В полдень на базаре Корраха жизнь приостанавливалась, хоть близость моря и давало спасительную прохладу, но палящее солнце и зной разгоняли людей под сень деревьев и домов. Лишь несколько торговцев и мастеровых, из тех, что могли работать прямо на месте, оставались на площади. Среди них был и мой собеседник, известный как Мустафа. Я много слышал о старом башмачнике от коллег и друзей и сразу направился к старому башмачнику, едва прибыв в город. Отдав ему башмаки с полагающейся суммой, я присел рядом и слушал, что он расскажет о странном дельце, который уже много лет живет в Коррахе, покинув родную Гииру. Вот что рассказал мне почтенный Мустафа.

—Имя его тебе известно, тут и говорить не о чем, держит он свою лавку чуть выше по улице, да бараки рабов у порта. Всё чинно, благородно, рабы у него всегда высший сорт. Да и сама торговля процветает, слышал я, что он собирался мейхане открыть, да вот всё не сподобиться никак. Всё знают его, и многие любят, такова истина.
Старик приладил уже просивший каши башмак к верстачку и аккуратно начал растягивать его. Замолчав
—Почтенный Мустафа, я проделал долгий путь, не для того чтобы услышать то, что и так знаю.
—Ну тогда помолчи и слушай! — Башмачник махнул рукой, словно отгоняя муху. — Или иди вон послушай крикливого Мехриба. Он-то тебе понарасскажет... Ну да ладно, Кафаас бен Эусфур, по кличке Хутела - велик и добр. Даже самую худую нищенку поддержит и защитит, всех накормит, напоит да спать уложит, если захочет, конечно. Он продавец и покупатель, но не алчен и не подл. Хоть весь базар позовет во дворец, да только у него нет дворца...
—Тогда почему же его так прозвали?
—Не перебивай. Я сказал тебе о том, как он ведет себя с друзьями. И друзей у него много, потому что почти никто не хочет стать его врагом. Многое бы могли рассказать те, кто неудачно перешел дорогу Кафаасу бен Эусфуру, что у них стала за жизнь...
—И что же они говорят?
Почтенный Мустафа присмотрелся к каблуку
—Обычно "Ааааааргхпожалуйстапожалуйстанетнетнет".
Мы помолчали. Почтенный Мустафа принялся за второй башмак. Я пил чай.
—Вот ты пришел в наш город, чтобы стать его врагом. Или привести к нему врагов. Ты молод, горяч. Визирь не против, что Кафаас бен Эусфур по прозвищу Хутела правит теми, кем сам не может. Он знает, что станет только хуже, стоит ему сразиться с ним. Да и... Кафаас хоть и невысокого рода, но вышел из грязи Гииры. И уже небедным человеком прибыл сюда, ты тогда ещё в чреслах своего отца не знаю, завелся ли. А по улицам Корраха текла кровь бедняков и дерущихся между собой бандитов. Богатеям было плевать. А он прошелся саблей по самым мразям, очистил город. Теперь всё идет своим чередом.
Почтенный Мустафа замолк и резко склонился над верстаком, всем видом показывая, как он занят работой. А я узрел человека, огромнее которого я не видел никогда. Он шествовал, переваливаясь с бока на бок, но мне было очевидно, что эта неповоротливость напускная. Его выдавала осанка и взгляд - спокойный, уверенный. Халат на Кафаасе бен Эусфуре был из простых, но в ухе болталась очевидно золотая серьга. Он гладко брился, и за годы его щёки приобрели выраженную синеву. Лысая голова замотана простым красным платком, чтит Рагфира. Он купил несколько яблок и удалился. Я заметил, что с ним общались приветливо и никто его не разглядывал, как смотрели на меня, едва я пришел.
—Забирай свои башмаки и проваливай — сказал почтенный Мустафа. Я поблагодарил его.

Прикладываю к письму переданные почтенным Мустафой записи о перемещении каравана с кровавым порошком, который должен прибыть в Гииру не позже чем через неделю после прибытия сего письма.
Главе Страже Ицхак-Паше, от Алиба ибн Даре лакаб Кхаз. 15.03.885

Мальчик мой, возьми ту палку и ударь себя по голове столько раз, сколько в твоей поганой голове ещё раз появится эта мысль. Мы не лжем и не предаём, словно поганые трусы. Тот глуп, что уподобляет наше дело подлости и злобе. Да, те головы, что завтра всплывут у пирса может и имеют рты, которые обсуждали со мной дела и имели согласие. Так же как и твой пьяница-отец, продавший сына, они получили лишь то, что им причитается, Закир - звонкую монету из моего кошеля, эти же - холодную сталь.
Кто надоумил тебя говорить такое мне? Как Рагфир вообще мог позволить, чтобы такие мысли появились в твоей голове, юнец? Слушай же, и запоминай.
Я торговец, торговцем был, и торговцем умру. Мое дело, чтобы товары и деньги продолжали перемещаться между людьми, помогая им жить. Когда я выживу из ума и вдруг решу, что отличаюсь хоть чем-то от самого нищего торговца горшками с базара, то огрей меня этой самой палкой. Просто у меня больше выбор, я продавал девчушек, соплячек во дворцы и храмы, могучих воинов на арену и хилых стариков к жреческому алтарю. Принимал корабли из земель покрытых инеем, да таким, какого не увидишь в самом глубоком погребе с самым разным товаром. Многие забывают, но каждый торговец скажет тебе - всё имеет свою цену. Иногда монета или жизнь, но это самый простой случай. А вот сможешь ли ты когда-нибудь купить историю у нищего за краюху хлеба и превратить её в три каравана тончайшего шелка?
Нет, ты несносный мальчишка, какой же это обман? Цена всегда есть и всегда будет уплачена. Важно чтобы цену назначал ты. А теперь прочь с глаз моих, и дай поспать.