Солнышко грело ещё по-летнему тепло, стрекотали воробушки, а храмовники перешучивались, расходясь, согласно уставу, на назначенные им работы. Кого-то ждал пыльный скрипторий, кого-то службы в часовне, а Оливии досталось назначение, о котором некоторые служащие Ордена вспоминают как о приятном вечернем досуге. Не обременные обетами люди после тяжелого рабочего дня обычно стремятся выпить пива, да перемыть кому-нибудь косточки, а храмовники... Мда.
Полутьма подземелий после яркого солнечного дня заставила замереть на месте, держась одной рукой за стену. Нашаривать ступеньки вслепую было боязно, вдруг опять кто кровь не отмыл, выволакивая подсудимого в последний путь. Привыкнув к неровному свету факелов, девушка продолжила спускаться в ожидавшую её пыточную камеру. Ещё два дня назад эта лестница казалась куда короче, двери не такими скрипучими, а стены коридоров не давили со всех сторон. Два дня назад ученица Ордена Цепи просто убиралась здесь, убирая следы предыдущего допроса. Разумеется и тогда это было не первое её посещение подземелий. Но раньше она проходила вдоль столов с различными приспособлениями держа в руке иллюстрированное руководство, позевывая и пытаясь не столько выучить название и назначение очередных жутких щипцов, сколько просто не уснуть. А сегодня ей точно будет не до сна. После такой работы возможно даже не одну ночь.
Последняя дверь оказалась заботливо смазанной. Эту комнату явно готовили весь день - сменили масло в светильниках, уже разожгли жаровню, разложили всё необходимое на столиках и даже позаботились о том, чтоб каждая веревка была новенькой и не перетертой. Сразу видно, что кто-то очень ответственно относится к своей задаче. Стараясь сдержать тяжелый вздох, Оливия положила несомый мешочек соли к прочему инвентарю. Главное не опозориться. Наставник Марк, конечно, доверительно рассказал, что в первый раз по молодости он сам проблевался и едва не сбежал, но его ободряющая улыбка как-то не помогала.
Девушка на миг оперлась руками на стол, навалившись на него всем весом. Нужно было почувствовать опору. Здесь дерево, металл, бездушные инструменты. А там, позади, двое живых, от которых отделяет только жаровня, от которой с каждым вдохом становится всё тяжелее в груди. Два божественных творения, совершенно разных, приведенных сюда своими путями. За спиной лязгнули цепи. Это всего лишь маг. Грязная тварь, использующая вложенную в неё Богами силу для того, чтоб уродовать всё, к чему прикоснется.
А вести допрос будет другой маг.
Все подготовления были завершены. Сложив руки в замок за спиной и натянув маску спокойствия, Оливия развернулась и вежливо кивнула, вцепившись в лицо знакомой целительницы взглядом, в котором угадывалось то же презрение, что и к пленнику:
- Оливия Кэйлум, полностью в вашем распоряжении. Цель допроса?
От собственного дрогнувшего голоса стало тошно. Ещё ничего даже не началось, а девушка сама почувствовала насколько слаба. Чувствовала это наверняка и эта ручная целительница Ордена.
"Это испытание от наставников? Чтоб я увидела, как даже дар исцеления оскверняется в руках этих... существ?"

Меньше всего на свете Оливии сейчас хотелось в гнетущей тишине перелистывать дела заключенных. Она и так не любила тратить время на чтение, когда расспросить человека было куда быстрее и познавательнее, а в данной ситуации ей и вовсе было плевать кто перед ней. Крестьяне, горожане, маги, преисполненные сочувствия к ереси идиоты, сластолюбцы павшие перед демонической ложью - та их жизнь осталась на поверхности. Оказались ли они здесь из-за ложных доносов и раздутых слухов, были загнаны в угол из-за недопониманий и страха за собственные семьи, или знали на что идут и упивались тем, что хоть на краткий миг могут нарушить божественную волю? Здесь они лишь для того, чтоб очиститься перед встречей с Хилиатом.
Бегло и бездумно просмотрев записи, Оливия вновь подняла выжидающий взгляд на своего сегодняшнего ментора.
— Показателем высоких результатов вашей работы будет сохранение им не только жизни, но и сознания.
Пока ещё аристократка искренне благодарна целительнице за подбор именно таких слов. Они кажутся такими привычными и родными, что комок в груди наконец расползается. Девушка чувствует как словно против воли начинает улыбаться, хоть улыбка и выходит кривой - правый уголок рта поднимается куда выше.
Высокие результаты обучения, быть лучшей во всем, требования достигнуть успеха во всём, от вышивания до искусства меча. Листы доносов от надомных учителей сначала проходят через руки матери, а потом кладутся на стол отцу, такой же ровной стопкой, как грехи этих смертников. Рядом ложится лист расходов.
Ничего и не поменялось. Ордену она тоже обязана доказывать право на жизнь.
Значит работа должна быть сделана безупречно.
Оливия снимает с себя жилетку, бережно вешает её на дыбу, используя ценное оборудование как обычную мебель. Растегивает две верхние пуговицы безупречно белой рубашки. Другие ученики видя её до сих пор посмеиваются и шутят, что золотую ложку у дочери аристократа можно выдрать только с зубами. В первый месяц в Ордене Оливия размазывает слезы по лицу, сама занимаясь шитьем и стиркой, но носить кожу и дряной лен просто не может.
- Не волнуйся. Заблудшие души не отходят к Хилиату раньше времени. Мы же поможем им найти дорогу точно к назначенному сроку.
Вместе с решимостью приходит странное желание покровительствовать этой смиренно принявшей свои обеты целительнице. Словно это она тут ещё почти ребенок, который впервые в жизни будет истязать людей. Со всем этим спокойствием и идеальным порядком она слишком сильно походит на идеально выученную горничную, одну из десятков, что сновали по поместью.
Наконец-то приходит время перестать игнорировать два пока ещё свежих куска мяса. С отчетливым цоканьем каблуков девушка приблизилась к одноглазому мужчине. Она гораздо меньше, слабее, незначительнее. Но в цепях к не она.
- Готовы ли вы признать свою вину и покаяться в прегрешениях?
С равнодушным видом достала кляп.
- Сдохни, сука!
Плевок в лицо. Именно чего-то такого она и ожидала.
Даже не смотрит, просто чувствует, что всё сделала правильно, когда завершает взмах раскрытой ладони, одним резким движением ломая нос. Снова затыкает мужчине рот и отходит на шаг, склоняя голову на бок и смотря как кровь стекает не только по кляпу и губам, но и ниже.

Теперь юная ученица ордена достает кляп изо рта второго пленника. Тот сцепляет зубы, смотря на неё с ненавистью, но не торопиться совершать какую-нибудь глупость. Девушка отворачивается. Снова тишину разрезает цок каблуков. У стола инструментов он становится ритмичным. Похлопывая ладонью по столу, не-леди потопывает ножкой. Берет в руки тонкое лезвие. Ритм становится отчетливее. Возвращаясь к пленнику она улыбается целительнице так тепло, что можно подумать, что они старые подруги. Взгляд затуманен, словно сейчас она находится совсем не здесь. И голос, ставший глубже и тише, совсем не похож на её обычно резкий:
- Кажется, я что-то забыла. Молитву? - ученица смотрит на Рею, с искренним вниманием, словно ожидая совета или помощи.
Подходит к мужчине она тихо похлопывая в ладоши, удерживая лезвие двумя пальцами и мыча под нос какую-то только ей известную мелодию.

Отредактировано Оливия Кэйлум (2021-11-08 19:22:39)

Грязная одежда на пленнике разрезается с трудом - дешевая мешковина пропитана потом, грязью, а местами желчью и нечистотами. Перед казнью обычному вору, разбойнику или иному сброду полагается омовение. Но твари, что решили использовать свою магию во вред человечеству, такой милости лишены.
Пока руки почти бережно расчерчивают чужую плоть лезвием, Оливия наблюдает словно со стороны. Она не знает в какой момент место отдававшихся в ушах молитв и песни заняли частые удары собственного пульса.
Алые линии прочерчивают кожу одна за другой. Плавно, неглубоко, складываясь в рисунок из анатомического атласа. Или эта картина больше похожа на раскройку мясника? Кажется, что крови много, но послушная ученица знает, что дай этим царапинам немного времени и они запекутся. Превратятся в полумраке в черные дорожки. Пленник сцепив зубы пытается не проронить ни звука.
Оливия улыбается одними губами, глядя в его лицо, смотрит отчужденно, ведя неслышную беседу: "Где же была твоя гордость когда твоих подельников резали как свиней? Почему ты до сих пор считаешь себя несломленным героем, а меня монстром? Разве люди, павшие от твоей магии не были так же беспомощны как ты сейчас? Я помогу тебе испытать их страх и отчаянье."
Хочется упиваться властью, наслаждаться видом крови и страданий. Но не выходит. Неискренне, не складно, как себя не убеждай. Так же, как когда против воли учили вышиванию и музыке. Она научится, это ведь её долг. Но полюбить не выйдет.
Отдает краткие команды целительнице, втирает в свежие раны соль. Пережимает пальцами и жгутами плоть, наблюдая за тем, как набухают и пульсируют вены, прощупывает мышцы и кости. В учебном поединке она никогда не сможет перерезать сухожилия. Не увидит как разорванная мышца расцветает под кожей тёмно-бордовым пятном. От сегодняшнего урока необходимо взять всё.
Рукава пропитались кровью уже до локтей. Сколько не отряхивай, всё бестолку. Стоит поднять руки и новый крохотный ручеек наполняется капля за каплей, скользит от кончиков пальцев, от лезвия, по рукам. К запястьям, локтям, рано или поздно подберется к плечам и груди. Работы ещё много.
В какой-то момент приходится проснуться. Всё это время Рея воспринималась ей как тень, они, казалось, даже дышали в унисон, а неслышимые шаги целительницы терялись за собственным стуком каблуков. Признанная орденом маг ощущалась как... Сложно определить. Естественная часть. Так храмовники чувствуют цепь? Тяжело, но привычно и неправильно без неё.
Сморгнув оцепенение, выжидательно смотрит на свою партнершу по танцам в казематах, явно теряясь от того как та заботливо предлагает добавить в их искусство новую черту.
- Можно было бы превратить его язык в бутон розы с помощью игл, но разве могу я отказаться когда вы уже всё подготовили? - не спуская алых глаз с Реи юная ученица ордена отвешивает шутливый, но всё ещё грациозный мужской поклон, прижав одну окровавленную руку к груди.
И только теперь, повернувшись к пленнику, наконец понимает что за звон стоял в ушах, делая реальность ещё больше похожей на бредовый сон. Судя по перекошенному лицу и стекающей по подбородку слюне, в какой-то момент пленник всё же начал кричать. Сейчас распятый голый мужчина, всё тело которого было разукрашено кровью, ещё больше походил на пособие для мясника. Им и являлся.
- Тем более, что этой туше нужна передышка.
В этот раз оказать сопротивления одноглазому никто не дал. Казавшиеся хрупкими девушки, как две гарпии, мертвой хваткой вцепились в свою добычу. Грязные волосы, в которые Оливия вцепилась оттягивая голову, путались в липких пальцах. Когда Рея, с мастерством явно очень опытного человека, ухватила щипцами язык, её протеже всунула в рот пленника скобу, не позволяющую его закрыть.
Выслушав наставления целительницы, девушка кивает. Сам собой перед глазами всплывает образ того, как конюх поучает маленькую девочку как правильно надевать на лошадь уздечку, чтоб та не выплевывала грызло и не кусала пальцы.
"Кажется, я слишком часто улыбаюсь для такой работы."
Удар получается точно вымеренным. Совершенным. Уродливый обрубок остается в щипцах.
Оливия отступает на шаг назад, давая Рее больше пространства. Закованный пленник ничего не сможет сделать, даже брыкаться толком не выйдет. А лезть под горячую (буквально!) руку совсем не хотелось.
Комнату заполняет запах жженой плоти.
И вот тут Оливии наконец становится плохо.
Тошно. Душно. Гадко. Мерзко. Просто отвратительно.
Верхние пуговицы с рубашки со звоном осыпаются на пол. Одной рукой девушка опирается на стол, второй держится за ворот, теперь перепачкав кровью и его. Дышит резко, отчаянно, с тихими хрипами, как только что чуть не утонувший человек. Точнее, успевший испугаться, что утонет, пусть опасность и была далека. С каждым вдохом гарь словно глубже вгрызается в горло, поселяется в легких.
Теперь на целительницу направлен уже умоляющий взгляд. В уголках глаз скапливаются слезинки.