Легенды Янтаря |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенды Янтаря » Утерянные истории » --.10.890 Moon Presence
--.10.890 | Эльмонт | Закрыт |
Ах, Мартин, Келькарро
Мартину приходит письмо от некого незнакомца в котором тот ему предлагает приобрести товар. Товар не обычный, который однозначно заинтересует кукольного мастера. Письмо принесла птица... а значит загадочному продавцу кое что известно о Фаренгейте и это тревожит кукольного мастера. Тем не менее, он заинтересован.
Отредактировано Мартин Фаренгейт (2021-11-16 23:01:28)
[indent] На побережье залитом холодным, серебряным лунным светом распласталось нечто отдаленно напоминающее жителя глубоких морских вод и взирающее в глубины бездны черного неба единственным большим глазом, который приобрел характерный для трупов перламутровый оттенок. У неизвестного существа не было формы, оно лишилось ее, когда оказалось на берегу, раздавленный собственным весом гигант скорее напоминал медузу, которая слишком долго пролежала на солнце. Местами изъеденная птицами плоть сочилась бесцветной жидкостью, стекающей на песок и оставляющей маслянистые подтеки. Кем бы оно ни было раньше, сейчас представляло жалкое зрелище и только размер внушал первобытный страх у человека, что стоял перед Ним. Из места, что было предположительно ртом, тянулось множество тонких щупалец подобных тем, что встречаются у осьминогов, но уже давно обмякших и вялых. А из вспоротого брюха вытекали внутренности чудовищно похожие на те, которые можно обнаружить при вскрытии человека. Гигант потерпел поражение в битве морских колоссов и был выброшен водами на берег словно ненужный мусор. Тут и там виднелись следы зубов другого морского исполина, еще не известного науке. Око бледной луны пугающе низко нависло над человеком, что стоял в одиночестве посреди ночного пляжа, и взирало на него подобно мертвому глазу. Под босыми ступнями что-то хрустнуло и незнакомцу открылась еще более ужасная картина - весь берег оказался усеян костями неизвестных доселе существ, неестественных, лишенных хоть какой-то логики. С каждым шагом, что приближал человека к мертвому гиганту, тишину нарушал громкий хруст давно погибших созданий.
[indent] Мартин проснулся в собственном кабинете, там он заснул во время записи очередных мыслей на тему сотворения жизни из ничего. Разбудил его стук по деревянной раме окна, почему-то так напоминающий хруст костей из его сна. Поднявшись из кресла, он качнулся едва удержавшись на ногах - сон не всегда полезен для организма, это он хорошо знал. Уже у окна он заметил причину раздражающего звука, птица сидящая за окном выразительно посмотрела на него, таким взглядом который не свойственен обычным животным. Открыв створку, он запустил ее или же она сама залетала без приглашения, трудно сказать, но быстро нашла себе место на его столе. К ноге пернатого существа была привязана капсула, стало быть почтовая. Фаренгейт никогда не пользовался подобным видом передачи сообщений, в них нельзя было раскрыть глубину текста. Но стоит отметить, что они отлично подходили для разного рода личностей, что промышляли шпионажем или вели сомнительные дела.
[indent] Сняв капсулу, мужчина достал записку, короткую, но по своему содержательную, быстро захватившую его интерес. Хотя бы по причине того, что некто знал о том, где живет мастер кукол и некоторых особых увлечениях. Где-то в области сердца кольнула тревога, никто не мог знать, никто. И тем не менее. Птица же все время наблюдала за ним, словно ожидая реакции и по всей видимости ответного сообщения. Но Мартин даже не представлял, что должен написать и не будет ли это его главной ошибкой. Упав снова в кресло, он бросил капсулу и бумажку на стол, так же задумчиво уставившись на создание, что ее принесло.
— И кто же твой хозяин, что прислал тебя, - пробормотал он вслух.
- Богатым засранцам такое нравится.
Это был последний аргумент в пользу того, чтобы привязать ей к лапке эту штуку, выдвинутый случайным контрабандистом со случайным именем Джон, с которым Келькарро случайным образом оказалась в одном преступном дуэте.
- Манерно. "На стиле". Для "надменного и с ебанцой", да, Каркуш?
Каркуша неприятно морщилась. От того, как он выражался, от грубых слов. От того, что её хотели ещё раз, ещё больше - связать. И от того, что в этом был неоспоримый резон: уважаемому господину (птица, при её воспитании, и в мыслях, и в словах обращалась именно в таких, почтительных выражениях), скорее всего, действительно понравилось бы именно так. Была бы воля Келькарро - она бы на простом обрывке написала карандашом, вдвое сложила и унесла бы, зацепив коготками. В конце концов, они не барон с баронессой. И - как минимум она одна - не пытается выдавать себя за таковую, если это неуместно.
В этом деле - считала она - неуместно. Форма не важна при таком содержании, и можно не делать вид, что источник хоть сколь либо благороден и придерживается этикета. Однако, посредник - она; ей лететь, ей нести - и её комфорт важен. Но для Джона он был последней вещью. А в завязавшихся отношениях, скажем так, не ей пришлось в итоге оказаться сверху. Он утверждал: так солиднее. Убедительнее. Вернее привлечёт внимание.
"А ведь вот он будет касаться ножки, отвязывая, так же, как касаешься ты, привязывая. Прямо пальцами, прямо руками. Ревновать не будешь?" - думала птица. Но птичьим клювом уже не могла сказать это вслух.
И птица летела. Летела и думала: как же так получилось? Она, гордая птица, выскользнувшая из окружения иэтвильских аристократов, одарённая столькими талантами, позволявшими смотреть на мир свысока - летит словно обычный почтовый голубь по указке какого-то бывшего раба-алвадца... Если бы не она, он бы даже не знал, куда лететь. Что он может знать? Разве он может понимать?... Нет, это была полностью её идея.
Здесь она бывала уже не раз. Приглашали ли её в гости? Заходила ли она через главный вход? Очевидно, нет. У неё свой метод знакомства и общения с людьми, совершенно особенный. Она выглядывает из тени. Подслушивает из-за угла. Смотрит сбоку и со спины. А когда никого нет в комнате - расследует, что где. Кто из нас не забывал закрыть окно? Маленькая птичка в щёлочку просочится, маленькая птичка спрячется над шкафом... Маленькую птичку попробуй поймать - юркая: пролетит сквозь пальцы.
Сотни разных домов видела пронырливая птица и помнит тысячу лиц. И едва ли не в каждом доме, где есть девочка... Будь то маленькая графиня, юная баронесса, растущая герцогиня. Девочка хоть сколь-либо знатная, ребёнок состоятельных родителей, или тех, кто просто очень любят свою дочурку, хотят её побаловать и сделать лучший подарок на день рождения. Подарить что-то прекрасное, утончённое и изящное. Произведение искусства. Маленькое чудо.
Кар засматривалась на них. Останавливалась, надолго. Какие у них лица... Какие у них платья! Хотела бы Кар забрать себе такую?... Нет! Хотела бы она сама такой стать! И она колдует себе такие же платья. Кружевные рукава, фатиновые юбки и узоры, вышитые тысячью маленьких бусин... И вот она сама - точно куколка! Какая она красавица стала! Это она себе оставит. Запомнит это колдовство. Будет одеваться, радоваться... "Какой тонкий вкус!" - скажут ей. "Вы точно принцесса". Конечно!
Кар совершенно забывает, что она "на работе". Что она прилетела сюда по делу, что ей нужно выяснить, выследить, найти... Ну, ещё минуточку!
Она потрогает чудесный фарфор. Пальцем проведёт по скулам. Уберёт прядь с лица... Какое светлое, милое личико. Смотреть и очаровываться... Ой. Что это? В складке губ, как и в складке век - пыль. Пыль на глазах, которые должны быть влажными от движения. Пыль на губах, которые должны быть мягкими от тепла. Нет, не мягкость и не тепло: цветное стекло и розовый лак... А кукла бездвижна и нежива. Её давно не трогал человек... Выросла девочка - кукла осталась на полке. И Кар становится печально... Ей больше не хочется становиться точно куколка... Игрушка жива, пока интересна. Мертва, если её не берут в руки.
И она вспоминает - наконец! - про свои скрытные дела. Проследить: о чём говорит?... С кем встречается? Как, это тот самый мастер Фаренгейт? Это он делает чудных куколок! Какая прелесть! Ей очень нужно полететь за ним... Узнать, где он живёт... Хоть разочек посмотреть: словно в музей. Ах... Искусство! Как много дивного... Можно даже стянуть что-нибудь маленькое. Тут так много маленького и прекрасного!... Никто не заметит...
...но вот, совершенно случайно, любопытная птица натыкается на книги, вид которых кажется тёмным и древним, содержание - ужасающим, а само их наличие в доме такого уважаемого господина - интригующим... Вот так вот: и тайна не тайна. Точнее, всё ещё тайна, но... Она обязательно найдёт ключик к этому замку - как всегда.
Это её ремесло. Человек ещё не знает о её существовании, а она - уже знает о нём столько всего...
Итак, что знала Келькарро о мастере Фаренгейте?
Знала, что, возможно, в нём есть талант к какой-то магии — но не знала, какой. Знала, что он интересуется тёмными тварями, демонами и нежитью — но не знала, почему. Но — этого было достаточно, чтобы она просто сложила один плюс один... И сделала ставку. Возможно, этот уважаемый господин был бы не прочь какую-нибудь такую тварь потыкать ножиком у себя в подвале. Есть ли у него "поставщики" в таком специфичном деле? Или он обрадуется, что предложение само прилетело к нему в руки? И не проигнорирует его?
Знала, что у него есть деньги. А вот у Джона их как раз нет... Зато есть неживая тварь - и он без понятия, что с ней делать. С рынком живых скелетов он, к своему контрабандистскому стыду, был не знаком, как и кому их продавать - не знал. Но - подсказала птичья светлая голова один возможный вариант... Почему бы опять не попробовать сложить один плюс один? Вот такая была неожиданная, авантюрная идея... И Кар не знала, что из неё выйдет.
Надеется: сейчас она принесёт Джону добрую весть, этот господин придёт, принесёт гору денег, заберёт немёртвую тварь, и Джон наконец решит, что с птицей он наигрался, и что её долг выплачен; снимет с её лапок эти проклятые кольца...
Сейчас она сидела на столе прямо перед ним, кукольным мастером, вглядываясь в лицо в намерении понять, будет ли весть добрая. Но читать лицо у неё не получалось. Она никогда не смотрела так рядом, и никогда не смотрела с лица; лишь сбоку, со спины - незаметно... Такая близость, такая прямота - с теми, за кем она до этого следила - часто оборачивалась для неё волнением. Она застыла, не шевельнув ни пёрышком, пока он читает письмо и раздумывает над ним. Взгляд её был сосредоточен: пока она смотрит прямо и близко, нужно рассмотреть, нужно запомнить. Словно художник, которому ещё рисовать картину, когда оригинал уйдёт. И... Какая неловкость. Это лицо казалось ей на удивление красивым. Ровным... Подобным богу. Творящему людей и миры... Нет; Кар знала, лицо этого бога не изображают, ведь у него только руки... Но - если бы? Каким оно должно быть?... Идеальным.
Лица нужно запоминать, потому что они могут оказаться кусочком в мозаике. Ей часто приходилось слагать как пазл. Цеплять детали, погружаться в них, раскручивать с разных сторон. Соединяя, восстанавливать образ. И искать подход, исходя из предположений. Что-то — жестоко уходило мимо. Что-то — попадало в десяточку. Словом, всё как в любом общении. Только в её случае — общение наблюдением, без живых слов, обращённых к ней лично...
— ...И кто же твой хозяин, что прислал тебя, - сказал он наконец; и для Кар эти первые слова прозвучали даже неожиданно.
От такого вопроса она, прежде совершенно смирная, вдумчивая, вдруг запрыгала на месте. Что?... У птицы нет хозяина. Какой может быть хозяин над ней? Птица гордая. Птица сама выше всех - она покорила небо. Она видит людей маленькими, а дома только крышами. Птица свободная - она может лететь куда вздумается. В любой момент. Ветер в крылья!...
Птица прыгает, взмахивает лапками, обрывисто, тихо чирикает. О дерево стола странно стучит металл: кольца, оковывающие её лапки. Блестящий и светлый, твёрдый и крепкий металл. Должно быть, человек не обратил на него внимание с первого взгляда...
Не может быть так, что у птицы - какой-то хозяин. У птицы не отнять неба и свободы: тем она и птица, что ими полна. Нет над ней хозяев.
Она прыгает, и металл тяжелит ей лапки. Она скребёт им по поверхности стола. Кажется, даже слишком сильно: будто хочет расцарапать.
Нет хозяев над ней. Нет хозяев над ней!...
Словно в каком-то яростном танце на месте.
Птица смиряется. Птица успокаивается. Птица перестаёт прыгать, в возмущении, в раздражении, в злобе. Впрочем... Что же: прыжки, взмахи крыльев, чириканье - когда они стали настолько красноречивыми сигналами именно этих эмоций? Эмоций вообще?
"Вот мой хозяин". Птица бьёт пару раз лапкой по чернильнице: металл о стекло. Пару осознанных, значащих раз...
Эти кольца на ногах сжимают её в самой уязвимой части, и сделаны так, что она не могла бы их разорвать своим обращением в человека. Это они... Переломали бы ей суставы. Она бы обратилась: она отдельно, ступни отдельно. Поэтому она вынуждена была оставаться птицей...
Ой, всё!... Люди обычно не читают таких знаков. И он тоже ничего не поймёт! Нечего и надеяться!... Или он чёртов маг разума?! Нет!... Он видит в ней глупую птицу, которая ведёт себя неадекватно - как и все!!!... Ой, ой!... Всё.
Вспорхнула птичка - давай летать по комнате. Даже если к ней уже было тянут руки?... Тем более! Вот ещё! Трогать её пёрышки! Этого, вообще-то, не позволялось! И она, вообще-то, не ручная! Птица гордая!... Птица летает высоко. Под самым потолком.
Отредактировано Келькарро (2021-11-19 05:43:16)
[indent] Беснования птицы отвлекли мастера от размышлений на тему столь необычного предложения. Она поняла его вопрос в пустоту и что-то пыталась сообщить или это было присущая мелким птицам дурашливость и глупость. Он следил за ней, отбросив записку в сторону, на счет этого у него уже было решение, теперь его интересовало пернатое создание и кольца на ее лапках, которые откликнулись звоном, когда соприкоснулись со стеклом. В них не было чего-то необычного, ручных птиц часто кольцуют для возможности опознать при необходимости. Значит все же это было просто так, по той же причине, что и мышь катит винную пробку, желая получить... точно! Быть может птица ждет награду, угощение за доставку письма. Эту мысль Мартин отбросил почти сразу, не тот случай. Он наблюдал за ней, пока та кружила под его потолком или скорее за колечками на ее лапках. Словно это было каким-то наваждением, быть может дело было во взгляде, которым она одарила его при их встрече у окна.
[indent] Фаренгейт еще не отошел от того, что ему приснилось и его разум словно пытался найти в окружении некий таинственный смысл. Что значил его сон? А то существо на берегу и эта огромная луна? Потерев виски пальцами, он поднялся с кресла и подошел к книжному стеллажу, принявшись выискивать нужные ему книги по корешкам. Что он хотел найти, только ему одному известно, но к рабочему столу он вернулся с десятком книг и принялся активно что-то выискивать под чириканье его новой гостьи. Прошло некоторое время, прежде чем он снова опустился в кресло с довольной улыбкой, подобной той, что можно встретить у ребенка после разгаданной им загадки. Положив книгу на стол, он ткнул пальцем в страницу, словно показывая ее пернатой особе.
На страницах красовался рисунок нескольких птиц и человека, а в тексте говорилось об особом виде оборотничества. На случай, если он не угадал с вариантом, пойдя от самого абсурдного, у него было припасено еще как минимум два. Но в каждом варианте была одна особая деталь, что работала по разному, но исполняла одну единственную цель. Осталось только добиться ответа. Два из возможных возможных вариантов упирались в эти кольца, третий лишь косвенно и был наиболее опасным из всех, по этой же причине Фаренгейт оставил его на потом. Хотя... был еще и четвертый вариант, где мастер своего дела, образованный и умный человек оказывается идиотом, что убедил себя в неком чуде, на этот вариант были самые большие ставки. И все же он попытается.
[indent] — Ты... кем бы ты не была, взгляни, посмотри сюда, - Мартин пощелкал пальцами, привлекая внимание птицы, а после обреченно вздохнул, - теперь я разговариваю с птицами... что же, не самый худший вариант, Мартин.
Летать в этих штуках - тянет к земле. Либо, может, это недоедание. Либо, может, недолеченные ушибы. Либо, может... Усталость от тёмного подвала и небережного обращения. Она голодная, это правда. Она всегда может стащить что-нибудь в форме птицы... Но чем чаще, чем дальше она ограничивается насыщением невесомого, нетребовательного птичьего тела - тем больше это отдаляет её от человека. Может быть, ещё чуть-чуть - и она совсем перестанет им быть?...
Она думала об этом. Не возвращаться к Джону - пусть потерять человеческую личность, но вернуть свою свободу... Вдруг человеческое - лишь ещё одна тяжесть, от которой нужно отказаться...
Человек идёт к книгам - птице интересно. Птица садится на верхний краешек шкафа: смотрит, как он перебирает пальцами по корешкам. Какие он выдвигает, чтобы перенести на стол. Зачем? Зачем?
- Чирик!
Птица перелетает на стол: смотрит в раскрытые книги и читает текст перевёрнутым. Птица умеет читать! Более того: она знает несколько языков! И даже сверх: на некоторых языках она читает и вверх ногами тоже! Чтение, языки - это необходимо: её учили. А иначе как читать маленькие тайные записочки? Как определять, что запретная литература - запретная? Вообще, это известно: у птиц талант к языкам. К словам. Птица могла бы выучить целый десяток языков! Ведь у птиц разговорчивая душа. Наверное, в той книге, которую взял мастер Фаренгейт, и об этом могло быть упомянуто...
Конечно, Кар не читала таких сложных книг, учёных, но умение складывать буквы в слова у неё было. Прямо сейчас она занималась именно этим: сидела над одной из книг, оставленной мастером Фаренгейтом открытыми на столе. И на этом сосредоточилась: забыла летать и чирикать... Нет: перевёрнутый! Так мало что выйдет. Она прыгнула на страницу, передом к строкам, чтобы читать лучше. Выглядит ли она при этом... Читающей птицей? Пф, кому есть дело! Нет, это случайность. Птица глупа. И просто глупо уселась на странице. Ага. В любом случае, человек слишком сосредоточен на своём поиске чего-то, и не заметит, да?
Ну, что там?... Да! Да-да-да! Чирик-чирик, прыг-прыг! Взмахи крыльев! Чирик! Это же про неё, про неё!... Птица и человек! Она прыгает по самому рисунку. Да, она прыгает по часовой стрелке, словно обводя его в кружочек. Потом она начинает читать. Успокаивается на странице, опустив голову в текст. Прыгает вправо, перемещаясь по строке, а потом вниз и в её начало. Она ищет явное слово: "оборотень-птица". А найдя, начинает клевать в него, царапать когтями: ей всё равно на бумагу. Впрочем... От того, что бумага слегка порвалась, догадалась птица, человеку не проще будет прочитать отмеченное: она перестаёт.
Но - да, да, раз ты такой умный, догадайся же уже наконец... Лапка! Лапка! Она вытягивает лапку. Движение, которое она пытается сделать, как будто совсем не птичье: так кошка может делать лапкой, мягко играясь с хозяином или пытаясь задеть ленивую муху. Ла-а-апка... Ну ла-а-апка же! Да, я тебе показываю!..
Чирик!
Отредактировано Келькарро (2021-11-22 22:51:46)
[indent] У Мартина было очень много книг, но в отличии от прочего большинства людей, которые копили их как признак достатка - книгопечатанье затратное дело, а готовая книга еще дороже - мастер кукол каждую изучал от корки до корки, самое необходимое запоминал и всегда держал в голове. Но некоторые знания со временем вытеснялись куда более полезными, так случилось и сейчас. Книга описаний видов была им приобретена давно, в какой-то мере это был подарок от родителей - они финансово обеспечили эту сделку. Менее чем за неделю он прочел ее дважды, некоторые описанные в ней создания казались сказочными, другие нереалистичными, а третьих он никогда не видел. Раздел птиц подходил под третью категорию, за исключением повсеместно распространенных пернатых, но параграф про птиц-оборотней был с вкраплениями первой категории. Конечно ему мать не рассказывала об птичках, что могли становиться людьми, но была история про Алвадского нищего, которому явился Хумай или как называют ее за пределами того края - Хумаюн, например, здесь в Эльмноте. Мифическая птица, что своим явлением и брошенной тенью способна сделать повелителем или царем того на кого ее тень упала. Согласно рассказанной матерю сказке, тот нищий после стал одним из великих правителей Алвады. Наивная история, но даже из нее можно вынести мораль.
[indent] Фаренгейт даже не обратил внимания, как птичка стала чирикать и пытаться привлечь его внимание к тому, что он оказался прав. Воспоминания слишком увлекли его в этот мир грёз, когда все казалось лучше и ярче. Но ему хватило сил, всегда хватало, вернуться в реальность. Один знакомый философ, имеющий корни в ранее упомянутой Алваде, говорил, что нет ничего страшнее, чем память о прошлом и попытки вернуться туда. Она может похитить разум, сделать человека инфантильным и совершенно глупым. Мужчина никогда не увлекался изучением птиц, для него это было бесполезным занятием, располагаясь за пределами его круга интересов. Но вот сейчас подобное создание само его нашло, но как? За этот вопрос он еще спросит с гостьи, тем более если она способна быть человеком. Птица привлекала его внимание к кольцам, он уже обращал на них внимание, но в этот раз решил рассмотреть подробнее.
[indent] Совсем аккуратно, он взял выставленную птичкой лапку и принялся внимательно изучать кольцо, копия которого была и на другой ножке. Для достоверности выводов, он воспользовался увеличительным стеклом - без сомнений магия. Руны или обычные знаки? Первое сложнее, второе дилетантское и дешевое. Судя по материалу на котором были вырезаны символы, скорее всего второе. Такой металл почти ничего не стоит, а в столь малом количестве цена совсем незначительная. О чем это говорило? Владелец этого существа, помимо того что не далек умом, обладает ограниченным или временно ограниченным бюджетом, а значит ему очень нужны деньги. Либо он уже приобрел пернатую в таком виде. Снова поднявшись с кресла, Мартин подошел к выдвижному ящику и порывшись в котором, достал маленькие кусачки. Перед тем, как что-либо делать, он показал инструмент птице. Если она разумный человек, то мысль здравая.
[indent] — Я могу избавить тебя от этого хлама, - тот кто делал эти кольца, либо очень спешил, либо обладал отсутствием хоть какой-то прямоты рук и знаний. И то что оковы все еще были на птице, скорее ее заслуга по причине хрупкости и невозможности их сломать.
Скрытность — ловушка, в которую попала Кель.
Как получилось, что её некому было освободить? Почему она сразу не полетела к другу, который снял бы с неё эти штуки?...
Потому что во всём большом Аслейве у неё не было друзей. Птица скрытная. Шугается людей. Не подступает близко - смотрит с расстояния. Люди её пугают: их великанские тела и руки размером с её всю. Способные сжать её крохотное тельце, раздавить в кулаке... Птица не ручная. И нелюдимая. Когда она была человеком среди людей, она не рассказывала, что у неё два обличия. Зачем?... Она притворялась разными людьми. Была целительницей, аристократкой, жрицей и торговкой... И всё это не имело отношения к реальной ей. Она улыбалась. Улыбка была ролью - и слёзы были театром. Лица сменялись - сменялся наряд... Вчера у неё нет дома - завтра она может стать Королевой Эльмнотской.
Она живёт лицедейством - которое есть игра в прятки... Когда живёшь с маской на лице, и вдруг выйдешь в истинном обличье - в самом деле, как люди узнают?... И вот, когда она оказалась заперта в оперенье - не было никого, кто узнал бы в ней человека. А когда вынуждена изнутри этого образа кричать о помощи - никто не услышал... Это ловушка, в которую попала Кель.
Когда живёшь то в образе, то в скрытности, доверие вдруг обретает большую ценность. Но пока она была в этом Аслейве - не завела себе ни одного местного, которому бы доверила тайну своей натуры. Бывали странники, как она... Те, которые приезжали и уезжали. Вчера не было, сегодня - появились, а завтра - уже нет... Те, с которыми нельзя было ни долго, ни вновь. Потеряв, ищи-гонись - найдя, верь: это чудо.
Она погналась было за ними: теми, кто знал обе её сущности... Но чуда не случилось: не доискалась. Не нашла даже истинно своих: оборотней-птиц, которые тоже могли оказаться сейчас в Аслейве - ведь все они летают и странствуют, оставаясь частью семьи. У них есть особые знаки, чтобы опознать друг друга и найти. Свои тайные языки... Птицы пишут сколами по каменной кладке. Когда птица начинает болтать на своём языке, какой человек разберёт? Когда называет луной: это она тебе так в любви признаётся - или хочет перерезать глотку?
...казалось, словно человек разобрал птицу. Казалось, словно это чудо...
В руках у человека кусачки. И птица напугана. Металлическое и острое... Она испытывает перед таким трепет. Ей кажется, что это может её порезать, пронзить, изувечить... Он такими кусачками мог бы перекусить ей и ноги, и крылья! И рёбра, и каждый из позвонков!... И это первое, что представляет себе бедная птица. О том, что он может её освободить, она забывает.
Взлетает - спугнули. Порхает: туда-сюда... А вот и не поймаешь! Нет-нет...
Мимо полок, вдоль стен и под потолком. Нет-нет!... Уважаемый господин, а ты знаешь, что у тебя над шкафами пыль? Паучиха свила паутину. Впрочем, это даже красиво... Такие тонкие сероватые полотна. Специально оставляешь? Или всё руки не доходят?...
Руки мастера боятся... Чего боятся?
Кусачек! Боится птица.
И птица метается по комнате, глупая. Где у птицы разум?... У неё голова слишком маленькая, чтобы быть умной.
Птица!... Кажется, в ней теряется человек.
Так и происходит, когда оборотень очень долго находится в зверином обличии. Превращается в зверя окончательно. Забывает, как становиться человеком.
Забывает, что человек может её освободить... Забывает... Ах, вспомнила!
...
Птица садится на локоть; цепляется лапками. Спускается вниз по рукаву, вздрагивая крылышками: сохраняя равновесие. Добирается до запястья. Кожа лапок - мягкая, коготки - маленькие, но цепкие. И нежно, и остро. Щекотно! Наступает на большой палец.
Птица далась в руки.
Доверие - ключик от ловушки, в которой заперта Кель.
Отредактировано Келькарро (2021-12-23 22:39:01)
Вы здесь » Легенды Янтаря » Утерянные истории » --.10.890 Moon Presence
