Религия прекрасна не праздностью и пышностью, она красит себя кроткой скромностью, возвышенностью, монументальностью и строгостью. Каждый образ из старых книг пропитан назиданием, заставляя невольно испытывать толику стыда просто за то, что ты жив. Скульптуры и вовсе возвышены, подчёркивая, что стоящий за ними образ на порядок значительнее и могущественнее человека и то, как мы малы.

Джон не славился своей верой во что-то. Он научился доверять лишь тому, что видел сам и что мог использовать. Тягостные поиски истинны не что иное, как борьба с мельницами и подобные категории мыслителей казались ему не только не нужными, но даже и жалкими.

Есть прекрасный мир, так почему же не жить в его пределах? Почему не пробовать всё, что тебе дают, пока не решишь, на чём-то остановится? И как поможет раскрытие тайн? Тем, что породит новые тропы, обрекая на этот жалкий путь кого-то ещё.

Маска был человеком живым, сосредоточенным на том, чтобы выживать и добиваться того, чего хотел. И визит в этот храм лишь подтверждал подобные суждения. Он пришёл не ради искупления, не ради эстетического удовольствия, а чтобы исцелить своё многострадальное тело, чтобы укрепить отношения с высокими людьми, чтобы обелить свою репутацию.

Шаг за шагом, ровно и размеренно, он следовал уже привычным залам, в сопровождении одного из монахов. Конечно, тропы были известны, но отказываться от сопровождения так же невежливо, как и не предлагать его, потому мужчины были вместе.

- Здравствуйте, ваше преосвященство, - он поклонился, однако левую руку всё же придержал и потому жест был понятен, но не завершён.
- О, Джон, сын мой, - настоятель кивнул, приглашающим жестом поведя в сторону места напротив себя.
Мужчина воспользовался предложением.
- Друг мой, вижу вы всё не оставили попыток искоренить всю несправедливость этого мира самолично.
- Я конечно уже не столь молод, но пока что мои навыки не подводили, - Маска усмехнулся. - Или вы предлагаете стоять в стороне, когда так много всего происходит?
- Я предлагаю, но не думаю, что вы откликнитесь на мою обеспокоенность, - Карл Роув сказал это с некоторой печалью, ни то ему прежде доводилось кого-то так же отговаривать, ни то он понимал всё тщетность этих искренних слов.
Поддавшись настроению, он достал из-за стола графин наполненный красным вином, а затем и небольшие кружки из стекла, разливая напиток.
- Полно вам, друг мой. Каждому давно проложена праведная тропа и если не отступать от неё, то придёт и счастье. Я запомнил ваши слова, - Джон едва ли сам не выказал удивления тому, что этот старик смог его чему-то научить. – Я чувствую, что нахожусь на нужном месте, но понимаю, что так будет не всегда.
Он снял Маску, Роув внимательно вгляделся в лицо человека напротив. Конечно, зрение его было не столь уж и остро, но он не переставал удивляться тому, как Уик хорошо сохранился. Да, черты его были отчасти грубы, виднелся крупный шрам на щеке, но если бы не это, то ему едва ли можно было бы дать 30.
- Я прибыл к вам в первую очередь к другу и духовному наставнику, - он кивнул, делая глоток. – Во вторую с пожертвованиями, в  том числе и от некоторых моих товарищей из Эльмнота. В-третью как человек, нуждающийся в незначительном исцелении…
- Каждый твой визит несёт благо не только мне, но и приходу. У нас будет время поговорить, - Роув указал на руку Джона. - В первую очередь тебе следует восстановиться… А Сэта мы успеем почтить позже.

Его вещи уже отнесли в довольно скромные покои, которые, впрочем, более чем устраивали Маску. Сменив свою походную одежду на более лёгкую, убрав несколько элементов, Джон вышел из комнаты, решаясь направиться в лазарет. Он привык терпеть боль, потому не стал беспокоить Роува, но не имел особой склонности к страданиям.

Продвигаясь ближе, он заметил небольшую фигуру девочки, стоящей недалеко от входа, но не решающийся войти. Ни то она подслушивала, ни то попросту не хотела преступать к своей работе, что понять было можно. Джон знал, что божья благодать  дар, но как и за все чудеса, за неё приходилось платить.

Он подошёл бесшумно, так как умел.
- Здравствуй, - память его не подводила и розовые волосы, как и несколько более специфичных признаков позволили вспомнить имя девчонки. – Элке.
Джон вновь перевёл взгляд на лазарет и вспомнил о том, как сам был ребёнком, который был вынужден работать. Конечно, этим детям повезло куда больше, но в то же время и меньше чем многим обычным.
- Я немного заплутал, - с лёгкой растерянностью сказал он. – Может, ты покажешь мне какое-то живописное место, где можно прогуляться?
Памятуя о том, как строги местные распорядки, он добавил:
- Я скажу, что ты мне помогала.

Знатоком чужих душ как бы ни хотел Джон стать не смог. С некоторыми людьми это вообще не работало, настолько витиевато те выражались и столь умело меняли маски, пряча за ними как свои истинные намеренья, так и многое ещё. С другими дело обстояло куда проще, и навык попросту не требовался, да и был бы не уместен. К последним, кстати, чаще относились докеры и дети.

- Спасибо, - ответил он на благословение, толком не понимая его сути.

Кажется, так здесь принято, это что-то вроде вежливости для всех тех многочисленных церковников, что он встречал. От молодых воспитанников церкви то почти не звучало, но этот случай был особый. Он точно знал, что эта девочка благословлена божественной силой.

Сам Маска не был особенным, но когда-то хотел этого, когда был моложе. Особенных людей все любят – так казалось тогда, но сейчас уже очевидно, что люди склонны не восторгаться подобным, а опасаться.

И такие бесхитростные рассуждения натолкнули на мысли о том, что Элке как нельзя лучше известно, вся подноготная такой жизни. Она как не посмотри, а выделялась. Её фигура не была внушительной, скорее даже, наоборот, её волосы относительно редкого оттенка, как и принадлежность к нечеловеческой расе, но были и личностные признаки, как то, что от неё веяло молодой живостью и потому эмоции часто показывались, как например та же краснота и извинения.

- Хорошо, - согласился Джон, не понимая причин этих извинений, потому кивнул, а потом перевёл взгляд до лазарета, где были слышны голоса, в которых он ощущал что-то куда более знакомое и привычное, что-то из детства.

Он следовал по неочевидным тропам, пытаясь их запомнить и память его была цепка до материальных деталей, вот только мысли порой уходили куда-то в сторону, будь то ностальгические чувства или редкая боль от излишних движений, когда приходиться отгибать ветки и по привычки не той рукой пробираться сквозь кусты.

Чудесная поляна предстаёт перед Джоном и в глаза бросается статуя, на которую указали. Этот образ ему доводилось видеть, быть может, с некоторыми незначительными отличиями, но точно приходилось. И, нужно признать, эта статуя казалась ему интереснее, чем та, что видел прежде. Может от того, что здесь не было шума людей или этот кувшин наполнял её чем-то практичным и аутентичным, но что-то было.

Он сделал шаг вперёд, осматривая статую, попутно слушая пояснения про воду.

- Правда? Первый раз такое вижу, - то было правдой, Джон не то чтобы славился интересом к религии или просто архитектуре.
Он достаёт из-за пазухи флягу и наполняет её водой, не полностью ,можно даже сказать чуть-чуть, но кажется та и без того полна. Стало ли её содержимое освящённым или же нет, предстояло только гадать.

- Мне казалось, что в таких местах более людно, - произнёс он, убирая флягу, после чего вновь осматривается, словно выискивая кого-либо, но их по прежнему двое.

Он не был мастером речей, увы, но знал, что в этом мире всё имеет свою цену. Каждый раз, когда Маска что-то делал, то, как правило, за этим стояла выгода. И все люди подчинялись этому принципу, потому он думал, что знал, как получить расположение.

- Мне кажется, что ты меня забыла Элке, - произносит он довольно спокойно, обволакивающе, без тени неприязни, словно предаваясь приятным воспоминаниям. – Хотя я не частый гость здесь, да и ты могла быть мала.

Он делает несколько шагов, после чего останавливается, замечая место, где можно присесть – несколько пеньков, на которые кто-то положил доску. Подобие скамейки, а может и вовсе не оконченная вырубка, всё же будь эти деревья, то место бы погрязло в тенях.

- Ты, впервые меня благословила. Я не столь просвещён, может об этом рассказать? Что означает благословение и благословение Лайис. Разговоры со святыми полезны для души, - он садиться, после чего достаёт из небольшой сумки, медленно, всё той же рукой, что-то завёрнутое, протягивая.  – И, да, возьми.

Сладости не то чтобы нравились Джону, но они могли быть полезны в таких случаях.

Детские лица в чём-то  куда более выразительны, но не так уж и просто понять, чем продиктованы их эмоции. Словно завороженные, в простом мире с чудесами, которые не видят взрослые, они могут быть открытой книгой и в том их главная опасность. Врут либо слишком хорошо, либо слишком плохо, без середины. Звонкий голосок как ключик, проблемой Джона было то, что он не мог понять какой замок отворяет.

«Я почти поверил, что ты всё забыла» - думает мужчина, взгляд невольно сужается, недоверчиво и даже опасливо, но Маска быстро понимает, что она не угроза.

Элке дитя храма, отвергнутая родителями, не имеющего ни какой защиты и любое её слово, не смотря на религиозный статус и особенность, не будут стоить ровным счётом ничего. Приятное осознание факта расслабляет. Потому и дальнейшее пояснение не остаётся без внимания, оно забавляет.

Настолько, что Джон ощутил, что на его губах появилась улыбка, и едва ли не сорвался смешок. Кем его только не хотели видеть людям, какими словами не восхваляли, какие проклятья не обрушивали, но никто и никогда прежде не видел в нём отца и, нужно признать, не безосновательно.
Кого бы он мог воспитать? Беспринципного ублюдка, годного лишь на то, чтобы воровать, убивать и обманывать. Такой, конечно, имел шанс выжить, но суровые реалии были полны обратных примеров, как сидящих в сырых темницах счастливчиков, так и встретивших свой конец на эшафоте неудачников.

Блаженные мысли об отцовстве усыпили бдительность Маски. Он видно замечтался, так что вздрогнул, стоило девочке коснуться руки. Она действовала аккуратно, пожалуй, он мог бы и вовсе не почувствовать этого касания, не будь травмы. Но Джон ощутил, с некоторым усилием подавил желание свободной кисти устремиться к её шее. Глаза же его, злые, янтарные, тяжёлые и беспринципные впились в лик Элке, не предвещая ничего хорошего, но потом переместились на руку.

Не так часто человеко подворачивается возможность увидеть чудеса, даже больше того ощутить, как эта сила, а иначе и не скажешь, словно поток воды устремляется на берег и когда волна отступает, то приходит облегчение, а затем всё повторяется, вновь и вновь. Было в этом что-то настолько чистое и прекрасное, что сердце негодяя дрогнуло, наполняя его чувствами знакомыми и забытыми. Маска на лице не нагревается в прямом смысле этого слова, но он чувствует и её волны, более тёплые, почти что родные, они встречаются с волнами, идущими от девочки.

Боги отзываются друг другу?

«Интересно, а чувствует ли это она?» - задаётся вопросом мужчина, испытывая интерес, лежащий за гранью выгоды и её отсутствия, детское любопытство.

Джону хочется спросить, но он не уверен, что должен это делать. Боль угасает, а он словно потерявшийся в этом ощущении смотрит, пока не замечает, что девочка несколько осунулась, из-за старания. Минуту, две, три, а может и больше. Маска не понимает, сколько времени прошло, но явно ощущает, как его ладонь, ту что она удерживала, сжимается, накрывая руку пальцами, цепким и тяжёлым замком.

Она может заметить, что руку этого человека тяжёлая и большая, больше чем нужно, а так же то, что ней виднеются несколько следов выцветших шрамов, а кое где даже и выжженный след.

- Так, - вслух произносит он, отвлекая юную жрицу, без особого труда направляя её руку к тем самым конфетам. – Передохни.

Он, наконец, разжимает ладонь, отводит взгляд и достаёт ту самую флягу, смотря в сторону, сдвигая край своей маски, чтобы сделать несколько крупных глотков, лишь затем возвращаясь к ней.

- Благодарю, юная жрица. Ты стала сильнее, - замечает он, разжимая и сжимая пальцы руки. – Тебе нравится этим заниматься?

На самом деле, Джон достаточно долго жил, чтобы понимать, что любой ребёнок желает чего-то иного. Сам был когда-то ребёнком и не скоро смог забыть, что у него вообще-то тоже были родители.

- Тебе ничего не показалось странным?

Однако, всё что имело плюсы, так же имело и минусы. Если верить или нет, можно было решить, то неизменным фактом оставалось то, что дети, в сущности своей, довольно глупые. Говорить с ними о чём-то сложном не получится, как ни старайся. Даже эта девочка, которая наверняка была обучена многому из того, что прочие дети не знают, разбиралась лишь в одной-двух темах и подавать их не умела должным образом. Впрочем, это даже забавляло. Он ни сколько ожидал верного ответа, столько хотел узнать, как Элке объяснит свои ответы, если, конечно, удосужиться сделать это.

- Иногда мне кажется, что никому не нравится делать то, что они умеют лучше всего, - спокойно произнёс Джон.

Он не боится говорить открыто.  О не многом сможет девочка понять из речей, да и никому и ничего не сможет сказать. Сам же Маска скорее просто несколько расслабился. Сковывающая боль отпустила, и сейчас чувства его были полны чего-то странного и далёкого, едва ли не блаженного. Как ни странно, но его извечная спутница, покоящаяся на лице, этому ни как не противилась, словно чувствовать такое вполне нормально, если не хорошо.

Девочка поднесла животное.

«Кот… Котик» - подумал мужчина, разглядывая этого зверя, чьё имя вызывало зависть своей строгостью и красотой.

Но, кажется, Фердинанду не особенно нравилось то, как бесцеремонно его подняли и пленили. Ещё меньше ему нравилась компания Джона.

Мужчина спокойно смотрел на шипящего кота, не отводя взгляда, даже в тот краткий миг, когда он вырвался, оставляя рану на запястье девочки. Казалось, его нисколько не удивил подобный вариант развития событий. Коты животные непредсказуемые. Наверняка виновницей тому была карма, ибо Маску любили злейшие враги этих зверей – собаки.

- Позаботься о себе, - сказал он, не особенно задумавшись, после чего решил, что следует вернуться к блаженному созерцанию воды. – Не хорошо будет отпускать тебя с раной, даже с такой несерьёзной.

А между тем, безмятежность, царящая вокруг, была нарушена. Джон вынужден заметить, что настроения лежать, как такого, нет. Возможно, следует совершить прогулку в одиночестве и, наконец, навестить настоятеля, с которым он не успел окончить дела.

- Элке, - он говорит довольно серьёзно. - В жизни человек делает много выборов и правильные из них те… Впрочем, об этом ты ещё успеешь узнать.

Маска делает несколько шагов вперёд к всё тому же источнику воды, убеждаясь, что в воде нет ровным счётом ничего, что он мог бы счесть более занимательным, продолжает:

- Так вот. Мне кажется, что у тебя не то чтобы хорошо ладиться с другими детьми.

Особых иллюзий мужчина не питал. Выделяться среди кого бы то ни было  - принимать щедрые удары судьбы за всех. Если что-то случиться, а даже если и нет, то придётся стать чужаком. Но, сейчас в нём говорило другое. Да, он заметил.

«Тёмная кровь» - про себя повторил он, решаясь, стоит ли в это лезть.

Много славы труп девчушки не принесёт, она тут давно, так что настоятель должен был в курсе. Что действительно не укладывалось в картину, так это то, что она действительно исцеляла. Да, не так, как умелый целитель, но более чем достойно для ребёнка.

- Никому не показывай свою кровь. Смой её, когда закончишь заживлять, даже если эта пара капель, - Джон повернулся, переведя взгляд на конфеты, которые остались девочки, словно те натолкнули его на какую-то мысль. – А ещё, я дам тебе совет.

Джон лгал, интересным казалось совсем другое.

- Ты можешь поделиться конфетами, надеясь подружиться. А можешь оставить их себе. Делай что хочешь, ошибки не будет, - на этот раз Джон делает несколько шагов в сторону, собираясь вернуться.

Он заметит и примятую траву и ветки и следы и не потеряется.

- Завтра мне понадобиться твоя помощь. И я найду тебя здесь.

Тон этот не был приказом, но звучал так, словно это не обсуждалось и было решено ещё до их встречи.