсем страх потеряла. Что может случиться с гениальной волшебницей, когда как она так гениальна?

Отредактировано Миса (2021-10-16 19:02:01)

+1

2

Очередная работа - очередная забота для храмовника. Какого черта я здесь делаю? - мысль, которая возникла за последние пару часов уже раз дохренадцать. И не без причины. Вараграв взял задание на охрану границы Вайрона. Платили хорошо, да и сама работенка по заверениям бурная, ибо в последнее время раз-два в день гарантированно находится парочка нелегалов, которых нужно поймать, хорошенько так отбуцкать и выпнуть из Вайрона, вписав единичку в отчет по работе. Звучит не пыльно, да и некислая перспектива легально побоксировать каким-нибудь кудесником поднимала рейтинг задания в глазах Бёрнса до небес. Только вот...
Почему тогда тут так тухло... Никого за целый день. Абсолютно. Ни бандитов, ни контрабандистов, ни уж тем более магов. Прошла только парочка караванов, у которых с документами и грузом всё было в порядке настолько, что даже не придраться. И ВСЁ!!! Какого черта? И всё же... платят многовато, так что может это просто мне так.. везет? - зевок во всё лицо вместе с вытягиванием рук к небу в потягивании.
Вараграв хоть и не получил, пока что, от работы того, чего хотел, но относился к ней с должным усердием. Приглядывая за дорогой  подготовленный и представленный со своим обычным инвентарем. Копье за спиной, меч на поясе, пара кинжалов. Латные перчатки, да легкая броня. Ну и куда ж без кандалов и цепей анти-магических. Ну а сам, так называемый Страж Дороги, располагался на толстой ветке большого дерева рядом с путем в Вайрон. К слову сказать его "внешний вид" хоть и не подходит особо к битве против порождений порчи, против магов вполне работает. Демонов, как таковых, к тому же, в этих местах и не наблюдалось отродясь. А потому для магов и бандитов и так нормально. Не латы же с собой везти, в самом деле.
Взгляд отвелся куда-то в сторону. И всё же.. Хёстур, да? Давно это было. Какие-то нелегалы подорвали и себя и всю деревню над собой. То ли охраны было недостаточно на границе, то ли просто проморгали этих идиотов. Каким-то образом маги Эльмнота натворили бед в Вайроне. Позор. В любом случае, этого на моем посту не повторится. - злость, подступавшая, по ощущениям, из глубины живота, быстро заставила зубы сжаться, а лицо приобрести угрожающую гримасу от напряжения. Ненависть к магам и практически всему магическому по прежнему очень сильна в Вараграве. И не без причины. Впрочем глубокий вздох и вроде лицо расслабилось. Казалось бы, можно расслабляться дальше, как вдруг... странный звук не так далеко.
Эт чё? Портал? Какого..? - Бёрнс следил, как рядом с дорогой открывались врата, соединяющие две точки пространства. Следил и не двигался. Ему повезло, что он-то находился сзади портала и в итоге имел своеобразное преимущество в наблюдении. И хоть в теории он мог закрыть этот портал прямо сейчас, попросту рассеяв его анти-магией, это не вполне его устраивало. Ведь тогда ты просто пройдешь в другом месте, так? Не пойдет. Выходи, волшебник. Будь моим гостем, развей мою скуку. Тебе же лучше, что бы у тебя был пропуск на территорию Вайрона. Мне же лучше, что бы у тебя его не было. Выходи. - на лице появилось перекошенное выражение, сочетающее в себе легкую надежду, агрессивную улыбку и явную злобу. Как-никак через порталы не ходит абы кто. И уж тем более эти порталы не создаются абы зачем. А значит скорее всего скучные времена анти-мага подошли к концу и время работать. Работать как следует, не жалея себя.

+4

3

Ах, Хёстур! Город, с которым у Мисы всё было так невзаимно - она чувствовала себя почти умиротворённо на ненавидевших её мрачных улицах. Кажется, самой судьбой ей было предназначено любить его, ненавидеть, и по всем дорогам приходить сюда.

Миса проделала большую работу, чтобы разузнать побольше об этом взрыве - а это непросто сделать, когда ты подданная другого королевства. Но она знала, кого подкупить, кого нанять и, что уж скромничать, мастерски использовала телепатию для поиска нужной информации.
Те ребята, что подорвали это захолустье - они в своём роде гении. Получилось, конечно, некрасиво, но что поделать - за это время алхимия открыла несколько качественно новых способов изменять агрегатное состояние чистой магической энергии и стабилизировать её. Формула жидкого пламени у этих ребят, похоже, была убойная, и найти хоть какие-то следы реагентов на месте взрыва было бы большой удачей.

Едва пройдя через портал, Миса почуяла неладное - буквально затылком ощутила устремлённый на неё недобрый взгляд. Этого ещё не хватало.

- А? - раздражённо обернулась через плечо волшебница.

Её взгляд упал на дерево - ничем не примечательное, кроме, разве что, размеров. Кто-то смотрел на неё оттуда - вне всяких сомнений, недобрый взгляд был устремлён именно оттуда. Этого ещё не хватало... Размяться, впрочем, не помешало бы - последний месяц она провела над книгами в семейной библиотеке. А хороший маг не должен забывать про единство теории и практики.

Губы Мисы растянулись в недоброй улыбке. Она сосредоточилась на исходящем от незнакомца ощущении злобы, но нападать, однако, не стала. Вайронские храмовники - такие неудачники! Особенно в этом захолустье. Просто кучка трусов, бряцающих закреплёнными на поясе цепями.

Волшебница пожала плечами, развернулась, и пошла прочь, не желая тратить своё драгоценного времени на стычки - ну смотрит и смотрит, чего теперь-то. И Миса идёт в сторону руин, не обращая внимание на пронзительную ненависть, буравящую её затылок.

А потом резко взмахивает рукой с посохом, и массивный валун, отправленный таинственному наблюдателю прямо в спину, сшибает его с дерева, а Миса шагает в портал, чтобы оказаться прямо над незнакомцем, испепелявшем её недобрым взглядом.

- Добрый день, господин храмовник, - елейно улыбается Миса, но взгляд её холоден и скользит по закреплённым на поясе цепям, - С вашего поколения, я уйду прочь, и мы закроем глаза на этот неприглядный инцидент, ладно?

Спиной Миса отступает в портал, и вот уже лишние десять метров разделяют её и шокированного храмовника. Миса щурится, разглядывая его - это огромный мужчина с копной рыжих волос и лицом потомственной деревенщины.

- Вы конечно можете преследовать меня, - склоняет Миса голову набок и очаровательно хлопает глазами, - Но это может стоить вам карьеры, и, возможно, жизни. Ну, бывай!

Она взмахивает рукой и ныряет в ещё один портал, чтобы преодолеть ещё несколько издевательских метров прочь. Может быть, ей даже удастся заманить его за эльмнотскую границу и столкнуть с тамошними блюстителями порядка - вот смеху-то будет.

+4

4

Меня заметили? Тц. Чертовы магические фокусы. - заключил храмовник, недобро цокнув языком в такт своим же мыслям. Легко понять, что скрытность не работает, когда на вас внезапно начинают пялиться из-за плеча. Оставался вопрос - сбежит ли маг прямо сейчас, либо же предпочтет посчитать себя самым умным и продолжит проникновение в Вайрон.
Розовые волосы, молодой вид, дорого-выглядящие одежды. Судя по всему колдунья Эльмнотская. Оправдай мои ожидания - окажись высокомерной сукой. - с легким трепетом размышлял мужчина. Ощущения как перед тарелкой с вкуснейшим мясом. Хочется пресечь и осуществить арест прямо сейчас. Но что-то еще сдерживает внутри. Какие-то нормы закона типа не нападать первым. Хоть и от былой сонливости не осталось и следа. Внешний вид молодой леди нисколько его не сбивал с толку, ведь встречался уже с такими. Снаружи леди молодая, а на деле карга каргой небось тоже.
Размышления прерваны внезапным взмахом посоха. Атакует! Не вижу ничего, нужно прыгать. - Вараграв сигает вниз чисто на предчувствии угрозы. И не напрасно. Сзади в дерево с силой врезался здоровый валун. Джекпот! - на лице появилась радость. Ведь теперь у храмовника нет никаких оснований отступать, сдерживаться или вообще проявлять хоть какое-то милосердие. Только вот сама дамочка исчезла. Я же всего лишь на пару моментов упустил из виду.. Телепортация.
— Добрый день, господин храмовник, - Вараграв с удивлением поднял голову и увидел над собой розоволосую колдунью. Лицо Бёрнса сочетало в себе недоверие, удивление, легкое презрение и всё сильнее расцветающую опасными, но притягательными цветами злобу. С такого близкого расстояния дамочка могла бы понять, что ей лучше бежать. Но вместо этого... - С вашего поколения, я уйду прочь, и мы закроем глаза на этот неприглядный инцидент, ладно? - девушка снова скрывается в портале, выходя недалеко, пока храмовник смотрит ей вслед.
— Вы конечно можете преследовать меня. Но это может стоить вам карьеры, и, возможно, жизни. Ну, бывай! - что сказать, не так уж и часто Вараграв встречался с пользователями магии пространства. Впрочем за аж три демонстрации прямо перед ним он уже уяснил одну вещь. Он может сковать сам портал, как и любую магию, от открытия. И в этот момент, ты не сбежишь. А я не дам тебе опомниться. Итак... думаю я достаточно уже побыл в позиции слабого перед "великой колдуньей".
- Не стоит беспокоится. - древко копья пронзает землю, а сам Бёрнс резко рванул вперед. Его физически-развитое тело позволяло безо всякой магии преодолеть за пару-другую секунд несколько десятков метров. Создав рядом с собой поле анти-магии, дабы уберечься от внезапностей, храмовник за момент другой оказывается всем своим массивным телом прямо перед волшебницей.
Сковать. - и вот в области колдуньи все заклинания тратят раз в 10-15 больше времени, чем обычно. А волшебство - оно же такое, часто требует идеального времени исполнения, иначе всё рушится, а заклинания побега не активируются. Ладонь в латной перчатке врезается в женское горло. Крепкой, будто бы орлиной хваткой, сбивает дыхание. Пальцы сжимаются, а одной руки хватает, что бы оторвать колдунью от земли и держать её за горло в воздухе. Вараграв выглядит как зверь. Неописуемый, ведомый злобой, яростью.
- Так слаба, так медлительна ... и так бездарна. - его лицо выражает всю полноту презрения. Он смотрит на неё как на насекомое, которое ему сейчас так легко раздавить. Как на никчемность, жизнь которой он буквально держит в руке. Голос, взгляд, манеры, всё это выражает подобное отношение очень ясно. А тем временем, не давая даже опомниться, второй рукой Бёрнс цепляет одно женское запястье в кандалы, после чего, без капли жалости, швыряет саму волшебницу лицом в землю, заламывает руки за спину и защелкивает рудные оковы на втором запястье. Заключая это всё наступая тяжелым шагом сверху на лопатки.
- Это и есть моя карьера. Отлавливать и убивать преступников, магов и тьму. Вы под арестом за нападение на границу Вайрона. А также за попытку нелегального проникновения.

+4

5

Рывком храмовник бросается на неё, и Миса разражается приступом истеричного смеха. Миса чувствует, как разносится тяжёлый гул антимагии по ткущимся вокруг неё потокам маны. Контратака идеально расчитана, и её маневр стоит жалких долей секунды.

- Никогда прежде не имела дел с настоящим храмовником! - хищно скалится волшебница, - Но и ты пойми, старик, я тебя насквозь вижу!

Это не блеф и не фигура речи - Миса подлавливает момент, чтобы столкнуть свой взгляд со взглядом храмовника. Она входит в его сознание как разогретый нож в масло - от этого не спасёт никакая антимагия. Она бесцеремонно летит сквозь пульсирующие потоки ярости вглубь, желая достигнуть самой сути этого человека, ища способа заглянуть туда, куда не позволено заглядывать никому.

Ей всегда было интересно, кто становится этими мрачными типчиками, ненавидящими колдунов - ведь когда-то и он был невинным ребёнком, взращённым на сказках о древних волшебниках. Никакого ментального резиста - а может, он и не пытался защищаться, ведь нос заполнил едкий и удушливый горячий дым, а треск огня слышался рёвом не иначе как самого Пожирателя. Пламя гнева развёрзнутой пастью простиралось перед Мисой, и волшебнице не оставалось ничего, кроме как искать пути вверх, наружу.

Но выхода не было. Было только адское пламя, кольцом сжимающееся вокруг Мисы, был только чёрный-пречёрный дым, тяжёлый и плотный, от которого жгло в носу и в глазах.

А когда первый язык беспощадного пламени коснулся Мисы...

Видение оборвалось резко - резче был только влетевшая в лицо земная твердь. Миса закашлялась, словно гарь из видения и вправду осела на её горле.
Ещё мгновение понадобилось Мисе на осознание.

Волшебница ощутила себя голой.
Хуже, чем голой.

Руки её были стиснуты тяжёлыми браслетами кандалов, позорнее которых едва ли можно было что-то придумать. Ярость, бессильная, поднялась комом к горлу, и чем более на Мису накатывало осознание собственного бессилия, тем ярче полыхал её гнев.

Как только она выберется из этих кандалов, она убьёт его.


Когда она выберется из этих кандалов... Она...
Она...

Миса испепеляла взглядом спину своего пленителя, не иначе как пытаясь проделать в нём дыру. Он вёл её за цепь на кандалах, словно дворовую шавку на привязи. Многое хотелось сказать, но Миса молчала - молчала, опасаясь того, что разбитая губа и кровящий нос станут чем-то посерьёзнее.

Следовало ожидать, что рано или поздно она нарвётся на проблемы у вайронской границы. Она может сослаться на дела Ордена - у неё есть знак. Или попытаться откупиться, когда её приволокут в ближайший гарнизон Цепи. Больно и унизительно, но всё ещё не смертельно. Она выберется. Она точно выберется. Она...

Но это был не гарнизон. Это были те самые руины, к которым волшебница направлялась в своих поисках. На миг Миса перестала дышать от страшного осознания - то пламя из видения было именно тем, что она искала. Вопреки испытанному ужасу, вопреки того, что из-за этой оплошности она была так позорно пленена, Миса не могла не подумать о том, что это было прекрасно - настоящий шедевр магического искусства.

Но насущные проблемы воспрепятствовали тому, чтобы наслаждаться осознанием высот, на которых парил гений этих умельцев.

Они остановились у одного из разрушенных домов, чёрных от копоти.

Дурное предчувствие кольнуло Мису.

- Зачем ты меня сюда приволок, старик?.. - пересохшими от волнения губами дерзко спросила она.

+4

6

Любая работа по пленению мага всегда заставляла Вараграва ощущать заметное раздражение. Будь его воля, он бы просто снес голову, разбив её в кашу одним тяжелым шагом своего ботинка и дело с концом. Но нет, от границы надо отваживать, а не забор из трупов ставить. Конечно. Тц. Подобная мягкость и позволяет подобным вот лярвам потом беды устраивать. - вместе с этим, наружу данные мысли вышли лишь раздосадованным выдохом.
А тем временем храмовник продолжал уводить свою пленницу, посаженную на цепь, подальше от дороги. И всё же.. Я готов поклясться, что в тот момент я будто отключился на долю секунды. - Бёрнс может и не был ученым, но точно также не был и идиотом. В момент когда он бросился на эту колдунью, он ясно ощутил, как его внимание рассеялось. И не оставил это без внимания. Подобного раньше испытывать как-то не приходилось. "Вижу насквозь", значит? Может ментальная магия? Ей просто не удалось её применить или.. это было не атакующее заклинание? - размышлял мужчина в попытках найти ответ, пока они шли, но ему это давалось тяжело.
Он не понимал того странного чувства, что возникло в тот момент. Будто нечто инородное проникло в его душу. Туда, где можно найти лишь ревущее пламя гнева и ярости. Где ничего не видно и нечем дышать. В то место, где можно найти его внутреннее "я", если проберешься сквозь этот обжигающий, отвергающий и всепожирающий огонь. В тот момент, как только я защелкнул кандалы.. это чувство испарилось. Тц.. Раздражает. - думать над тем, какую же магию на нем опробовали в этот раз было не самым приятным занятием для Вараграва, явно. Потому он и решил пока оставить эту тему.
Тем более, что куда больше удовольствия ему доставили события после. Когда храмовник схватил эту кудесницу за её розовые волосы, отрывая лицом от земли, трепля её как тряпку половую, пока вокруг было поле анти-магии. Бёрнс переодел кандалы по новой, что бы женские руки были скованны спереди, а не за спиной, попутно пристегнув цепь. За которую он её сейчас и ведет за собой, к руинам, где никто не услышит криков и не помешает. Он желает испытать еще большее облегчение, выплеснув свою злобу на эту молодую волшебницу, а после вышвырнув ту из Вайрона, как пользованную шлюху. Чего она в лучшем случае и заслуживает. Шлендра малолетняя. - выражение лица чуть смягчилось на какое-то время.
Зайдя в руины храмовник грубо толкает уже изрядно испачкавшуюся в земляной пыли девушку спиной к стене. Прямо вжимает её. Цепь тянется вверх, заставляет женские руки оказаться задранными до боли в подмышках. И оставляя кудесницу в таком виде, Вараграв прибивает цепь к стенке, фиксируя положение. Бёрнс отходит на пару шагов и, довольный собой, смакует сам вид. Та самая, наглая и самовлюбленная до нельзя лярва, с каким-то сумасшедшим даром к волшебству, владеющая всякими невероятными способностями вроде магии пространства сейчас вот в таком вот позорном и унизительном виде, в кандалах, с взъерошенными волосами, на цепи, прижатая к стенке, не имеющая даже малейшей возможности сопротивляться. И это лишь начало. Он не убьет её, нет. Но он заставит её желать смерти.
- Зачем? Провести воспитательную работу над тобой, тупица. Помимо того, что ты бездарность, ты еще и глупа я смотрю? - он вновь хватает её за волосы, тянет за них, наклоняя женскую голову в стороны, издевательски смотря сверху вниз - Что, магию с порталами и прочими высокоуровневыми фокусами теперь может получить кто попало? Или ты настолько выросшая в своем мелком болоте лягушка, что никогда не сталкивалась с реалиями мира? Если так, то ты еще более жалкая, чем казалась изначально. Тьфу. - он явно насмехается над ней. Не скрывая ни презрения, ни явной злости, что направлены всецело на неё и только на неё одну в данный момент.

+5

7

Храмовник тащит её внутрь, дёргая цепь с такой силой, что Миса чудом не валится с ног, - и, разумеется, никакого ответа не даёт. Вместо ответа он вскидывает её руки с такой силой, что в разбитой голове на миг застит белым, а в груди перехватывает дыхание, и вколачивает гвоздь в стену ещё до того, как Миса осознаёт произошедшее.

Едва ли можно было надеяться на благополучный исход теперь. Едва ли можно было надеяться, что расплатой за эту ошибку станет одна лишь попёртая гордость - и даже Хилиату сейчас неведомо, удастся ли ей откупиться малой кровью, и не станет ли рослый храмовник её проводником на тот свет.
Мисе удаётся сохранять поразительное самообладание, но только лишь ценой того, что она отказывается от всяких надежд на бегство и избавление, по крайней мере, до тех пор, пока руки её закреплены над головой - даже с наручниками на запястьях, она могла провернуть со своим мучителем парочку грязных приёмов (настолько грязных, что даже магии для них не требовалось).

Миса бы соврала, если бы сказала, что не понимает, куда всё клонит - в конце концов, Миса видела. Художник в ней ликует - она нашла пламя даже более прекрасное, чем искала. Заглядывать туда не следовало - и теперь это кажется очевидным, - но избалованная экзотическими вкусами и ощущениям, она просто не могла отказать себе в чём-то, чем обладала бы в конечном счёте она одна.

И пока что Миса ни о чём не жалеет, кроме горького осознания неминуемости того, что пожалеть придётся в самом обозримом будущем. Вараграв (волшебница узнала его имя как раз тогда, когда нырнула в опалённый яростью разум) запускает свою лапищу ей в волосы, хватает, тянет безо всякой жалости и уважения, заставляя её запрокидывать голову, обнажая белую шею из под тёмной ткани колдовского плаща.

Миса смотрит на Вараграва холодно. То, как он отчитывает её, прямо таки чадит дешёвой балаганной комедией, и волшебница не может удержаться от усмешки. Никто и никогда прежде не называл Мису ни "глупой", ни "бездарной". Никто не посмел бы обходиться с ней как с преступницей. Щеки её рдеют от ярости, а дыхание слышно лучше, чем того хотелось бы.

- Ублюдок, - голос её звучит тихо, а лицо искажает оскал, - Не разглагольствуй с таким видом о вещах, которые твой скудный ум даже в половину постичь не способен!

Вряд ли эти слова как-то помогут ей - не помогут и никакие другие. Ничего из того, что она может сказать, не имеет сейчас веса. Вараграв смотрит ей прямо в глаза, смотрит свысока, а она отвечает ему тройной мерой презрения - даром что к стене приколочены сейчас её руки.

+5

8

Резким рывком он отпускает её волосы, отходит на полтора шага и вновь оглядывая пыхтящую от злости и рдеющую от бессильного гнева колдунью. Нравится. Безусловно ему доставляет удовольствие весь этот вид, вся эта картина. Вараграв с каждой секундой ощущает как зверь из глубины души рвется наружу. Словно влекомый любимым лакомством. Бёрнс слышит рёв, ощущает сбивчивый рык. Буквально чувствует, как когти вонзаются и рвут его внутренности, рассекают мускулы и кожу, желая вырваться, вызвериться прямо здесь.
Лицо мужчины слегка покрывается потом, а само дыхание учащается. Эйфория разливается по телу от вседозволенности. От того, насколько далеко он может зайти сейчас. Она молода, хоть и уже такая сука. Но ничего. Пока это поправимо - это допустимо. Главное не лишить её глаза или чего-то подобного в процессе. Главное не сделать чего-то что уже не исправить. В остальном же, всё дозволено. Отыграюсь как следует и вышвырну, как и хотел.
— Ублюдок. Не разглагольствуй с таким видом о вещах, которые твой скудный ум даже в половину постичь не способен! - женский голос возвращает храмовника в реальность. В реальность, где он чувствовал себя легче птичьего пера почему-то. Возможно от странного тепла, что разливалось по телу. Впрочем, долго в долгу Бёрнс не остается и в ответ на подобные дерзости лишь снимает латную перчатку, вешет ту на пояс, легко улыбается, всё с тем же презрительным и высокомерным взглядом. А после следует звонкая тяжелая пощечина, прямо по женскому лицу. Широкой расправленной ладонью и с вытянутыми пальцами. Жгучая, оставляющая яркий красный отпечаток на коже.
- Все твои, так называемые, "вещи" - жалкие фокусы. Ты изучила парочку и уже считаешь себя на вершине мира? Потому что вам так говорят всё время, верно? Что ж, я буду рад показать тебе и научить тебя, что твоя вершина - ничто. Холмик, которым ты довольствуешься, так гордишься и упиваешься, так как слишком слабая волей, слишком немощная телом, слишком избалованная и безмозглая.
Его слова приобретают всё больший оттенок злобы. Бёрнс буквально источает это чувство своим присутствием. Словно само его лицо источает зловещую тень. Мужская рука летит вперед, и пальцами, словно ястребиными когтями, впивается в женскую шею. Ладонь давит спереди, прижимая затылком к стене. Пальцы жалят по бокам, доставляя одновременно и асфиксию и пронзительную боль. Вараграв давит вперед, заставляя колдунью задирать голову к верху. А сам смотрит. Смотрит сверху и наслаждается видом лица волшебницы в агонии, буквально держа её жизнь в своей руке. Тон голоса становится более четким, но при этом более тихим и вместе с этим зловещим.
- Ты не знаешь что такое страх, ответственность, боль и расплата, не так ли? Я вас познакомлю.

+4

9

Храмовник улыбается. От улыбки этой у Мисы скручивает внутренности, а лицо перекашивается гримасой презрения ещё более глубокого. На лице его выражение хозяина праздника, торжество вседозволенности, и скрывать этого он даже не пытается - да и незачем. Скованные руки сжимаются в кулаки, но холодные тяжёлые наручи бесстрастны и ничем их не растрогать - ни яростью, ни отчаянием, ни подступающим комом к горлу ужасом.

Варганав выдерживает триумфальную паузу. Размеренно избавляется от железной перчатки - торопиться ему явно некуда. Волшебница наблюдает за ним мрачным взглядом - ну а ей не на что надеяться.

Тяжёлой рукой храмовник отвешивает ей пощёчину.
Миса вскрикивает.

Рука военного при исполнении оказывается на редкость тяжёлой, и сдерживать эту тяжесть он даже не пытается. Она расходится звоном внутри черепной коробки, от неё снопы искр проносятся перед глазами, и жгучим следом оседают на нежной девичьей щеке, с которой никто доселе не обходился вот так. Миса чувствует, как влажнеют её глаза, как отчаянно стремящееся к жизни сердце бьётся отчаянно, как не билось никогда.

Мису переполняет желание жить. И вместе с ним - желание убивать.

Миса поднимает блестящие от слёз глаза на храмовника. Этот ублюдок наслаждается положением. Он играет с ней - он даже убивать её не хочет.
А вот Миса хочет.

Всё, что остаётся ей - бессильной и зафиксированной у стены, униженной собственным безрассудством и недальновидностью, - купаться в фантазиях о том, как она втопчет в грязь это самодовольное лицо. Ох, она вне всяких сомнений переживёт этот день, как бы далеко Варганав не зашёл. Она стерпит всё, что рвётся наружу из полыхающего кострищем колдовского огня разума, но только лишь для того, чтобы вернуться. Она будет терпеливой - сегодня и впредь, чтобы вернуться тогда, когда он не ждёт её; вернуться, чтобы разрушить всё, что он успеет построить и полюбить.
Когда-нибудь потом, когда закончится этот день, она вернётся для того, чтобы унизить его так же, как он унизил её. Она не сотрёт это из своей памяти. Не забудет. Не позволит воспоминаниям исказиться и смягчиться - каждую деталь его самодовольного лица она отпечатает в своём разуме и пронесёт до дня, когда вся его гордыня будет растоптана её изящным каблучком.

И когда пальцы смыкаются на её шее, Миса смеётся. Смеётся взахлёб, истерически, смеётся сама не знает над чем - наверное, над тем, как сильно её сердце способно ненавидеть. Рука сжимается крепче, а смех сменяется хрипом. Тело волшебницы напрягается, подаётся вперёд, словно бы не будь на её запястьях ненавистных наручей, и она бы тоже сцепила пальцы на его шее. Но руки её, скованные над головой, могут лишь бессильно хватать удерживающие её цепи. Обезумевшая на грани между жизнью и смертью, Миса постигает неведомые ей прежде грани распаляющей нутро ярости.

Но за миг до того, как ей кажется, что она не то потеряет сознание, не то умрёт от асфиксии окончательно...

...храмовник разжимает свои крепкие пальцы.

Миса заходится в судорожном, громком кашле - таком сильном, что без малого, кажется, выкашляет сейчас свои внутренности. Но ей удаётся усмирить что свои рефлексы, что отчаянно колотящееся сердце.

Реальность кажется удивительно чистой от мусорных смыслов. Есть она. Есть Вараграв, храмовник Цепи, чья железная хватка до сих пор неприятно ощущается на девичьей шее.

- Я... - хрипло бормочет Миса, а потом снова кашляет, а потом судорожно хватает ртом воздух, чтобы договорить, - Я убью тебя...

+4

10

Хороший взгляд. Для такой мрази, как ты. - будто бы сама собой сформировалась мысль при виде того, как заплаканное, искажающееся женское лицо тонет в пучинах гнева и злости. Он видит всё это так ясно, даже без какой бы то ни было магии. Видит, потому что сам знаком с этим не понаслышке. Жалкая. - проносится в голове от осознания того, насколько же всё это пылающее море ярости, что клокочет внутри неё сейчас, меньше и слабее, чем то, что в самом Вараграве.
Но как ни странно - это злит. Злит храмовника. Он сжимает зубы, не скрывая оскал, от чего и без того ужасающее лицо становится еще гротескнее. И это ты что-то там щебетала про понимание вещей? Сейчас кричишь про то как меня убьешь?! Ты..?! Никчемная, разодетая...! - он хочет отвесить ей еще одну пощечину, уже со всей силы. Но на удивление сдерживается, вместо чего продолжая смаковать каждую нотку смеха, каждый всхлип, каждый хрип, что эхом резонирует с чем-то глубоко-глубоко, в глубинах его собственной души.
Смех, безумие, хрипы. Звон цепей от того, как девушка дергается и подается вперед. То ли что бы удушить себя еще, то ли что бы вгрызться Вараграву в глотку. Так по звериному, по дикому. Словно первобытные инстинкты овладели ей целиком и полностью. И это еще сильнее радовало храмовника - её надзирателя. Он словно ощущал сладость на губах, когда вглядывался в закатывающиеся глаза, на которые наворачивались слезы.
В любом случае он отвечал ей взаимностью и крепко держал рукой на месте, как держал бы любую тварь. Черт.. еще чуть-чуть.. еще чуть-чуть и... смерть. Она никому не навредит, ни на кого не нападет. Еще чуть-чуть.. Еще...! - рука лишь сильнее сжимает крепким хватом женскую шею, пока наконец... Пальцы не разжимаются, а сам Вараграв отходит на два шага назад, заметно тяжело дыша. То ли от приложенной силы для удушья, то ли от бешеного волнения и дикого удовольствия от процесса - твою мать.. я почти.. почти поддался. Почти поддался и лишил бы себя дальнейшего. Надо не увлекаться так. Но вроде всё нормально?
Рассудил храмовник, видя как девушка всё же не потеряла сознание, откашливаясь. Вараграв выдохнул и любовался. Сначала ярким проявляющимся следом от его руки на женской шее. А после безумным выражением лица самой колдуньи. Слюна капала у неё изо рта, глаза были всё еще полузакатаны и в слезах от удушья. Хрипы, вздохи, выкрики. Но самое приятное во всем этом было - искаженная физиономия той, кто еще не так давно смотрела на него сверху вниз в самодовольной мине, которую она наверное носила на себе больше чем какое бы то ни было другой выражение лица.
— Я убью тебя... - выкрикивает она, пытаясь отдышаться. Краснота от удушья сходит с её лица, от чего становится вновь заметным отпечаток его ладони на её щеке. Выждав пару-другую секунд, ощутив это словно вечность, Вараграв снимает и вторую латную перчатку. А после подходит. Мягкой, заметно мягче чем до этого, но крепкой, давящей хваткой он берет её за подбородок и поднимает тот, смотря в её глаза.
- Передохнула? Это называется милость. А теперь... - он смотрит прямо в её зрачки. Он знает, что она еще не восстановилась до конца. Но ему это и не нужно. Ему необходимо только что бы она отошла от основных последствий асфиксии. И это произошло. И это сигнал, что пора идти дальше - Я научу тебя боли. - не отрывая глаз, холодно и тяжело произнес Вараграв. Эти слова просто сочились концентрированной злобой. Не горячей, но обжигающе холодной.
Его вторая рука сложилась в кулак, крепкий, с оттопыренным большим пальцем.  Момент. Другой. И большой палец резко врезается промеж женских ребер. Легко пробивая её одежду, рассекая плоть и входя в реберные мышцы до конца ногтя. Туда, где хватает нервов, затрагивание которых причиняет боль. Сильную боль. И лицо Вараграва даже не двигается. И он, крепко держа за подбородок,  не дает двигаться и женскому лицу. Ожидает её реакции на подобное "проникновение". Шевелит пальцем, прокручивает им издавая звуки. Её дорогую одежду пачкают ручейки её же крови. Которых не так много на самом деле. Как-никак такое ранение хоть и очень болезненное, но даже не средней тяжести. И всё же кровь ощущается. Так отчетливо. Теплая..
- Так у тебя всё же красная кровь? А мне казалось вы голубых кровей, ха. Выходит и это вранье. Есть в тебе хоть что-то настоящее, тварь? - без капли жалости он выдает то, что думает, пока смакует её реакцию, словно раздольный пир. С насмешкой, с легкими нотками игривости. Но в то же время, с нескрываемой ненавистью и злобой, что словно через его палец обжигает внутренности, будто желая пройти еще глубже и тронуть сердце. Буквально.

Отредактировано Вараграв Бёрнс (2021-10-21 02:36:52)

+5

11

Миса пытается вцепиться в хватающую её лицо руку зубами, но лишь клацает ими в сантиметре от загрубевшей кожи. Миса пытается сбросить твёрдую храмовничью хватку с подбородка, но пальцы только крепче железными тисками сжимаются на щеках, фиксируя положение головы.

Трудно было поспорить с тем, что в это безрадостное положение Мису привело собственное безрассудство - но что, чёрт возьми, этот мерзавец о себе возомнил?! Вараграву ещё только предстоит раскаяться в том, что он посчитал, будто вправе попрекать Мису величиной её эго, но здесь и сейчас может она немногое - только лихорадочно противиться тому, чтобы храмовник получил то, чего желает.
Она, по крайней мере, не позволит ему превратить себя в бессловесную, напуганную и покорную игрушку.

Лицо Мисы снова искажается той презрительной гримаской, которой сопровождается каждый нелестный эпитет в адрес пленившего её храмовника.  Она даже успевает открыть рот и сделать глубокий шумный вдох, но не успевает издать ни звука.

Вместо грубостей с побелевших губ Мисы срывается что-то короткое, тихое и почти недоумевающее. Гораздо громче, чем звук её голоса, звучит какой-то мерзкий чавкающий хруст. Волшебница судорожно пытается опустить взгляд, но не потому что зрительный контакт с храмовником её пугает - это сейчас меньшая из её проблем.

Ей просто своими глазами надо убедиться в том, что она чувствует (хотя она почти благодарна Вараграву за то, что не может этого сделать).

Взглянуть самой, чтобы ПОвЕРиТь В тО чТо еЁ кОжУ РвУТ ГоЛЫМи РуКАмИ.

Но счастливый миг неведения на то и миг, чтобы кончиться меньше чем за секунду. Мисе не нужно видеть. Миса чувствует.

От боли вся вселенная сжимается в точку внутри тела. Отстранённо, словно сквозь толщу льда, Миса слышит, как бряцают сковывающие её цепи в такт чёрным судорогам, сводящим руки. Слышит свой звериный не то крик, не то рык, эхом бьющийся о черепную коробку, но боль всё равно громче. Боль заполняет всё органы чувств - оказывается, её можно услышать, почуять и увидеть.

Цвет у боли красный.
Звучит она вворачивающимся в самые глубины костного мозга визгом.
А пахнет развороченным в труху мясом.

Охваченное лихорадкой тело обжигает холодными каплями - это кожа покрывается неприятной испариной, это ручейки слёз прокладывают путь по щекам, это горячая красная кровь остывает, вытекая из тела. Но даже в этой невыносимой точке пространства и времени Миса держится за своё обещание самой себе как за молитву, как за непреложную истину.

Надо помнить. Нельзя забывать и позволять себе провалиться в спасительное небытие - это был бы жалкий исход такого жалкого пленения. Отключка - непозволительная роскошь для той, кто даже сейчас не потеряла надежду спасти какие бы то ни было крохи растёртой в труху гордости.

Первые сорок лет в детстве мальчика, как известно, самые сложные - пусть наиграется вдоволь. Пусть выбросит, как сломанную игрушку, посчитав это большим актом презрения, чем убить. Эта ненависть и ярость станут орудием его убийства, и он сам вкладывает его в её скованные руки.

Но ко всякой боли можно привыкнуть, и всякую боль можно стерпеть.
Чуть менее невыносимая.
Всё ещё заставляющая колени мелко дрожать, а руки судорожно и беспомощно биться, но всё же сносная.

В конце концов Миса вновь вскрикивает только тогда, когда храмовник резко вырывает окровавленный палец из раны, разворотив её этим прощальным жестом ещё немного.

Боль, конечно же, никуда не уходит - боль протяжно гудит в судорожно вздымающейся груди. Почти повисшая на своих цепях, Миса наконец-то получает возможность опустить голову и пустым тупым взглядом упереться в окровавленную дыру в теле. Длинные волосы, обыкновенно гладкие и блестящие, а сейчас тусклые и растрёпанные, скрывают её лицо.

Миса дышит, тяжело и шумно.
Они оба молчат.

- ...веселишься? - вдруг вкрадчиво спрашивает Миса надорванным от крика голосом.

Отредактировано Миса (2021-10-21 10:26:42)

+4

12

Дрожь, дёрганья, крики, слёзы. Любимые блюда Вараграва, если они идут от самовлюбленных до нельзя, не знающих ответственности и тяжести жизней других, людей. В особенности магов. Бёрнс с удовольствием бы доил эти лакомства дни напролет из колдуньи перед ним, как из скотной коровы. Он заглядывает в её глаза, видит в них боль, море боли. И доволен этим. Девушка уже даже не стесняется, она плачет, она по звериному ревет, кричит, мечется, насколько остатки свободы ей это позволяют. Без грации, без элегантности. И он всё это видит своим взглядом, всё чувствует напрямую своим пальцем.
Притягательно. Увлекает так сильно, что заставляет палец входить еще, входить глубже. Нащупывая слабые места, точки боли. Ощущая каждое содрогание и как только - врезаясь в задетое место, что бы вызвать конвульсии еще сильнее. Боль еще сильнее. Это словно игра. Увлекает. Храмовник и сам не замечает как его палец уже скрылся в женском, покрытом испариной теле. Дальше не зайти. Да и это опасно. А потому можно прокрутить, попытаться согнуть палец. Чем вызвать четкие чавкающие звуки плоти и крови, заставить девушку тратить остатки своих сил на сопротивление, от чего лишь цепи бренчат. И он всё это слышит. Просто музыка для моих ушей. А она дрожит. Прямо перед ним. Так бесстыдно. Вся целиком. Возможно она уже стала жертвой здесь. Так сильно содрогается её тело, её руки, её колени. Возможно она уже сполна заплатила за свои ошибки. Но... в глазах Вараграва: этого мало.
Палец с долей резкости выдергивается из женского тела, оставляя раскуроченную дыру, которая будет болеть еще какое-то время. Которая заживая, будет болеть. Шрам от которой в дождливую погоду будет болеть. Вечно напоминая. Храмовник отпускает лицо колдуньи, отступает на полтора шага назад. Девушка перед ним лишь обмякает на цепях, подрагивая телом. Её блестящие одежды все в пыли, крови и поте. Её витринное лицо искажено болью, злостью, запятнано слезами. Отмечено следом его руки. Яркие волосы, над которыми скорее всего ухаживают часами, сейчас лишь ломкие, спутанные, тусклые, падают вниз. Она прекрасно может видеть итог его действий. Она дышит. Тяжело. Прерывисто. Вараграв же имеет одышку от волнения, от выплескивания своих внутренних эмоций. Ведь это лишь начало. И в такой обстановке он слышит негромкое, вкрадчивое:
— ...веселишься? - на что храмовник, словно это уже в порядке нормы между ними, хватает её за волосы и тянет их вверх, открывая её лицо себе.
- Ты слишком малолетнее ничтожество, что бы я мог повеселиться. - чуть ли не выплевывая желчь, концентрированное презрение и злость, тяжелым голосом отрезал храмовник. И он лукавит. Немного, но всё же лукавит. Ему явно по нраву стойкость этой девушки. Ему начинает действительно нравится их своеобразное "знакомство". Он хочет её по настоящему наказать, хоть и вынужден проводить все эти прелюдии из некоего извращенного чувства сострадания. Впрочем он себе в этом никогда не признается. И если бы не указание, он бы её уже давно убил, снеся голову. Кому-то... везет? Как бы там ни было, для Вараграва в данный момент - она всего лишь очередная высокомерная сука. Да и всегда есть отмазка - Это и есть моя "карьера". - рука легким движением отпускает волосы, давая девичьей голове вновь опуститься. Небольшой перерыв.
- Что на счет тебя? Как ты и такие как ты веселятся? Сжигают чужие дома, взрывают деревни, угрожают людям своей магией, что достается вам даром? - храмовник хватает волшебницу за её одежду в области груди. Мышцы обнажаются на руке. Кулак крепко сжимается. Словно пытаясь взять за грудки. Только вот... Одно резкое, сильное движение вниз ведет к тому, что Вараграв раздирает ткань, разрывая женскую одежду в клочья, что опускаются на землю, на которые наступает его тяжелый ботинок. И теперь начиная от бедер и заканчивая шеей - всё как на ладони. Мужчина выпрямляется перед ней, смотря сверху-вниз уже таким обычным, как и полагает для неё, взглядом - как на ничтожество.
Храмовник не заинтересован в тщедушном теле этой волшебницы. Он сделал это что бы ему было легче продолжить. Его глаза. Она может уловить этот взгляд. Который смотрит на неё в легких раздумьях, всё с той же пламенеющей, возможно даже пленительной, почти звериной яростью внутри. Итак, теперь.. Продолжим? - он желает продолжить. И он продолжит. Продолжит "учить" её.

+4

13

Миса коротко облизывает разбитые губы и морщится от боли, когда храмовничья рука хватает её за волосы, и обжигающе-колючий её взгляд тонет в стылом презрении мужчины перед ней, и лицо её искажает яростная гримаса.
Однако, Вараграв уже мог заметить, что это хорошенькое личико было способно выдавать гораздо больше спеси.

Голова волшебницы пошатывается, отброшенная, и провисает обманчиво безвольно, а лицо вновь застилают длинные волосы.

- Даром? - неровный и истерзанный голос Мисы звучит совсем иначе, когда она поднимает взгляд, приподнятая за грудки. Волосы липнут к умытым слезами раскрасневшимся щекам, а плечи и грудь сотрясаются от мелких едва слышных смешков, - Какой же ты болван! В жизни не видала таких дураков! - Миса смеётся, хотя, похоже, до сих пор не перестала плакать, - Помолюсь за тебя Эйре, когда вернусь домой!

А потом вдруг замолкает.
И добавляет как-то неожиданно серьёзно.

- На свете есть вещи хуже смерти.

На это смелое (дважды смелое в её положении) утверждение можно ожидать реакции какой угодной. Миса вот ждёт ещё одной дыры в теле или хотя бы ещё одной увесистой пощёчины, от которой неприятно зазвенит в ушах. Ударит. Оскорбит. Рассмеётся в лицо.

Но в одно движение резко рвётся ткань, и дорогие одежды превращаются в тряпьё у ног волшебницы. Вместе с роскошными шелками на землю слетает несколько побрякушек, дорогие самоцветы покрываются трещинами, и Миса опускает на них свой взгляд с нескрываемым ужасом. Тело покрывает липкая испарина, которую недружелюбно окутывает промозглый октябрьский воздух.

Треснув, зачарованные самоцветы теряют свой блеск и мягкий мерцающий изнутри свет. Запечатанная мана облачками вылетает из некогда ярких камней. Пустым взглядом Миса смотрит на то, как вспыхивающие над украшениями облачка магии аннигилируются - кажется, такое продолжительное антимагическое воздействие сделало их хрупкими...

Волшебница судорожно сжала кулаки. Того, что осталось, не хватит. Единственный план побега с самого начала был сопоставим с очень болезненным самоубийством, и теперь...

Теперь дело совсем плохо.

В одних чулках она стоит, прикованная к стене, перед храмовником Цепи, вперившегося в её нагое тело страшным и глубоким взглядом. Не похоже, впрочем, что это её смущает - в конце концов, Миса действительно красива. Молочного цвета кожа, пускай и попорченная многочисленными синяками, ссадинами и кровоточащей дырой между рёбрами; вздымающаяся в такт дыханию грудь и широкие бёдра - многие искали возможности запечатлеть в своей памяти это зрелище.

А удалось ему, какому-то неотёсанному громиле-фанатику. Какой отстой.

Миса пространно улыбается, по-кошачьи прищурившись.

- Позвольте задать вопрос, господин храмовник, - мягко говорит Миса, но едва ли можно обмануться этой милостью, не почувствовав за её ширмой смертный холод Ледяных Высей, - И как часто ваше правосудие заканчивается... Вот так?

Отредактировано Миса (2021-10-23 00:08:45)

+4

14

Храмовнику весьма доставило то, каким ужасом оказалось объято лицо волшебницы, при виде её трескающихся побрякушек. Он не мог знать для чего они, чем они важны, что они могли бы позволить сделать. Банальная случайность сделала так, что у волшебницы оставалось всё меньше способов выйти из этой встречи живой и целой при помощи силы. Могло ли быть что-то более уязвляющее для эго человека, что с пеленок слышал о своей исключительности, важности и гениальности, как отсутствие варианта силой пробить себе путь из подобной ситуации? Быть вынужденной подстраиваться. Такой как она, такой великой, гениальной, важной, статусной.
Реальность, однако, представала прямо перед лицом колдуньи. Невозможно было отрицать очевидного. А Вараграв прекрасно видел всё это и сам, что было чуть ли не написано на лице его жертвы. Он мог догадаться, что возможно эти побрякушки имели какой-то эффект. Отравление возможно? Но теперь всё это значило ровное ничто. Камушки, что походили на драгоценности более не несут никакой пользы. Они в земле, утратившие свой яркий свет. И с каким бы ужасом на них не смотрела колдунья, как бы не хотела их обратно - они не восстановятся.
И всё же была вещь, которая удивила храмовника. Девушка, судя по всему, нисколько не стеснялась оставаться нагой на глазах у своего пленителя. Наоборот, ей будто был чужд стыд. Или может быть она просто самоуверенна до нельзя. Идеальная во всем. Пхах. Что за глупость. - лишь фыркнул в такт своим мыслям Бёрнс, отмахиваясь от долгих рассуждений на то, почему молодая леди так запросто переносит свой вид. Храмовник подходит к девушке, замечая какой-то новый взгляд от неё.
— Позвольте задать вопрос, господин храмовник. И как часто ваше правосудие заканчивается... Вот так?
- Что ты имеешь в виду? - его тон холоден и... как ни странно искренен. Он понимает, что попытка в мягкий голос от волшебницы перед ним - не более чем уловка. Возможно привычка лицемерить, натягивать на себя эту "маску аристократии". Тьфу. В ответ на это, его же эмоции открыты. Он не пытается чего-то скрывать, как ни странно. Своего пренебрежения к ней, как к слабой зазнавшейся избалованной принцеске. Своего холода в ответ на столь очевидные ядовитые и лицемерные речи. Для Бёрнса это было сродни змеиному шипению. Мужская рука кладется на женскую челюсть, нажимая пальцами на щеки, держа крепко.
- Во первых, всё еще даже толком не началось. - раздается звук глухого удара кулака второй руки. Аккурат в ребра. рядом с дырой. Явно не в полную силу, рёбра врятли даже треснули, но синяк тут точно будет. - Во вторых, откуда такой как ты, что носит дорогие шелка и мнит себя центром вселенной, знать хоть что-то о смерти и о вещах, что хуже неё? - в этот раз удар кулака приходится в живот. Тяжелый такой. Но на удивление очень точный. Точный и мучительный. Его удар не причинит тяжелого вреда внутренним органам, нет. Вместо этого он заставит всем женским телом ощутить эхо от приложенной силы. Оставляя давящее чувство боли, что будет слабеть на ближайший час.
- Ты и про боль-то узнала скорее всего сегодня. - будто это ничего необычного, его большой палец скользит по кровавой дыре меж ребер, поднимается выше. Мгновение-другое и врезается в женское тело вновь. Аккуратно, точно, болезненно. Меж ребер его палец входит до конца ногтя. Прямо в теплое, дрожащее мясо. Вараграв рукой ощущает ручьи крови, что неспешно вытекают, остывают и капают на землю. /
И как храмовник может чувствовать состояние девушки, так и сама волшебница запросто может безо всякой магии считать состояние Бёрнса, которого очень злят её речи о высоком. Ведь в его глазах она просто бездарная высокомерная сука, которая всему обязана своему происхождению и магическому дару. По крайней мере на данный момент.
- Продолжай. Говори. Что ты имеешь в виду, тварь лицемерная? - палец остановился, давая девушке хотя бы возможность высказаться. При этом забавно, что повреждения, которые Вараграв наносит очень далеки от фатальных. Хотя он мог одним ударом лишить её сознания, поиздеваться вдоволь, возможно изнасиловать, затем выкинув пользованную на откуп судьбе где-нибудь в лесу - он этого не делает.
Вместо этого он продолжает растягивать момент, наносить всё новые раны. Всё новые легкие повреждения.
Они будут болеть. Большая часть скорее всего заживет за первый же месяц лечения. Но Вараграву плевать. Он не стремится сделать её калекой. Он желает продолжать играть. Подобно тому, как хищник может играться с добычей. Долго. Яростно. Прежде чем её сожрать без остатка. Подобно тому, как и сам храмовник хочет скормить эго этой волшебницы своему внутреннему зверю, внутреннему чудовищу. Взамен получив облегчение от вечно сжигающего его пламени гнева к таким как она.

Отредактировано Вараграв Бёрнс (2021-10-24 01:42:13)

+4

15

Новые удары едва ли могли произвести на Мису то же впечатление, что и считанных несколько минут назад. Даже в момент, когда большой палец храмовника снова встревожил воспалённую рану, она только вскрикнула и попыталась отпрянуть в приступе инстинктивной судорожной дрожи.

Миса смотрела куда-то в сторону и вверх - как раз мимо плеча Вараграва. Там, в обрамлении ветхих обломков былой крыши, виднелась чернильная синева ночного неба, испещрённая звёздами и чёрными лоскутами облаков.

- Хорошо, - кивает она, - Но тебе не понравится то, о чём я скажу.

- Тебе, болвану, и невдомёк, с какими силами приходится иметь дело магу... - вздыхает Миса, - Ты не поймёшь, даже если я попытаюсь объяснить. Мне пришлось постичь знания, непредназначенные для слабого человеческого разума. Умирать я, конечно же, не хочу, - волшебница чуть склоняет голову набок, - Но и смерти я уже давно не боюсь. Убьёшь меня сейчас - и даже не увидишь гримасы ужаса на моём лице. Тебе же такое нравится, да?

Миса тихо посмеивается и без капли страха смотрит прямо в глаза Вараграву.

- А ты... Ты ограничен своим узким мирком - и на самом деле это ты не знаешь ничего об устройстве мира. И не хочешь - это же так удобно, возвести свои потери, свою боль на алтарь. Сосредоточиться на том, с чем не можешь справиться. Придумать этому красивое объяснение, которое так удобно будет использовать для того, чтобы называть своё бесчестие "правосудием".

- Такая жизнь - вот что хуже смерти, - говорит Миса без тени улыбки.

- Ты хуже дикаря, - лицо Мисы кривит презрительная гримаса. Однако, она вздыхает и продолжает уже спокойно, без тени неприятия, - И не делай такого лица, как будто я говорю что-то, о чём ты не знал, или будто бы с чем-то не согласен. Даже сейчас тебя распирают сомнения - ты не из тех людей, кто хорошо скрывает своё смятение, а? "Как же до этого дошло? Я никогда не думал, что стану злодеем... До поры я был хорошим человеком, а теперь превратился в монстра..." - почти шёпотом говорит Миса, внимательно наблюдая за каменной маской на лице Вараграва, - Но нет никаких тяжёлых мыслей, если ты подумаешь, что настоящий монстр здесь я, а значит, заслуживаю этого. Удобно.

- Но я не монстр, - пауза, - И ты не монстр. Ты просто жалкий. Ты просто сошедший с ума от одиночества и власти дурак, который считает, что поддавшись ярости, он сможет выплеснуть её и освободиться. Но ты только глубже погрязнешь в собственном болоте, вот и всё. Копни чуть глубже в твои садистские желания - и окажется, что это крик о помощи запутавшегося в себе мальчика. Думаешь, что-то из этого могло бы меня напугать?

Миса замолкает, глядя на Вараграва с какой-то странной нежностью.

- Даже сейчас ты просто стоишь и тянешь время, слушая мой трёп, вместо того, чтобы наконец-то сделать то, ради чего оставил меня в живых, - колдунья трогает кончиком языка разбитую губу и качает головой, - Ты безнадёжен...

-Но и я в конце концов просто зазнавшаяся избалованная девица, которая слишком многое на себя берёт... Хорошо, хорошо, я помогу тебе, - хохочет Миса и запрокидывает голову.  А потом смотрит на Вараграва с мягкой покорностью, власти в которой больше цем в сковывающих её цепях и покрывших тело травмах.

- На~ка~жи~ме~ня~ - нараспев мурлычет волшебница, глядя храмовнику прямо в глаза.

Отредактировано Миса (2021-10-24 09:55:45)

+4

16

В некоторые моменты жизни Вараграв ощущал странное чувство. Будто людей, что его окружают, подменяет некая пространная личность. Она невосприимчива к боли и гневу. Она откуда-то знает многие вещи, которые способны разозлить с пары слов. Такое чувство, что она видела всю его жизнь, наблюдала, изредка вмешиваясь в её ход, дабы дать сил продолжить жить дальше. Что бы сам Вараграв не скатился в бездумную машину по выжимке живности в руках верхушки ордена Цепи.
И казалось бы, за это стоит быть благодарным... только Бёрнс же не испытывал ничего кроме самой черной, самой разъедающей, находящейся за пределами всякого описания, злобы. Каждый раз, когда это чувство проявлялось - ему хотелось кричать, что бы стекла зазвенели. Что бы эхо было слышно от Алвады и до самой Башни. Потому что если такие "сущности" и такое "знание" и вправду есть, почему никто не предотвратил то, что случилось с ним? "К ЧЕРТУ!!!" - с такими словами, зачастую в холодном поту, просыпался храмовник при виде воплощения подобных мыслей в его снах. И вот опять, это ощущение снова отдалось эхом в голове.
Мужчина мог всё также прекрасно чувствовать любое колебание женского тела. Пока его большой палец яростно выворачивал плоть, оставляя еще одну дыру меж ребер. Вычерпывая кровь. Чавкая красным мясом. Весьма быстрая адаптация. Хах. - храмовник усмехается в такт своим мыслям. И продолжает слушать колдунью. Которая говорит и говорит, лишь изредка вставляя паузу от его действий, будучи словно под заклятьем. Или дрянью какой. Чего само собой не могло быть, ведь она в цепях всё это время.
А он слушает. Молча. Смеряя её лишь всё тем же презрительным взглядом. В котором иногда прослеживалось раздражение, иногда насмешливость. А пару раз он и вовсе выдал смешок, не сдержавшись. Какая же болтушка. В некоторых вещах она была права, но Бёрнс не признает этого. Даже сам для себя. В некоторых она была очень далека от истины и будто бы говорила о себе. В некоторых била в точку. Чем лишь подливала масло в огонь.
Пока она говорила, его палец вышел из её тела. Храмовник продолжал слушать. Почему-то продолжал. Отошел на пару шагов, достал небольшую баночку из внутреннего кармана, открыл её. И дальше, пока девушка меняла интонации с презрения на открытость и даже нежность, пока сам он ловил на себе её внимательные взгляды, мужчина зачерпнул указательным и средним пальцами немного содержимого. Что-то гелеобразное. Мазь возможно? И да, мазь. Против кровотечения, для открытых ран. Один минус. Очень жгучая. Если наносить на открытую плоть - обеззаразит и остановит кровь, только вот жечь будет весьма не по детски.
Она говорит про предположительно его внутреннее устройство, он же обрабатывает ей раны, которые сам же и нанес. Не жалея лекарства. Так аккуратно, быстро, плавно. Крышка вновь накрыла банку с мазью, что скрылась в одежде. Вараграв повернулся. Подошел снова. Она ему про его ярость. Он же просто осматривает её тело. Которое всё еще дрожит. Даже если сознание преодолело боль, урон для тела никуда не исчез. И то ли она дрожит от боли, то ли от холода. Хах.. дело уже к ночи. - замечает мужчина - Cтоит найти укрытие. Я могу вышвырнуть её и завтра. Пока оставлю.
И вот рассказ закончен. Девушка ведет себя всё более необычно. Мурлычет, нежно смотрит. Так игриво и в то же время покорно. Того и глядишь, освободи её - и она сама прильнет к храмовнику, последует за ним, как бы он её не бил, посвящая всю жизнь ему и нося металлические кандалы, как знак принятия его полного господства над ней. Что за чушь. Пхах. Так и не поймешь, сошла с ума ли, либо всегда такой была и решила просто получать удовольствие. Даже в таком виде. - с насмешливым смешком подумалось Бёрнсу. Он почесал затылок, слегка запрокинул голову и взглянул в её глаза, полные покорности и самолюбования.
- Чего у вас, волшебников, не отнять - так это умения болтать. Трёп? Да, именно. И как тебе удается? Пока твоё тело раскурочивают - ты продолжаешь. Стоя нагой перед мужчиной - ты продолжаешь. Имея перспективу умереть или остаться без рук и ног, выброшенной в лесу на корм диким зверям, без возможности применить свою магию - ты продолжаешь. Хах. - в его взгляде можно разглядеть нечто странное, эдакую по настоящему садистскую мягкость. - Скажи, - он выдерживает паузу, смотря сверху вниз на неё - Без гордости жить легче?
После этих слов, одна его рука приобнимает женскую талию, укладывается пальцами на бедро, крепко сжимая. Вторая же хватает за волосы на макушке. Он прижимает её, прохладное от испарины, что успела остыть на ветру, тело к своему. Он задирает её голову, пока тянет за её розовые локоны вниз. Смотрит ей прямо в глаза, чувствует каждый вздох.
- И что же я хотел сделать? Ради чего оставил тебя в живых? - усмешка проявляется на мужском лице. Пока в глазах всё та же странноватая мягкость. - И как ты мне поможешь, находясь в цепях? - он хватает больше её волос в кулак, наматывая их на него, что бы ничего не застилало женского лица. - Слишком многое, говоришь? Правильно. Даже сейчас. Помочь мне - для тебя может быть больше, чем ты сможешь выдержать. Судьба страшнее смерти? Боишься ли ты её? О всемогущая постягательница вещей за пределами понимания? - сейчас она может буквально чувствовать его теплое, но по странному обжигающее шею и грудь дыхание. Его злость никуда не делась. Но появилось что-то еще... Любопытство. Интерес.
- О, я накажу. - с серьезностью и на одном выдохе отвечает храмовник - Как-никак, невзирая на то, кто я, такие как ты - заслуживают наказания. - его лицо слегка опускается. Кулак сильнее сжимает женские волосы. Мужчина смотрит в её розовые глаза - Думают, что знают всё. А на деле так далеки от правды. И вопрос здесь только один: Ты тоже думаешь, что права во всем? - спрашивает Вараграв. С некой толикой ехидства и издевки в голосе.

Отредактировано Вараграв Бёрнс (2021-10-25 02:46:36)

+4

17

Это был до крайности утомительный вечер.

Ядовитое жжение мази не слишком обеспокоило Мису - ощущение было неприятным и навязчивым, но в сравнении с многим сегодня пережитым, боль выходила забавной, почти игрушечной. Пальцы храмовника касались собственноручно проделанных ран с необычайной осторожностью.
Миса это ненавидела. Без малого ласка от того, кто смешал её с грязью, казалась отвратительной. Но едва ли бы сейчас в волшебнице нашлись лишние силы на то, чтобы захватывающая её злоба в очередной раз возобладала над здравым смыслом.

Её снова тянут за волосы - на этот раз не больно. Это больше похоже на приказ, а не на принуждение.
Миса подчиняется, словно погружённая в странный транс из разнообразных оттенков боли, переливающихся по телу. Где-то сильнее, где-то слабее, они складываются в искажённую, непривычную и странную картину тела, ставшего словно бы чужеродным и незнакомым.

Сильный пожирает слабого. Пищевая цепочка - строгая вертикаль. Вся спираль истории строится по стройному закону Природы, по которому мир - площадка для нескончаемой битвы поиска сильного, более сильного, сильнейшего. Слабые претенденты отсеиваются, сильные забирают то, что принадлежало слабым, и идут дальше, сплетаясь в агонии бесконечной гонки к вершине.

Миса не знала, что ждёт победителя на вершине.
Только то, что на этом её участие в гонке окончено.

Нет никаких особых причин, по которым Миса стремилась к вершине.

Должно быть, она делала это ради самого знания.
Ради той истины, которую получит только тот единственный, кто окажется сильнее, умнее, хитрее всех.
Самый приспособленный.

Так и работает "естественный отбор", верно?

Во взгляде, направленном на неё, нет больше той жгучей ярости, которая сопровождала моменты, когда нешуточно казалось, что сейчас её будут убивать. Он смягчился - и на смену чистой ненависти пришло мрачное самодовольство, едва ли предвещавшее что-то лучшее.
Миса отвечает ему болезненной улыбкой.

- ...похоже, я облажалась, - тихо произносит Миса, и дыхание её болезненно перехватывает. Признание поражения гадко скребёт гортань, но вслед за ним отнюдь не приходит что-то, подобное моментальному облегчению. Гордость, растоптанная и пущенная по ветру, однако, и сейчас нашла момент зазудеть не хуже, чем лекарственная мазь Вараграва на уродливых рваных ранах у рёбер.

Объятия врага оказались не так уж и плохи - во всяком случае, выбирая между холодными камнями за спиной и горячими пальцами, перемазанными её собственной кровью, выбор был очевиден.

- Стыд перед наготой придуман людьми для людей, - чуть хрипло продолжает Миса, - А гордость такая же игра разума, как полное её отсутствие. Всё в порядке, - она прикрывает глаза, - Сильный пожирает слабого. Это то, как устроена жизнь.

Мисе удаётся сдержать судорожную дрожь, пляшущую по спине, прежде, чем сказать:

- ​И ты... В своём праве.

Миса чуть приподнимается на носках. И фальшивая гордость её - всё равно что хвост у ящерицы. Нужна, только чтоб отбросить её, спасая жизнь; выкарабкаться; встать на ноги; стать сильнее; убить.

Миса целует Вараграва. Целует прикрыв глаза, целует нежно, касается языком сомкнутых губ, проскальзывая между ними, и пробуя на вкус горячий язык.
Теперь они буквально дышат одним воздухом - что выдыхает Вараграв, вдыхает Миса; что выдыхает Миса, вдыхает Вараграв.

За этой нежностью гудит, однако, что-то безвозвратно надломленное.
Гудит, визгом впиваясь в костный мозг и застя красным глаза.

Это не больно - это, сказать по правде, приятно. Но отголоски древних мясных механизмов ворочаются где-то на задворках сознания, отравляя и без того больные мысли.

Я. ХоЧу. Его. уБиТЬ. Я ХОчу ЕгО уБиТЬ. Я ХОЧУ ЕГО УБИТЬ. ХОЧУ УБИТЬ. ХОЧУ УБИТЬ. ХОЧУ УБИТЬ. УБИТЬУБИТЬУБИТЬУБИТЬУБИ-

Наваждение оставляет Мису. Разбитые губы разгорячённо гудят. Миса шумно дышит, глядя на Вараграва. А он глядит на неё.

- "Одна ночь ждёт всех. Пока дышу - надеюсь. Сквозь тернии к звёздам. Сквозь тяготы к раю," - шепчет Миса, - Знаешь, откуда это?

+5

18

— ...похоже, я облажалась, — - выходит тихо из женских уст, что искривились в некоем подобии улыбки. Признание поражения? После столь пламенных речей попытка в притворство? Выглядит слишком уж натурально. Смешно. Одних слов недостаточно для того, что бы убедить Вараграва. Но даже так. Смотря на её лицо. На разбитые губы, на следы крови. Чувствуя дрожь, прерывистое дыхание. Видя эту болезненную улыбку. Оказавшись в каком-то смысле очарованным, храмовник готов хотя бы допустить мысль о том, что возможно перед ним не очередная безмозглая лярва, кричащая о своих заслугах, что были ей дарованы со "старта".
Его улыбка, опасная в своей мягкости, становится чуть шире. Маска разбилась, хах? От удара ли? От боли ли? - в каком-то смысле Миса сейчас казалась Вараграву прекрасной. Она слишком измучена, что бы подбирать сложный слог, что бы изворачиваться. Оказавшись перед простой реальностью, она будто сняла уродливую маску высокородной волшебницы, обнажив своё столь притягательное человеческое. Я ударю тебя еще. - в такт мыслям пальцы крепче сжимаются в кулак, зажимая розовые локоны внутри. Мужчина не стал её поклонником, отнюдь. Но теперь он, по крайней мере, видел её как нечто более интересное, чем просто разодетую безмозглую малолетку.
Они находятся на действительно опасной близости. Вараграв чувствует трепет внутри волшебницы, чувствует её дрожь. Хах.. Ты мелкая тварь.. - и вместе с этим чувствует её силу. Впервые за всё это время. Это не повод её отпускать, но это вполне объяснение возникшего у храмовника интереса. Возникшего его любопытства. Сильный пожирает слабого, значит? - рефлекторно рука, что на женском бедре прижимает тело волшебницы плотнее. Под влиянием момента ли?
— ​И ты... В своём праве. - возникает пауза, в которую Вараграв тихо, но четко отрезает:
- Тогда...  я сожру тебя. - волшебница дрожит, приподнимается на носках, сокращая и без того маленькую дистанцию между ними до нуля. Тратя оставшиеся силы. Храмовник же прикрывает глаза. Не останавливает её. Он понимает, что она хочет сделать. И в следующий же момент мягкие женские губы касаются его губ. Таких грубоватых, которые слегка приоткрываются, втягивают, теплый от дыхания Мисы, воздух. Чувствуя слегка влажный осторожный язык. Она проводит им меж губ, в его приоткрытый рот. Вараграв опускается чуть ниже. Чувствует своим языком её прикосновение, неспешно поднимается. Скользит, приоткрывая губы. Целует её в ответ. Дышит горячее с каждой линией, проводимой кончиком языка, желая распробовать вкус.
Мужчина смотрит в её взгляд, пока обменивается воздухом с ней самой. Его губы чуть накрывают женские, он пытается вдохнуть, втягивая горячие выдохи Мисы. На языке же появляется странный металлический привкус в дополнении к букету необычных ощущений. Должно быть от ран на женских губах. И он принимает это, смакуя сей поцелуй, обводя женский язык своим. Дыша грудью. Утягивая вглубь. Так мягко, неторопливо, с нотками твердой настойчивости.
Странное чувство, будто он тонет в её темно-розовых глазах. Хватка на женских волосах, ровно также как и объятья, нисколько не ослабевают от этого, становясь, наоборот, чуточку сильнее. Легкое волнение заставляет напрягать мышцы с дикой силой. Оно сладким чувством наполняет тело. Разливается странной теплотой. И вместе с этим... что-то клокочет внутри. Что-то из тьмы души. Похожей природы с, горящей вечным пламенем, злобой Вараграва. Оно побуждает. Задушить её. Её же волосами. Разодрать ей спину, всеми пятью пальцами. И еще раз. И еще. Вонзить кинжал в её пышное бедро. Бить. В живот. Бить. В грудь. Бить. В икры, в предплечья. Бить. Пальцы сломать. И бить. Бить. у.Бить.
Этот гул в контрасте с нежностью поцелуя казался неописуемо прекрасен. Насыщение женскими губами, ощущение от её слюны на своем языке и вместе с этим... Тьма поглощает. ... Пока в один момент Вараграв не пресекает дерзкую попытку случайного наваждения затмить разум. Затмить его собственные стремления, подчинить его. Он знает демонов в голове. Знает, как их подчинить. Как их дрессировать. И запросто это проворачивает. Смотря вновь в реальность. В розовые глаза.
Их губы размыкаются, создавая негромкий, влажный звук.  Он тяжело, горячо дышит. Его губы слегка покалывает. Голова совсем каплю кругом идет. Он не знает, были ли это сейчас его мысли или нет. Однако его это даже и не волнует. Что он знает - так это что даже если и нет, то он подчинит и её и её демонов, если потребуется. Своей стальной волей, своей железной рукой.
— «Одна ночь ждёт всех. Пока дышу — надеюсь. Сквозь тернии к звёздам. Сквозь тяготы к раю,» Знаешь, откуда это?
- Мм, нет, не знаю. - говорит он с легкой усмешкой - Что-то похожее видел давно в какой-то книге. Откуда? - негромкий его тон адресован волшебнице. Пока сам он постепенно восстанавливает дыхание. Его кулак разжимается, отпуская волосы, что мятые и ломкие падают вниз прядь за прядью. Хаах, что ж надо будет скоро выдвигаться, по потемкам плутать еще не хватало. Вопрос лишь в том... куда пойти?

+4

19

Мисе нужно время, чтобы отдышаться.

Миса сама не ожидает этого, но сердечная мышца, привычно размеренная, сейчас сокращается удивительно резво. Волшебница ощущает себя парадоксально живой.
Волшебница смотрит на храмовника. Смотрит пристально, с нескрываемым любопытством, которое марается разве что об накатившее на неё истощение.

В конце концов, она чувствовала это собственным перехватившим дыханием. Видела собственными глазами сквозь полуприкрытые веки - Вараграв хочет убить её ничуть не меньше, чем она хочет убить его.
Это можно было бы принять за фигуру речи, но скованная цепями, Миса всерьёз и надолго предаётся мысленным играм, в которых её пленитель, обессилевший, хрипит с перерезанным горлом.
По загривку пробегают волнительные мурашки - Мисе действительно интересно узнать, каково было бы перерезать ему горло. Вскрыть брюхо. Отравить. Задушить.

Мисе хочется увидеть его лицо, искажённое гримасой бессилия.
В конце концов, это было бы честно - ведь Вараграв видел её хуже-чем-голой.

И может продолжать наблюдать это прямо сейчас.

- Твоя церковь не обрадуется, начни ты читать такое, - Миса поднимает усталый взгляд на Вараграва, и находит в себе силы на некое подобие улыбки, - Но всё же... Это история о юноше, который думает, что исполняет свои тёмные желания по собственной же воле - а на деле...

Миса замолкает, не договорив. Волшебница опускает веки, будто бы засыпая.
Но забвение - роскошь всё более желанная, и от того - недоступная. Миса улыбается, но в улыбке этой едва ли есть что-то про настоящее счастье.

Едва ли эта улыбка вообще имеет что-то общее с общепринятым выражением удовлетворения.

- ... на деле же, он следует по своему пути вслепую. Женщина, которой он верит более всего, и которую желает защитить, предаёт его.

- А та, которую он ненавидит, - Миса снова подаётся вперёд, и под бряцание цепей оказывается прямо перед лицом Вараграва, - На деле единственная, кто знает его истинные устремления.

- И единственная, кто готова принять его тёмные желания.


- У меня затекли руки, - вздыхает Миса, - И мне холодно.

Вопреки всевозможным ожиданиям, Вараграв не бьёт и не оскорбляет. Вараграв делает совершенно иное - он выдирает из стены собственноручно вбитый гвоздь, словно его и в самом деле беспокоит дискомфорт пленницы.

У Мисы кружится голова. Ослабшие ноги едва держат её. Она падает в объятия Вараграва, и он становится единственной её точкой опоры.
Волшебницу едва ли беспокоит тяжесть кандалов, едва ли волнует то, что, обессилевшей, ей помогает удерживаться на ногах только естественный её враг - мужчина, словно созданный для того, чтобы ей, Мисе, жизнь мёдом не казалась.

А теперь, когда сил на ярость не осталось; когда истории о сильном, пожирающем слабого, кажутся странными отголосками чего-то далёкого, Миса испытывает по отношению к пленившему её храмовнику почти благодарность.
Здесь нет прошлого; так же нет и будущего.

Есть только человек, которому стоило бы, ради собственного же блага, перерезать Мисе глотку.
Но он этого не сделал.

- Меня Артемиссия зовут... - волшебница прикрывает глаза. Вздыхает, обессилевшая, и поднимает затуманенный взор на Вараграва, - И что же ты, сдашь меня своим властям? Прямо... так?

Неведомо откуда в Мисе находятся силы на кошачий прищур и плотоядную улыбку, поднимающуюся откуда-то из глубин бессознательного.

- Хочешь провести меня в таком виде по Хёстуру, да? Я уверена, после этого, - закованная в цепи рука тянется к щеке храмовника, - Ты станешь известным. Получишь славу, которую заслуживаешь по вашему закону...

- Веришь или нет, - шепчет Миса едва слышно, - Я бы пустила по ветру всю эту страну...

- И тебя, - едва ли на большем расстоянии Вараграв мог бы её услышать, - Я бы убила первым...

Миса снова тянется за поцелуем от своего врага.

Словно только так может проверить, насколько серьёзен он в желании убить её.

Отредактировано Миса (2021-10-26 23:13:59)

+4

20

Чувство вечерней усталости. Оно внезапно находит на Вараграва. С чего вдруг человек вроде него в принципе сможет почувствовать что-то такое при подобных раскладах? Это невозможно. Это просто не так работает. При обычных обстоятельствах, само собой. И в этом загвоздка. По каким-то причинам, мужчина почувствовал расслабленность. Такую пленительную, приятную. А следом пришла и усталость за проведенный день. Пока я вместе с ней? Что бы я и вот так....
Как-никак храмовник может и имел преданность определенным идеям, идиотом он никогда не был. Прекрасно мог понять откуда ноги растут у тех или иных обстоятельств. Готов ли он себе в этом признаться - это уже другой вопрос. Важно же то, что его любопытство подпитывалось каждой новой такой вот находкой. Каждым новым таким вот осознанием.
- Мне не нужно одобрение церкви. Я следую законам. - сказал он как отрезал. С такой твердой, как его кулак при ударе, уверенностью.. Что в общем-то было правдой. Бёрнс нередко огребал за свои поступки, но никогда не искал чужого одобрения. Существуют законы, а всё остальное - хрень подзаборная. Закон велит мне защищать людей - потому я защищу их. И если кто-то "высокого происхождения" встанет на моем пути - я убью их! - перед глазами мелькнула картина прошлого. Когда он произнес эту фразу впервые, перед тем как изрубить в лоскуты чиновника Калландора, что оказался демоном, что жрал людей из бедных районов. Давняя история. Рука мужчины, что удобно расположилась на женском бедре неосознанно сжалась, крепче удерживая в таких вот полу-объятиях.
А тем временем же волшебница продолжила, решив поведать о содержании рассказа, из которого вспомнила реплику. Он смотрит на её взгляд, на её улыбку. Казалось, что она скоро отключится, не от ран, так от усталости. Впрочем, сие не сильно волновало храмовника. Он дотащит её до укрытия, где они переночуют, даже если придется волочить её по земле. И всё же стоит сказать, что ему нравилось то, как дама из высшего сословия перед ним меняется. Открывая то, что скрывала. Что некому было ранее показать. Что хотела подавить в себе. Искренность, даже если это нездоровая улыбка разбитыми губами, ценилась Варагравом куда больше напыщенности на пустом месте.
Она тянется вперед, хоть и цепи её не пускают. Мужчина слегка наклоняет торс назад. Слушая то, о чем она говорит, чувствуя её тело, как оно наваливается сверху. Так бесстыдно. Так открыто. Прижимаясь своей грудью. Она тянется к его лицу. И он смотрит в ответ, из-под слегка прикрытых глаз. Так отчетливо, почему-то, ощущая каждую дрожь и ловя каждое слово из её слегка покрасневших губ.
- Что за рассказ. Впрочем... - он улыбается, с легкими нотками хищности и даже некоего извращенного умиления - Готовность не всегда совпадает с возможностями. Такие темные желания могут переполнить её и сломать. Но если она была к этому готова... - была сделана пауза, а улыбка стала чуть шире - хотелось бы увидеть подобное воочию. - его рука касается её лица. укладываясь аккурат на след от самой первой пощечины, что он ей подарил. И с такой мягкостью, слегка грубоватой ладонью, проводит по щеке.
А дальше... Что за болтушка и вправду. Ладно, время собираться. - ему не нужны были жалобы Мисы, что бы сделать то, что он сделает. Впрочем ему не удалось сдержать смешок от её причитаний. Будто его должно волновать что у неё руки затекли и ей холодно. Обморожения нет, да и руки не сломаны - значит всё в пределах нормы, для пленницы. Одно движение с приложенной недюжинной силой и гвоздь выдернут. Цепи, гремя, опадают вниз, вместе с женскими руками. А сама "гениальная колдунья" падает немногим позже прямо на грудь Вараграву. Твердую от тренировок, с несколькими шрамами грудь. Мужчина же обнимает её, отводит на пару шагов от стены.
Но будто бы что-то щелкнуло, волшебница находит в себе силы, сперва представляется, а после начинает выдвигать предположения о своей дальнейшей судьбе. Сперва таким усталым, томным тоном. Затем более игриво. Её рука на его щеке. Такая едва теплая. А немногим позже он ощущает и её дыхание на своих губах. Его не беспокоят её слова. Всё это лишь трёп. Её судьба в его руках, как и она сама.
Объятья храмовника становятся крепче. Одна рука уходит вниз, на бедра ослабевших женских ног. Вторая поднимается к голове, заходя пальцами в густые розовые волосы. Её тело стискивается мужскими руками, а сам же Вараграв смотрит в мутный розовый взгляд. Он останавливает её буквально за пару мгновений до того, как их губы соприкоснутся. Держит рукой за волосы. Так крепко. Так твердо. Не пускает. И тихо, но вкрадчиво отвечает:
- Мне не нужна слава, безмозглая ты тварь. Запомни, моё имя - Вараграв. И убить даже меня одного - уже слишком много для тебя. - высказав это ей прямо в губы, он целует её. С большей дикостью, чем в первый раз. Прижимаясь губами, приоткрывая рот, встречая женский язык своим. Оплетает его, перебирает, горячо дышит, скользит по губам, кусает и вновь целует, вдыхает её воздух, затягивает в поцелуе, заставляет раны на краснеющих губах вновь кровоточить. Её кровь оседает на языках, растворяется в смешанной слюне обоих, добавляя своеобразного вкуса. Пока мужские объятья становятся лишь крепче, а его пальцы, до легких синяков, вжимаются в женскую кожу.
И смотря со стороны, они будто страстные влюбленные, а не надзиратель и жертва. Но за внешним впечатлением у них совсем другие мысли. Он желает ей насладиться. Как своей жертвой, как своей пленницей. Он бы с удовольствием продолжил её пытать, если бы день и силы были бесконечны. Он бы избивал её, пока у неё не пошли бы слезы. И бил бы дальше. Располосовал бы ей кожу, сломал бы кости. Но сейчас всё это к сожалению приведет к непоправимому. А посему он делает всё вот так. Кусая её губы, наслаждаясь вкусом её крови на языке. По максимуму смакуя её безумие. Словно трапезничая своим любимым ужином. И вот его губы отрываются. Он горячо и томно дышит. Всё еще чувствуя вкус её поцелуя и по прежнему смотря на неё, на её лицо.

+2

21

По лицу Мисы в очередной раз проскользнула тень недовольства.

Закон. Это по какому же, хотелось спросить Мисе, закону, вершится такое странное правосудие? Больше походит на злодеяние.
Но злодеяние не дурно само по себе - полагала она. Зёрна злодеяний посеяны в каждой душе с рождения; рано или поздно они прорастают и дают свои уродливые плоды.

Воля Цейна диктует закон, говорили ей старые пыльные книги. Закон противится злодеянию.
Но что же ты за бог такой, о всемогущий Цейн, что сейчас в твоих неморгающих мёртвых глазах отражалась эта странная сцена?

Людям стоило бы взглянуть уже правде в глаза, и отказаться от своих немощных чаяниях о спасении.
Никто не придёт их спасать.
Бог-Отец мёртв, а остальные боги предали свои творения, являя себя смертным только когда в очередной божественной семейной склоке приходило время так по-детски меряться своим божественным могуществом.

- О, будь уверен, - волшебница глядит в его глаза холодно, но на губах её мимолётно расцветает тень нежной улыбки, - Ты увидишь.


В застывших где-то на небосклоне холодных глазах Бога-Отца отражается их поцелуй. Грязный, животный, с привкусом крови - её, Мисы, крови.

Ей нравится это.
В отличие от глупцов-обывателей, помешанных на этой своей так называемой добродетели, Миса находила злодеяние действом гораздо более увлекательным. Настоящее злодеяние отзывается в груди разгорающимся трепетом; оно запретно, и потому так манит.
Кажется, незаурядный ум и выдающиеся таланты сыграли с ней злую шутку - и ей пришлось задаться совсем не детским вопросом природы зла ещё когда она была умилительным невинным ребёнком, восхищающейся именитыми родителями и мечтающей повторить их путь.

Ей не было и пяти, когда она увидела свой первый сон из-за Завесы.

Вараграв, конечно же, не мог себе этого и вообразить. Мириады уродливых гигантских механизмов из плоти облепили барьер, который великодушно воздвиг добренький Цейн. Оставалось только признать, что когда-то Бог-Отец был поразительно силён, если армия Пожирателя до сих пор не уничтожила его - а вместе с ним и всё бытие.
Они пели Мисе извращённые свои колыбельные.

Пылающий ад Вараграва не мог напугать её более сиюминутного замешательства (пусть оно и сыграло с ней свою дурную шутку) - настоящий ад поджидал Мису почти каждую ночь.
Если бы ей удалось снять эти кандалы...

Миса знает, как сделать это.
Единожды узревший их уже не сможет изгнать их из своей головы.
Вараграв, как и сама Миса, станет заражён самой идеей этих потусторонних тварей.

А большего им и не надо.
О, Вараграв, знаешь ли ты, что твой полыхающий ад - всего лишь  мелководье кошмаров? Готов ли ты прожить остаток жизни, отягощённый ужасами, способными окончательно свести с ума твой слабый разум? Как долго ты протянешь?

Ах, снять бы только эти кандалы...

Но возмездие подождёт - парадоксальным образом, но пока Миса наслаждается собственным бессилием.
Могущественная, гениальная, богатая - не так много вещей в этом мире могли сбросить её с пьедестала собственного величия.

И всё же...
Вараграв, безмозглая деревенщина, во-первых, был непростительно туп. Во-вторых, в нём не было никакого особого таланта - только гора тренированных мышц.
Однако, его полыхающая ярость. Храмовник был ей переполнен, но, похоже, отказывался признать, что только она создала из неказистого лопоухого мальчишки без капли благородства во взгляде (мимолётные проблески этого глупого мёртвого ребёнка то и дело проскальзывали по его лицу) существо гораздо более прекрасное, чем он заслуживал быть.

Ну, она же его и погубит.

Мужские пальцы сжимаются на её плоти с почти судорожным рвением. Миса тонет в поцелуе, захлёбывается им, получает короткую передышку, чтобы неровным вдохом наполнить лёгкие воздухом, а потом снова провалиться в эту адскую бездну. Но не было тревог - ведь грудь её с каждым движением губ и языка наполнялась тем трепетным наваждением, которое приходило к ребёнку в предвкушении праздника.
Но покинув пределы нежного возраста, вернуть себе эту эйфорию удавалось только путями окольными, тёмными.

И теперь только злодеяние могло подарить ей этот трепет.

Миса отвечает на поцелуй с троекратным рвением, то и дело намереваясь перехватить инициативу, тем самым вынуждая Вараграва вкладывать в свою часть действа больше напора. Больше гнева, больше ненависти.
Ещё больше этой сногсшибательно-прекрасной клятвы - я убью тебя.

Она так же не стеснялась пускать в ход зубы - Вараграву стоило бы обеспокоиться этим. В самом деле, откуда ему было бы знать, что клычки этой мегеры не впрыснут в него смертельный яд? Но он был так поглощён своей смертной страстью, что едва ли мог рассуждать здраво.

Мужчина в такие моменты становится совершенно беззащитным, хотя и полагает, что остаётся хозяином положения.
Хах.

И когда они отстраняются, Миса медленно, театрально проводит языком по окровавленным губам, пробуя на вкус кровь не столько свою, сколько его.


- О... - Миса смотрит на люк перед собой. Когда-то здесь стоял дом, но эпицентр магического взрыва, похоже, оказался где-то неподалёку, и здание снесло до самого фундамента.
Остались только редкие обломки стен. И этот люк.

Выглядит как спуск в её, Мисы, могилу.

- Хороший выбор, - вышколенно-ровным голосом, каким говорят на светских приёмах, произносит Миса, - Мне сложно представить себе лучшее место, чтобы погрузиться в размышления о природе человеческого зла.

Внизу оказывается затхло, сыро, душно и совсем темно. За своей спиной Миса слышит, как пламя охватывает что-то, а потом огненной вспышкой факела озаряется весь нехитрый интерьер этого богом забытого места.

- Скажи, храмовник, - Миса бросает на своего пленителя взгляд через плечо с мягкой людоедской улыбкой на лице, - Если твоим склочным божкам есть дело до своих творений, то почему они позволят тебе совершить то, что ты хочешь совершить?

Отредактировано Миса (2021-10-28 04:05:30)

+4

22

Что за поразительная неосторожность! Для кого-то вроде Вараграва так легко поддаться очарованию и сейчас совершать поступки исходя из собственной страсти, из собственных желаний. Казалось бы. Возникает только вопрос. А неосторожность ли это? Храмовник провел языком по покусанным губам своим. Чувствуются раны, что слегка покалывают. Совсем чуть-чуть.
Был ли это для него первый подобный опыт? Отнюдь. Он встречал и пытающихся его обольстить или очаровать и даже тех, кому это удавалось. Заканчивал и с кинжалами в собственной спине, и с ядом в теле. Был ли это первый подобный опыт для Артемиссии? Кто знает.
Раз за разом его доверие, его наивность - разбивались вдребезги. Сейчас, он уже не настолько мягок. И само собой более черств. Как-никак один лишь намек на угрозу - и голова волшебницы слетит с её плеч. А Вараграв же пойдет предаваться алкоголю в Хёстуре. И почему-то, несмотря на недавнюю очаровательность, колдунья вновь стала вызывать у Бёрнса то чувство, что возникло самым первым. Чувство отвращения к ней. Эдакое желание просто прибить её к стене и оставить помирать.
Ему нравилось то, как девушка тонет в своём безумии, что срывает маски, покровы. Обнажает сокрытые стороны её личности, дает лицезреть в полной мере человеческое, которое нельзя показывать ни в аристократической семье, ни в высшем свете. Что всегда надежно спрятано за слоями роскоши, шелков и косметики. Вместе с тем, почему-то после их второго поцелуя, он видел этого всё меньше. А вместе с этим угасал и его интерес. Угасало его любопытство. Единственное, что поддерживало её, колдуньи, жизнь.
Зная об этом, почему же он её целует? Ведь она может использовать яд, возможно алхимические примочки, взрывчатку. Что ж, во первых, храмовник был убежден, что будь оно так - врятли волшебница бы не использовала это еще в первый раз, аккурат после того как на её высокородном тельце отпечатался след его тяжелого башмака. Во вторых, ему было банально всё равно. Он был силён. Он мог выдержать яд. А если бы и не смог - его последней задачей стало бы отрезать голову этой мрази и помереть. Врятли по мне будет кто-то слезы лить. - с долей облегчения думал Бёрнс на эту тему.
- Раз у тебя появились силы - двигай. - холодно отрезал мужчина. Резко дернул за цепи и повел девушку за собой. По обломкам. По обугленным руинам. В её обуви, которая врятли для такого была предназначена. Оно должно быть где-то... а, вот оно. - примечал ориентир храмовник, пока они шли. Тьма на небе нарастала и света становилось всё меньше. Звезды появлялись на небосводе. Ночь входила в свои законные права.
- Пришли. - спокойно сказал Вараграв, останавливаясь на руинах какого-то дома. Он был знатоком нескольких подобных убежищ, в которых можно было переждать денек-другой и которые разбросаны по многим местам в Вайроне и Эльмноте. Ботинком он сметает пыль с люка. Резкое движение и... с негромким скрипом люк открыт. Внутри темнота. Ничего не видать.
- Лезь. - приказным тоном произнес храмовник, смотря на Мису и резко дернув за цепи по направлению к себе. Без церемоний. В конце концов, не захочет - он перебьет ей ноги и опустит насильно. Всё просто. Без высоких материй и изысканных теорий, высокого слога и важных фраз.
— Хороший выбор. Мне сложно представить себе лучшее место, чтобы погрузиться в размышления о природе человеческого зла. - её тон до тошнотворного... светский. До тошнотворного пустой. Вараграв лишь смерил её холодным взглядом, в котором виднелось разве что отвращение, вперемешку с ледяным презрением. Он не ответил. Ему не было дела до подобных пустых, притворных слов. Смехотворно. И почему-то ему лишь захотелось подарить ей еще одну звонкую и тяжелую такую пощечину.
Но девушка лезет. Покорно. Насколько ей удается, по крайней мере. Наблюдая за сей её игрой, мужчине нечего сказать. Не в первый раз он видит такое и скорее всего не в последний. Ничего особого. Просто лицемерная сука, пытающаяся выжить любой ценой. Он спускается следом. В темноте ничего не видно.
- Стой на месте. Где-то тут должен быть.. а, нашел. - намотав цепь на руку, он достает из кармана пару кремней и высекая несколько искр зажигает факел, что нащупал в темноте. Свет озаряет довольно обширную для подвала комнату. Здесь стоит какая-никакая кровать, есть даже стол с неким подобием кресла. Выглядит всё на удивление крепким. Пара запасных факелов на стенах.
Как ощущения внутри? Для храмовника в общем-то обычно, не особо сыро, не особо затхло. Переночевать можно, мигрень не словишь. Вараграв убирает камушки обратно, ставит копье в угол, куда отправляются и его пояс с сумкой, мечом и парой кинжалов. Вешает сверху походный плащ. Шаг, другой, он садится на кровать, вздыхая с толикой усталости.
— Скажи, храмовник. - Вараграв поднимает свой взгляд на волшебницу, что стояла недалеко от него. - Если твоим склочным божкам есть дело до своих творений, то почему они позволят тебе совершить то, что ты хочешь совершить? - Пара мгновений молчания, после которых он резко дергает за цепь, подтягивая её к себе. С силой, уже так естественно.
- Что я хочу совершить... А ты любишь порассуждать о грядущем, не так ли? Сколько уже выдвинула предположений о своей судьбе. И все они оказались не ценнее ломанной монеты. - следует смешок, он в общем-то даже не пытается скрывать своего презрения от подобных её реплик, от подобных дешевых провокаций - Ты так и не ответила мне в первый раз. Что же я хочу с тобой сделать? Хватит ли у тебя мозгов ответить хотя бы сейчас? - так легко для него ударить её, выпустить пар и всё то отвращение вместе с ударом. Но он сдерживает это. Пока что. Лишь дергает снова за цепь, подтягивая болтливую и наглую колдунью к своим ногам.
- Но коли тебя интересует ответ, то всё просто. Многие вещи, окружающие нас, многие ценности придуманы людьми, а не богами. И богам нет дела до людского. Они заняты божественным. - перед глазами его встали картины прошлого - Всё остальное - и еще раз - Ничего. - и еще раз - Не значит. - его глаза закрываются на пару мгновений. Рука лишь крепче держит цепь. И открывая их он видит лишь её. И не скрывает своего омерзения вперемешку с презрением. За которыми можно мельком разглядеть облегчение.

+4

23

Да, богов тут действительно нет.
Ни единого, даже самого захудалого.
Даже мёртвого нет.

И мёртвым немигающим взглядом смотрит не восседающий на небесах, разложившийся в ману Цейн.
Наверное, боги просто не любят заглядывать в подвалы. Наверное, это от них люди набрались привычки стыдливо отводить глаза от любой неприглядной истины, с которой сложно смириться.

Так вот, богов тут нет - есть только грязный пол, об который Миса мажет колени.
Здесь сыро, мерзко и тесно, как в гробу.
Действительно, для размышлений о природе человеческого зла лучшего места не придумать, вот только мысли замирают в вязком ступоре.

В том, чтобы умереть прямо сейчас, и впрямь были свои плюсы. Было бы удобно исчезнуть или обратиться в камень - но никаких чудес не могло произойти там, куда не смотрят даже мёртвые боги.
Значит, и впрямь "судьба, хуже смерти"?

Утопающая в отчаянии, быть может, заглянувшая слишком далеко в бездну и увязшая там, Миса боится этой комнаты. Миса боится этих сырых стен. Этой уродливой отсыревшей кровати. Люка, до которого рукой подать (но попытайся она сделать это - и получит лишь леща и сломанные колени).
А Вараграва странным образом - нет, боится, конечно, - но меньше чего бы то ни было  остального в этой комнате.

Он, в конце концов, единственный живой человек здесь.
Всё ещё причина её незавидного положения - и вместе с тем, единственный, кто может ей помочь.

В объятиях врага, в конце концов, оказалось всё же лучше, чем вообще ни с чем. И Миса медленно поднимает своё необычайно тяжёлое тело с сырого пола. Реальность кажется ужасающе чёткой, а щиколотки и запястья словно объяты неподъёмными гирями - кандалами гораздо более тяжёлыми, чем те, что в действительности были на неё надеты.

Миса молчит. Некоторое время смотрит на Вараграва, не мигая, иссушаясь под его немилосердным взглядом.
- ...прости, - сдавленно выдыхает Миса, - Я же сама сказала, что ты победил.

Миса снова замолкает.

Конечно, она знает ответ. Это совсем не сложно - она находила ответы на вопросы гораздо более сложные, требовавшие от неё знаний гораздо больших, чем умение оценить намерения озверевшего от власти и ярости храмовника.

Это не тест, и даже не викторина. Ответ смог бы дать любой - здесь не нужны ни знаки ордена, ни несусветные богатства, ни сотни прочитанных толстых книг, написанных сложным языком.

"И что же хочет Вараграв?"

ВАраГРаВ хОчЕт лОмАТЬ.

Незамутнённый детский восторг от созерцания того, как красивую вещь твои руки одним движением превращают в хлам и мусор. Что-то, что когда-то могло исполнять свою функцию, перестаёт быть собой. Живое тело, не способное сдерживать свои реакции. Путешествие по ту сторону.
Способ отрешиться.

"Ты же этого хотела. Почему ты боишься?"

...нет, не этого. Но получила то, что получила.
А раз так - наверное, по заслугам.

Миса ненавидела Вараграва.
Но - пусть даже только сейчас, - есть ли за что ненавидеть человека, разделяющего с ней тошнотворные виды ада?

Сердце её билось быстро, ровно и отчётливо.

- ...ты хотел сожрать меня, - негромко говорит Миса под треск огня, - Я готова. Ломай, бей, насилуй.

Миса опускает веки на пару мгновений.
Даже если это плохая концовка, она найдёт путь дальше.

Ад начался здесь; пусть здесь же он и кончится.

+4

24

С чего бы вдруг я... Взгляд мужчины явно не сулил чего-то радужного или хорошего, даже при условии, что он менялся. А под этой суровостью было лишь легкое замешательство. Вараграв знает себя, свою душу, своё естество. Гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Потому и не осталось незамеченной эта нотка облегчения после его, слегка с перебором, пафосной реплики. Когда мужчина открыл глаза, он увидел в полумраке лишь её. Не самый приятный вид для храмовника. Но как-то... почему-то... он почувствовал облегчение.
Откуда это вообще взялось? Хах. - с неприкрытым скепсисом, он смеется над собой же в своих мыслях. Перед ним стоит в рванье наглая полубезумная колдунья. Он повидал таких уже не одну дюжину. Светит своим телом, хвастает своим якобы разумом. Болтает без умолку о том, что будет. Изредка угадывает. Её бы высечь как следует до красной задницы, заставить кричать, да пару напоминаний оставить и вышвырнуть. А она стоит перед ним, с розовыми волосами, что уже ни единожды и ни дважды были сжаты его руками, которые сейчас лишь безучастно лежат на её плечах. Ломанные и растрепавшиеся. Так почему я...
Ответа как-то не находилось. А версии подбирались одна безумнее другой. Потому что она пленница и он ей дорожит? Да как-то бред. Потому что она напоминает ему кого-то и он ей дорожит? Нет. Их поцелуи как-то замешаны? Они знакомы не больше дня, что за чушь? Может он стал воспринимать её как младшую сестру? Как дочь? Как жену? Нет. Нет. Нет. Ничего из этого не подходило. И возможно ответ лежит где-то не в дорогих хоромах или высоких башнях, толстенных книгах с дорогим переплетом или древних руинах под землей. Возможно.. ответ стоит искать в несколько более простом месте.
Глубокий вдох. Выдох. Мужчина хочет сменить ракурс мышления. Это не сложно. Всё-таки Артемиссия, будучи довольно хаотичной личностью, куралесила - только в путь. Вот она оскорбляет, кричит, а после целуется, опадает без сил, и сразу же заигрывает, пытается подмять под себя, пока теперь вот молча стоит. Словно послушная девочка. Хорошая девочка. Вараграву же сейчас всё это до фонаря по большей части. Он попросту диву дается, насколько её поведение непостоянно. Что-то задумала? Может ли она что-то задумать в принципе? Или просто вызверивается? Вываливает то, что держала внутри все эти годы, пока находилась в аристократическом обществе? Кто знает. Не удивлюсь какому бы то ни было из этих вариантов.
— ...прости, Я же сама сказала, что ты победил.
- Да. Так и сказала. - так буднично, выдает Вараграв, будто они многие года живут под одной крышей. В этот момент храмовник впервые за всё это время испытал жалость. Для него эта каморка - ничего более чем просто место ночлега. Он не боится. Да и с чего бы ему бояться? А вот девушка явно впадает в странное состояние. Дрожит. Её взгляд мечется. И капля жалости всё-таки набирается.
Вопрос в том, что Вараграв сделает дальше? В теории он может просто привязать её к себе, как собачонку, и отправиться спать. На утро он продолжит с ней развлекаться. А может продолжить прямо сейчас, сил у него достаточно. Решение еще пока не принято. Он смотрит на неё, улавливая в ней какие-то странные колебания. Пока она не выдает:
— ...ты хотел сожрать меня. Я готова. Ломай, бей, насилуй.
Вараграв молчит. Он почесывает затылок и с долей смущения отводит взгляд. Я и вправду такое сказал... это было сказано больше под влиянием момента. Как неловко. - вспоминается вкус женских губ. Её языка. Это рвение. И это очень контрастирует с обликом раскаивающейся шкодницы, готовой принять наказание.
- Уверена? Снова хочешь взять на себя слишком много? Последствия могут оказаться куда более весомыми, чем ты можешь вынести. Да и можешь ли ты в принципе удовлетворить подобные желания, хах? - спрашивает он с достаточной серьезностью в голосе. - Впрочем, вспоминая, что ты делала ранее, может и сможешь. Да и раз уж это идет от тебя. Меня уговаривать не придется - твердым движением он тянет её за цепь на себя. Кладет руки на бедра, разворачивает спиной к себе и рывком усаживает себе на колени.
Его пальцы проходятся по её волосам, собирая растрепавшиеся пряди вместе, по её ягодицам. Мужское дыхание обжигает её шею. Большие руки, что еще недавно били её, теперь обвивают женский торс. Заключают в крепкие объятья. Правая укладывается на левое бедро, левая остается на животе. Вараграв без смущения стискивает её. Так сильно, но что странно, так аккуратно. Обходится с ней, как с чем-то дорогим. Как с ценной, но всё еще собственностью.
- Хорошая девочка, Артемиссия. - шепчет он негромко ей на ухо жарким дыханием в полумраке. Сразу после целует её шею. Грубовато потягивая, оставляя отметины, кусая её тонкую кожу, касаясь теплым и слегка влажным языком. Оставляя засос за засосом. Так хаотично. След за следом. Рука, что была на животе переходит на грудь, уверенно и крепко сжимая её в большой ладони. Вараграв вдыхает запах девушки. Он ощущает каждый трепет, каждую её дрожь. Крепко обнимает, давая прочувствовать в ответ насколько же согревающим может быть мужское тело. Его тело.

+4

25

Миса совсем запуталась.

Снова быть битой, она, разумеется, не хочет - но храмовничья рука, способная быть исключительно тяжёлой, теперь касается её усталого тела удивительно легко.
Оказывается, есть обстоятельства, в которых нежность жжётся не хуже той ядовитой мази, которой Вараграв смазывал ей собственноручно нанесённые раны.

Однако, тепло живого тела действует на волшебницу почти убаюкивающе, вводя её в странное подобие транса. И больше не страшно от давлеющей коробки из стен - страшно теперь от чего-то другого, почти неописуемого. Миса чувствует, словно в судорожно вздымающейся и ноющей от остаточной боли диафрагме, с яростью тысячи солнц, копошится что-то, несопоставимо большее её отдельно взятой человеческой воли.

Ведомая чужой рукой, Миса послушно запрокидывает голову, подставляясь истерзанной шеей под обжигающе-горячее дыхание. Вздыхает судорожно, и впервые с момента, как, утянутая за цепь на запястьях, оказалась на мужских коленях, не может сдержать неровные звуки своего голоса - не то вскрикивает, не то тихо стонет, когда зубы стискиваются на коже.
Сердце колотится быстро-быстро.
Миса прикрывает глаза, и дрожь невесомой волной прокатывается по всему её телу.

Она, кажется, совсем и не против побыть для кого-то хорошей. В этом подвале у неё нет ни магии, ни титулов, ни баснословного богатства, ни древней благородной фамилии - от этого на душе становится необычайно спокойно, словно распускается какой-то туго затянутый узел в районе солнечного сплетения.
Миса чувствует себя свободной от чужих целей, чьими-то цепкими пальцами беспощадно вложенных в её голову. Бесконечная гонка под немигающими взглядами древних предков с необычайно громадных, вычурных портретов, развешанных в залах особняка Годелей, заканчивается здесь её поражением.

В глубине души Миса всегда мечтала о том, чтобы её остановили.

Мысль эта кажется до смешного очевидной - и как только вышло, что признать её удаётся лишь будучи загнанной в угол?

Не остаётся ничего, кроме как довериться по-отечески крепким объятиям человека, с которым Миса уже расписалась в обоюдном желании смертоубийства. Цепи тяжело бряцают, когда девичьи пальцы касаются локтя мужской руки - той самой, что мнёт и сжимает её грудь, - но отнюдь не для того чтобы попытаться скинуть её с себя.
Миса хватается за Вараграва судорожно, почти панически.
Словно самый большой её страх теперь - снова провалиться в беспросветно-чёрную бездну одиночества, и остаться там без единого свидетельства существования других человеческих существ.

Влажная и раскрасневшаяся от укусов кожа на шее отдаёт парадоксально горячей прохладой. Волшебница оборачивается на Вараграва через плечо, и сквозь судорожное своё дыхание, несколько секунд молча смотрит на него. Смотрит странно, с выражением, которое на её обыкновенно надменном лице и не представишь, смотрит влажным взглядом блестящих в отблесках факела глаз.
Потом они снова целуются.

Совсем не так, как целовались до этого - едва ли в этом поцелуе есть что-то от желания отравить, перегрызть глотку или иных способов причинять обоюдный вред. Миса и Вараграв целуются неспешно, с толком и расстановкой, сплетая из языков какие-то необычайные перетекающие одна в другую формы. И даже едва различимый металлический привкус, - привкус крови, - словно бы отдаётся слабым эхом где-то на задворках сознания.

И Миса открывает в себе какие-то новые, невиданные доселе, грани жадности, когда не позволяет храмовнику прервать поцелуй, когда подаётся ему навстречу, запуская язык промеж вымазанных её же слюной огрубевших мужских губ.
Возможно, она просто сошла с ума от ужаса и больше не отдаёт себе отчёт в том, что совершает.

Быть может. А быть может, это произошло гораздо раньше.

Быть может, она не доживёт до утра, а быть может - до следующего вечера.
Миса, гениальная волшебница, чья голова наполнена знаниями сотен древних и величественных гримуаров, больше ни в чём не может быть уверена.

+4

26

Она так дрожит в его руках. Вараграв через прикосновения легко может чувствовать, как через женское тело будто постоянно проходят электрические разряды. Как сердце её колотится всё быстрее, как капли пота выступают на её коже. И вина за всё это лежит на нем, на нем одном. Невозможно было не вспомнить надменность и высокомерие, коим колдунья встретила храмовника в самом начале их знакомства. Этот контраст, эта разница - это вызывало смех. С одной стороны. С другой же это побуждало к продолжению подобного отцовского воспитания для наглой девки.
Его язык водит по нежной женской шее, на которой уже завтра проявятся синяки - отметины от мужских пальцев. Он отчетливо чувствует её пульс, как её тело медленно расслабляется, распаляется. Она запрокинула голову, прилегла на мужской торс, томно постанывая, время от времени переходя на вскрикивания. То ли от засосов, то ли от укусов. Его укусов.
А мужчина всё не унимается, продолжая таким образом подливать масло в огонь. Целует еще, скользит губами, смыкает их и засасывает, кусает. То чуть пониже шеи, то слегка поднимаясь. Так неспешно, неторопливо. То ли что бы просто растянуть удовлетворение своей хотелки, то ли словно будучи хищником наслаждаясь таким образом пойманной жертвой.
И всё это пока руки его, грубоватыми пальцами, неспешно разминают вздымающуюся женскую грудь. Вжимаются, потягивают, сжимая меж пальцев ореолы, грубовато тиская соски пальцами. С легким нетерпением всё сильнее сжимая саму грудь своей большой ладонью. Параллельно оставляя очередной след от укуса и новый яркий засос на женской шее. Вараграв горячо выдыхает, посматривая слегка вниз. Лицезреет он обмякшее женское тело в легкой дрожи. Голова колдуньи хорошо так устроилась на его плече. Её бедра слегка раздвинуты его рукой меж них.
Возможно многие бы отдали и свои поместья и даже свою жизнь за подобную "усладу для глаз". Для мужчины же вроде Вараграва сие было не то, что бы большой экзотикой. На самом деле он даже желал еще больше её поистязать, увидев эти красоты. Проскользнула мысль, что возможно он был слишком мягок с ней. Стоит ли наверстать? Дальше будет видно. На данный же момент только одно для храмовника было ясно. Его мужское либидо после таких поворотов не может более спать. Ему нужно найти выход для этого. И этот самый "выход" сейчас постанывает, томно вздыхая, сидя у него на коленях.
Пока мужская рука продолжала разминать грудь, разминать бедра и ягодицы, сам мужчина всё более тяжело выдыхал, всё более горячо. То ли от разогревавшегося и становящимся влажным, женского тела, запаха оного, то ли от того, насколько было невтерпежь использовать свою пленницу для собственных нужд. Вараграв ясно видит, как девушка, пытается схватиться за него. Так крепко и судорожно, словно за последнюю надежду в этом мире, в этой жизни. В её хвате за его руку нет даже намека на враждебность, но зато есть буквальное желание не отпускать. И это правильно. Ведь ей еще точно понадобится это умение сегодня, крепко держаться за него.
Храмовник замечает как девушка приподнимает свою голову, посматривает на него из-за плеча. Таким привлекательно-блестящим в тусклых огнях окружения взглядом. Словно верная собака, что наконец дождалась прихода любимого хозяина после целого долгого дня бытия в одиночестве. Будь у тебя хвост, ты бы им завиляла? хах.. - пронеслось в голове в этот момент. Она тянется к нему, так искренне, так открыто. И он отвечает ей.
Поцелуй. Еще один. Не отдаляясь, они целуют друг друга снова и снова. Ты стала так настойчива. Мужчина чувствует, как она лишь крепче держится за его руку, что ласкает её тело в свое удовольствие. Как напирает, с каждым разом только лишь плотнее прижимаясь своими губами. С открытым ртом и дерзким языком, так тепло и очаровывающе предыхая. Их языки сплетаются вновь и вновь, переходя из одного рта в другой. Они обмениваются слюной, обмениваются дыханием в таком пошлом, мокром, неприкрытом поцелуе. Вкус уже вовсе не то, что заботит Вараграва. Ему вполне по душе и по нраву то, как именно девушка, что рядом с ним, целуется. Как именно она целует его.
И это даже слегка плавит здравомыслие у закостенелого храмовника. В его голове лишь крепнет желание овладеть ею без промедления. Не сдерживаться ни на секунду, когда дело дойдет до этого. Возможно даже провести несколько раундов. Заполнив и этот её горячий рот и её саму. Пользовать её как любимую игрушку, с такой пространной покровительской, отцовской любовью. Выдержит ли она - уже другой вопрос, который пленителя не беспокоит. Как-никак, она сама этого попросила.
И рука его опускается меж женских бедер, скользит пальцами, слегка трется. Ладонь раздвигает ноги колдуньи, лаская девушку с долей резкости. Продолжая мять грудь в это время. Продолжая целоваться. Чувствовалось, как в комнате будто стало немного душно. Вараграв расправил плечи пошире, не придавая окружению никакого внимания. Всё его требовала к себе волшебница, которая могла явно чувствовать ягодицами что-то твердеющее и увеличивающееся в мужских штанах. Волшебница, которая даже не дала возможности прервать поцелуй, лишь подавшись вперед. Будто бы у неё забирают её любимое лакомство. На что Вараграв лишь сильнее целует её взасос, словно давая награду. Открывая рот пошире, прикрывая глаза, наслаждаясь её взглядом, её лицом, её действиями, ей целиком. Пока руками лишь крепче приобнимает, прижимая её спиной к своей слегка мокрой от испарины и твердой мужской груди, смакуя поцелуй, её язык и её губы. И когда их поцелуй закончится, перед тем, как продолжить, возможно он повторит свои слова еще раз. Ведь она их определенно заслужила.

+5

27

Мисе бы один короткий миг на то, чтобы перевести дыхание. Вынырнуть, сделать тяжёлый шумный вдох, и провалиться обратно.
Но Вараграв не даёт ей даже этого.

Храмовник целует её с напором, на несколько шагов опережающим любые ожидания Мисы, застаёт врасплох, лишает последних крох воздуха, и только лишь тогда Мисе удаётся сделать свой долгожданный вдох.
В долгу она не остаётся.

Поцелуй продолжается; тянется настолько долго, что теряется, кажется, любое различие между секундами, минутами и часами. Время исчезает, только грудь волшебницы вздымается часто от тяжёлого шумного дыхания, пока сама она, запрокинув голову и прикрыв глаза, играет с храмовником в поедание лиц.
Ей хватает ума оценивать то, насколько аккуратно он обходится с её телом. Ей же хватает наглости сопроводить свой поплывший взгляд нахальной улыбкой, когда они всё-таки прерывают свой головокружительно-долгий и глубокий поцелуй.

Миса послушно отводит бедро в сторону, когда мужская рука скользит ниже. Едва ли в голове её найдётся достаточно места для мыслей  о том, как же чудовищно неправильно это всё - они, словно мыльные пузыри, лопаются, едва появившись, и способны разве что вызвать мимолётную усмешку. Смешные мысли.

Пальцы Вараграва не похожи ни на что, с чем Миса прежде имела дело (прежде всего - изящные девичьи пальчики молодых послушниц ордена). От его прикосновений пробирает дрожь, разрядом проходящая вдоль позвоночника, а перед глазами всё плывёт - и волшебница, вздрагивая, опускает голову, жмурится и закусывает губу, лишь сильнее обхватывая обнимающую её руку.

Цепи напоминают о себе уже осточертевшим волшебнице бряцанием. Ладонь её ложится на шершавую мужскую щеку, и Миса снова запрокидывает голову, хитро глядя храмовнику прямо в глаза.

- Эй, Варарграв... - впервые Миса называет его по имени. Губы её мелко подрагивают, а голос, неровный и сбивчивый, звучит необычайно тихо, - Если бы ты только снял с меня эти железки... Нам было бы гораздо удобнее, ты так не думаешь?..

Спиной Миса вжимается в мужскую грудь позади себя - от этого становится ещё теплее. Заворожённо улыбаясь сквозь полуприкрытые веки, Миса необычайно нежно касается кожи храмовника самыми подушечками пальцев, и за витиеватыми формами её прикосновений слышится эхо его собственных ласк. Прохладная ладонь её спускается к шее храмовника, очерчивая форму твёрдых и напряжённых мышц под отзвуки пульсации гонимой сердцем крови.

- Нет? - разумеется, вопрос этот был задан не для того, чтобы в действительности получить на него ответ, - Ну и ладно...

Трижды чёртовы антимагические цепи бряцают ещё раз. Миса снова хватается за руку храмовника - но нет в этом больше отчаяния утопающей, она обнимает его, насколько это позволяет её незавидное положение. Вжимается, вздрагивает, выгибается, стонет. Дышит, шумно, часто и тяжело. Пальцы Вараграва оказываются внутри - от этого перехватывает дыхание, и голосок волшебницы звучит резким, спонтанным, почти стыдливым всплеском.
Но Миса никак этому не препятствует - отнюдь, бесстыже разводит ноги ещё шире, а улыбается, запрокинув голову, ещё нахальнее.
Сзади в неё упирается однозначное свидетельство взаимного интереса и яснейшее указание на то, как далеко ей сегодня предстоит зайти. От мыслей об этом сердечный ритм ускоряется так, что закладывает уши, а эйфорическое предвкушение пополам с неизбежной тревогой накатывают с такой силой, что становится не по себе.

Но Миса не кажется этим обеспокоенной. Миса улыбается этой своей пространной поплывшей полуулыбкой.
Разумеется, необычайно нахальной.

Отредактировано Миса (2021-11-08 08:48:47)

+5

28

Этот поцелуй так долго продолжается. Жажда этого мужчины оказалась неожиданно большой. Врятли девушка ожидала чего-то подобного, но будто бы храмовнику не было всё равно на её ожидания. Он целовал её так долго, так сладко, с силой и резкостью. Так как желал сам. Словно пытался насытиться экстравагантным блюдом, беря добавку еще и еще. Ему даже начинало всё это нравиться. Он напирал больше, заставляя Мису запрокидывать голову дальше, а женское тело выгибаться сильнее.
И даже когда мужчина уже решил, что для первого раунда этого будет достаточно, и что хотя бы на время он может дать колдунье вздохнуть, перевести дух, что бы тяжело дышащая, с мокрым от поцелуев ртом и полузакатаными глазами девушка, чьи губы заметно дрожали, могла отдышаться... Перерыва как-то особо не получилось. Ведь как только томный вздох-другой был сделан, колдунья тут же потянулась обратно. Пока на её теле выступали всё новые капли пота, блестящие в тусклом свете здешнего освещения.
Впилась в мужские губы, так жадно. Продолжая таким образом их пошлый поцелуй. В столь наглой и дерзкой, но что важнее - живой манере. Вараграв чуть отклонился назад, а девушка даже не растерялась, лишь еще более похабно и непристойно устроилась в его объятьях. На его руках, что продолжали бесцеремонно лапать её тело. Настолько неприкрыто наслаждаясь каждым касанием от храмовника, реагируя так открыто, заводясь всё сильнее.
Бёрнс же, в свою очередь, наслаждается не только процессом, но и представленным перед собой. При чем не только и не столько видом тела этой волшебницы. Как-никак женских тел ему доводилось видеть и посексуальнее и повзрослее. Её лицо - то, что вызывает наибольший интерес в этот момент. Вараграв так ясно видел на нём удивительное пространное облегчение. И вместе с этим там будто был написан призыв к тому, что бы действо продолжалось. Стало более хаотичным, более резким. Мужчина конечно же внемлит этому зову. Ведь это очень кстати.
Пальцы его продолжают ласки. Такие грубоватые, которые точно можно прочувствовать. Его пальцы касаются её груди, сжимая её, сосков, потягивая за них. И конечно же меж её ног вторая рука играется средним пальцем внутри, пока большим время от времени подразнивает особо чувствительную женскую зону. А их поцелуй размыкается, оставляя легкую соблазнительную сладость на губах.
Мужчина на удивление не спешит. Ему нравится видеть как волшебница извивается, постанывает, вскрикивает, стоит стать чуть более жестким. Это странное чувство, как-будто ты играешь в любимую игру своей жертвы. Которая в общем-то не то, что не против, а даже за. Подстегивая храмовника к дальнейшей игре, к следующим её уровням с более... шумными заданиями.
Как-то душно. Почему я не чувствую ничего кроме её запаха... голова даже слегка кругом идет, хах. А ведь обычно я люблю сразу к делу. Но тут вдруг поиграть хочется, да подольше. Эта Артемиссия возможно и вправду весьма хорошая игрушка, как минимум, я отдам этому должное. - произошел мыслительный процесс. Пока мужская рука мацала то одну грудь, то другую, то нажимала, на живот снаружи и изнутри дуэтом со второй рукой. Примерно в этот момент Артемиссия в его глазах поднялась с позиции "грязь из-под ногтей, красная цена которой - снесение головы" на строчку "хорошая игрушка, убийство которой можно отложить". К сожалению? Или к счастью? Кто знает.
Нельзя не заметить томное и тяжелое дыхание храмовника. Миса могла гадать от чего это. Волнение? Напряжение ситуации? Может быть неопытность? На самом же деле Вараграв попросту с огромным усилием сдерживался, что бы не начать грубое изнасилование на месте. Ему и вправду хотелось поиграть подольше. Впрочем даже при всем при этом, не так долго осталось до того, когда его желания всё-таки высвободятся наружу.
На щеке ощущаетcя необычайно мягкая, ласковая женская ладонь. Колдунья слегка рваным от ласк голосом, с заметно подрагивающим телом попросила его снять оковы. С таким поплывшим и хитрым взглядом. На что Вараграв лишь отвечает ухмылкой. Он чувствует как рука волшебницы нежно скользит по его щеке, мягко обводит его напряженную шею. А её улыбка в этот момент лишь дополняла картину, которая, что уж скрывать, заводила храмовника не хуже специальных "средств". От чего рёв дикости изнутри души храмовника слышался особенно четко.
- Конечно нет. - с ноткой властного веселья в голосе отвечает мужчина - Впрочем, в дальнейшем, если переживешь эту ночь, мы могли бы встретиться, еще раз, когда на тебе не будет цепей. - он говорит так тихо, вкрадчиво, так четко. Его слова будто бы вкладываются в голову колдуньи. - Или почти не будет. - ощутимо-горячий мужской выдох, аккурат на букве Ч, объял женское ухо. И в этот же момент его ласки стали более активнее, более... агрессивные. Девушка же обнимает его руку вновь, облакачивается на него, стонет, томно дышит. Всё это зрелище Вараграву явно по душе.
Обстановка явно становится довольно горячей меж этими двумя. Вопрос времени, когда леди Годель придется испытать на себе так называемую "по настоящему жаркую ночь страсти". Но не похоже, что девушку это хоть сколько-то волнует. Ведь она лишь шире раздвигает ноги, подставляет свою грудь и как-то будто бы случайно, но поразительно аккуратно потирается своими ягодицами о его твердое, выпирающее через штаны мужское достоинство. Бёрнс слегка кусает губы. Ясно чувствует, как зверь внутри него рвет цепи.
- Что за хорошая девочка - и вот он это сказал, аккурат ей на ухо, после чего ей же в губы вложил такое по-отцовски властное и нежное - Артемиссия - а далее еще один поцелуй. В нём Вараграв засасывает без тени смущения открытый рот волшебницы. Сплетается с её языком.
Каждый поцелуй чувствовался по особому. И этот, довольно короткий по сравнению с предыдущими, не был исключением. Мужские пальцы выходят из промежности с влажным непристойным звуком. Мужчина опускает колдунью с себя на пол, усаживая на колени. Одна рука держит её за волосы, задирая голову, пока другая - стягивает штаны и белье, обнажая нижнюю часть тела храмовника. Его ноги, как и его руки покрыты волосами. И девушка явно может почувствовать так называемый "мужской запах". Всё это было открыто выставлено на показ. К омерзению ли, или наоборот к обольщению - неважно.
Без толики смущения, мужской полутвердый член укладывается на лицо леди Годель, что тяжело дышит. Аккурат по левую сторону от её носа. Основание упирается в губы, головка же укладывается на челку. Такой горячий ствол, с таким пространным запахом. Он слегка трется о женское лицо. Вараграв подводит свой таз вперед, давая возможность волшебнице как следует рассмотреть и распробовать разными путями его детородный орган, что впритык к её лицу. Пока сам храмовник продолжает держать колдунью в таком положении, так крепко.
- Мне всегда было интересно, так ли хороши рты умеющих болтать о высоких материях мироздания волшебниц. - мужские пальцы с толикой мягкости проводят по щеке Мисы - В чем дело? Приступай. Если что, я тебе помогу. - его слова звучат как-то на удивление двояко. С одной стороны в них слышна мягкость, даже некая забота. С другой ясно слышатся нотки приказного, по особому властного тона. Ясно говорящие о том, что промедлений Вараграв не потерпит. И будто бы в доказательство этому, жар мужского ствола ощутимо усилился, вместе с твердостью оного.

+6

29

Нет, в своей способности выжить Миса не сомневается. Не сомневается даже тогда, когда слышит отзвуки звериного хрипа в тяжёлом дыхании храмовника; не боится даже ощущения натянутой до предела струны, которое отчётливо слышится в его прикосновениях.
Нет никаких сомнений в том, что Вараграв уже на грани; что чёрный зверь его ярости уже проснулся и момент его броска на Мису лишь вопрос времени.
Времени и того, насколько сильно пожелает распалить сам себя храмовник.

Но чужие демоны не пугают Мису - она видела достаточно чёрных теней. На небе, в чужих головах.
В своей.
Большие и маленькие, чёрные и ослепительно белые, огромные и яростные, плачущие и жалкие, бессильные и истощающие - по природе своей они воплощают одно и то же желание.

- Ещё раз? - через плечо оборачивается Миса, скептично вскидывая бровь. Даже сквозь испарину, возбуждённый румянец и влажный блеск глаз, волшебница смотрит на своего пленителя как на неисправимого идиота, - Брось, неужели у тебя не найдётся дел получше, чем идти за мной в Иавелт? Ты что, настолько одинокий?

Этот вопрос, впрочем, тоже не требует ответа.
Этот вопрос, так же, как и предыдущий, тонет в душной похоти подвальной комнаты, смазывается волной мурашек, неизменно приходящих в движение от прикосновений чужого дыхания к нежной коже ушных мочек. Вместо ответа - ещё один поцелуй, в котором им самым буквальным образом приходится дышать одним воздухом, жарко и влажно.

Миса, разумеется, не тешит себя иллюзиями относительно того, что эта ночь дастся ей легко.
Пол - место не в пример более неприятное, чем колени храмовника. Распалённое тело волшебницы бьёт лёгкий озноб - не то от сквозняка, не то от волн накатывающего адреналинового беспокойства, которое, впрочем, едва ли препятствует её способности мыслить здраво.

И за всеми манипуляциями с одеждой храмовника наблюдает она, словно откуда-то издалека - прекрасно понимая, куда дует ветер, но способная только размеренно плыть по течению времени, на встречу с неизбежным.

Он снова тянет её за волосы - Миса снова запрокидывает голову.

Шлёп!

- Э? - инстинктивно Миса пытается отпрянуть, но голова её всё так же зафиксирована в пространстве. Вне всяких сомнений, это был член. Мужской. Половой. Прямо рядом с её лицом - практически на нём.
Вот здесь-то, кажется, самообладание волшебницы готово дать трещину ещё раз - в широко распахнутых глазах её читается огромное множество самых разнообразных мыслей, которым, однако, никогда не случится быть озвученными.
Поджатые губы её слегка подрагивают, а щёки заливает яростный румянец.

В конце концов она, кажется, находит какую-то точку внутреннего согласия.

Напряжение спадает с лица - остаётся только насмешливо приподнятый уголок губ, влажный румянец, да колючий взгляд из-под тяжёлых полуопущенных век.

- Ну и мерзость, - выдыхает она, больше проформы ради, нежели в действительности из отвращения.

А потом закрывает глаза и касается кожи Вараграва горячим языком.

Ей нужно время для того, чтобы понять, что да как - по правде говоря, она понятия не имеет, что делает.
Но с каждой оставленной вдоль члена влажной дорожкой из слюны, кажется, начинает понимать.

Миса не торопится. Интуитивно понимает, что торопиться не надо, и язык её движется нарочито неспешно, проходясь по буграм вздувающихся вен и кожистым складкам. И хотя она делает это впервые, кажется, все ответы уже лежат перед ней, открытые - она слышит дыхание Вараграва, чувствует мимолётное, едва ли им самим контролируемое, изменение давления на свою макушку.
В конце концов, осмелев, она открывает глаза и поднимает взгляд на своего любовника, даже не пытаясь сдерживать ядовито-насмешливой полуулыбки на своём лице.

Язык Мисы оказывается необычайно ловким; возможно, даже более ловким, чем можно было бы представить по всем уже произошедшим между ними влажными поцелуями - можно было бы даже подумать, будто эта девица скрывает в себе способность удлиннять его на манер змеиного.
Артемиссия не сводит с Вараграва цепкий взгляд широко распахнутых глаз - ей попросту интересно видеть, как этот огромный вояка реагирует на её неторопливые и почти невесомые ласки. На лице его властное выражение, а в глазах - бездонная чернота, но подмечать даже самые мимолётные изменения в мимике - это первое, чему учится маг-менталист, стоит ему в достаточной мере освоить свой дар.

А Миса продолжает. Миса целует его, облизывает, даже прикусывает немного сбоку, пуская в ход всё - и обе стороны языка, и мягкие губы.
Это в своём роде тоже похоже на поцелуй, в конце которого она обнаруживает перед своим лицом тяжёлый, налитый жаром и кровью, необычайно твёрдый член.

Ну разумеется, этого будет недостаточно.

И всё же она отстраняется, подхватывая языком тянущуюся дорожку из слюны. Облизывается.
Улыбается нахально даже теперь - ну нельзя же быть такой засранкой, Миса!

Но нет. Кажется, сама Миса считает иначе.

- И что же, - переводит дыхание волшебница. Взгляд её, направленный снизу вверх, наполнен неописуемой смесью из покорности и ярости, теплоты и колкого мороза, - Этого ты хотел?

Отредактировано Миса (2021-11-15 16:50:37)

+5

30

Что и говорить, храмовника весьма забавляла сложившаяся ситуация. А особенно поведение девушки, что сидит перед ним на коленях, с его детородным органом на лице. К тому же, Бёрнс ясно видел, что Миса пытается поддерживать планку собственного поведения, лишь изредка давая волю буре эмоций, что почти наверняка бушует внутри неё. Но уже спустя мгновение-другое, колдунья вновь тянулась к мужскому телу, к самому процессу, еще сильнее прежнего. То ли из-за безумия, то ли из-за влечения. А может из-за чего-то еще.
Сперва легкий испуг, затем непонимание, смятение, удивление. Это читалось на женском лице так явно. Вараграв сразу понял, что Артемиссия скорее всего даже не видела толком так близко мужской половой орган. Максимум - мальчишечий. И откровенно говоря... это было до жути смешно. До жути весело. Особенно в самый первый момент, наблюдая за тем, как волшебница таращится на ствол перед её лицом, краснея всё сильнее и сильнее.
Долго сие зрелище не продлилось, как бы то ни было. Девушка быстро взяла контроль над собой и лишь нахально посматривала снизу. На что получила насмешливую улыбку от храмовника в ответ. Мужчину не сильно задевали колкости молодой леди Годель. Они вдвоем зашли так далеко, что он в любой момент может затолкать эти провокации ей обратно в глотку. Да притоптав их там в течении пары минут. От одной мысли об этом на уголке губ выступила едва заметная капелька слюны. Как-никак животное мужланское влечение в своей дикой форме хоть и не отличается изяществом, остается весьма явным и эффективным для удовлетворения как обладателя подобного "дара", так и его партнерши.
Спустя какое-то время, наконец девушка начинает свои попытки ублажить своего партнера. Её язык такой робкий, такой легкий. Но всё такой же влажный и горячий, каким и был в недавних поцелуях. Аккуратные движения. Даже слишком. Такие осторожные. Заставляющие храмовника слегка ослабить хватку на её голове. Колдунья всё чаще напоминала любимую собаку, ибо какое-то время только лишь лизала мужской член. И от подобного зрелища, ненамеренно Вараграв слегка поглаживал макушку юной леди.
Но вот она потихоньку начинала смелеть. Пока дыхание самого мужчины становилось заметно тяжелее. Ведь он чувствовал каждое движение так отчетливо в этом душном подвале. Её дыхание, такое горячее, такой влажный язык. Это больше раззадоривало, чем удовлетворяло, но храмовник решил дать девушке немного поиграться. А она и счастлива была. Подняла взгляд, перешла к более активным мерам. Ласкала и губами и языком, обводя каждую вздутую вену на стволе. Даже слегка прикусывала временами. Какая хорошая девочка. - одобрительно подумал Бёрнс, начиная слегка двигать бедрами, подставляя член под язык, слегка подводя поближе, отводя подальше, подставляя то головку под ласки то основание своего члена.
Вараграв чувствует всё, что делает Миса. Чувствует отчетливо. И ясно показывает это тем, что член становится лишь крепче, больше, рельефнее. Ствол всё больше наливается краской и жаром, пока сам мужчина прикусывает нижнюю губу, горячо дыша, слегка разминая плечи в процессе.
- А на счет Иавелта. Ммф.. Это что, правда такое большое дело, зайти туда? Или мне обязательно нужно быть аж настолько одиноким? Ничего особенного, как по мне. - говорит он, пока поглаживает ладонью макушку, играющей с его членом, волшебницы. Для него и вправду не так много проблем прийти в Эльмнот на недельку-другую. А потому он искренне не понимал этого удивления. Хоть и отдельно для себя отметил, как же едко девушка перед ним начинает плеваться колкостями. Всё больше и больше. От осознания лёгкая дрожь прошлась по всему телу. Ведь он знает, что будет дальше.
Миса же тем временем решает взять паузу. Нахально улыбается, расположившись на полу. С губами в её же слюне. Мужчина не останавливает её, лишь с толикой снисходительности посматривает, улыбаясь с долей насмешки, но в то же время эдакой своеобразной "старшей" улыбкой.
- Что ж. Для начала неплохо, должен сказать. Для первого раза. - мужчина делает шаг вперед, выставляя член так, что бы головка прямо едва-едва касалась женских губ. - Запомни пару советов. Не забывай дышать носом и сглатывать слюну. А также работай языком и сомкни губы, что бы засасывать слюну эффективнее. - казалось бы, слова были вообще ни к селу ни к городу. Но уже спустя мгновенье Артемиссия поймет, к чему всё это было сказано. Ведь храмовник слегка опускает руки с её макушки, хватая за волосы по бокам головы. Пальцы крепко сжимают локоны, создавая пару своеобразных розовых хвостиков, пока сам твердый и горячий член бесцеремонно и грубо пропихивается прямо в рот молодой леди. Прямо в самую глубь. Со всем своим размером.
И будто бы этого было мало, движения не заставили себя ждать. Его член начал сновать по её языку в её же рту. Так по хозяйски. Вараграв двигал бедрами, сначала легко и плавно, ускоряясь по чуть-чуть. Разгоряченная головка обтирает нёбо во рту, а стволом член упирается в язык, что бы завести его в женскую глотку. Всё глубже. Всё сильнее. Всё яростнее.
Руки храмовника держали лицо волшебницы чуть приподнятым, что бы сам он, пока наслаждается процессом и тяжело дышит от накатывающего удовольствия, мог видеть как меняется её выражение от процесса, смотря прямо ей в глаза. Пока бедра, словно заколдованные, двигались сами по себе, лишь наращивая темп движений. Член только выйдет на мгновение и снова ворвется обратно, прямо вглубь. Легкое изменение направления, и вот головка уже упирается в женскую щеку. Низ ствола скользит по языку колдуньи, как по подстилке. В её рту мокро, горячо.  С каждым движением становится всё горячее. Приятно на удивление. Мужчина притягивает  в такт за волосы к себе голову Мисы. Он не сдерживается, не дает спуску. Она всё еще может дышать, если помнит недавние советы. Хоть и с трудом.
Вараграв же продолжает натурально насиловать рот, глотку и горло Артемиссии своим членом. Беспощадно, так по собственнически, так властно. Он чувствовал как на его теле выступают капли пота от смеси волнения и возбуждения. Как весь этот процесс его заводит. Впихнул член глубоко в горло, перекрыв его по сути, и остановился, уткнув Мису носом себе же в пах. Горячо. Он смотрит как она пыхтит, а спустя пару-другую мгновений снова начинает двигаться. Мокрые звуки, непристойные хлюпанья. Едва ли юная леди благородных кровей в принципе знала о том, что может издавать что-то подобное.
Легкие слезы? Или Вараграву просто кажется из-за тусклого освещения? Это неважно. Ему нравится, нравится насиловать эту нахальную засранку. Ощущалось даже от части странно. Словно он наказывал таким образом нашкодившую девку. Пока заодно учит её как делать правильно. Так странно. Но так приятно.
И вот, спустя довольно продолжительное время "развлечений", его член выскальзывает из изнасилованного рта волшебницы. Весь покрытый слюной, от которого тянутся несколько дорожек к её измазанному слюной и соком рту. Он слегка задирает её голову и, горячо дыша полной грудью, спрашивает:
- Возвращаясь к твоему вопросу. Да, чего-то вроде этого я и хотел. Похоже твой рот не только на балабольство годится. Молодец. - мужчина так по отцовски, хвалебно погладил макушку девушки, продолжая ту держать за локоны. - Ты как? Освоилась? Ведь мы только начали. Вся ночь наша. Моя. И твоя. - и в этот момент член вновь уткнулся ярко-красной горячей головкой в женские губы.

+2


Вы здесь » Легенды Янтаря » Настоящее время » 16.10.890 г. — «Чёрно-белый режим»


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно