[nick]Оттилия Навиер[/nick][status]алчности своей пожну плоды[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0a/8d/579/50848.png[/icon]
Сердце удар пропускает. Оттилия готовится к обжигающей боли, рушащей удивительно мирную атмосферу встречи. Сама же ошибку и совершила. Но вместо боли жжёт в груди. Даже дыхание перехватывает. В первое мгновение хочется дёрнуться, ощетиниться зубами и припрятанным по привычке кинжалом. Но тепло не жалит. Мягкое. Слишком.
Взгляд поднимает и встречается с алыми глазами, так и замерев в неловких не то объятиях, не то прикосновениях. Не птичкой в клетке, а цветком под покровом.
Безопасно.
Уютно.
Почти знакомо.
- Благодаря Вам, ваша светлость, я цела, - пальцы в замок у юбок сцепляет и в сторону смотрит. Рдея и вздыхая скромно. А во взгляде вместо напускной робости смятение и непонимание. Отчего же сердце не унимается? Неужто испугалась так сильно? – Прошу, простите мою дерз…
- Оттилия! Моя малышка! – правую ладонь сжимают горячи руки отца, левую – матери. Смотрят заботливо, а Деон только пожимает плечами, скрываясь в обеденной зале. – С тобой всё в порядке?
- Матушка, отец, у нас гости, - беспомощно улыбается, с нескрываемой виной поглядывая на герцога. – Ещё раз простите, ваша светлость. Простите мою неловкость. Я… Слишком…
Тяжело играть. Тяжело поддерживать искренность, шитую нитями тонкими. Когда расчёт наперёд чувств идёт. Думы спокойные, неспешные, а не девичья светлая искристость.
Смешно.
Чай не девчонка много лет уже.
- Полно, дорогая. Его светлости не за что тебя прощать, - Оттилия только и может, что опереться на руку отца, сжимая его ладонь пальцами в тонких перчатках, и покачать головой. Что поделать. Граф перед семьёй ни статусы, ни богатства, ни иные почести не видит. Отчего-то в груди теплеет.
- Не стоит извиняться, ваша светлость, я должен Вас поблагодарить, - Оттилия опускается на своё излюбленное место, пряча лицо, и слушает речи отца. Мать по правую руку тихо кашлянула, напоминая про приличия, но старшая из детей Навиер только отмахнулась. – Оттилия только кажется сильной девочкой…
- Отец, его светлость явно не желает слушать старые истории с дальней дороги, - тихо, но граф резко обрывает разговор точно послушный болванчик. Не в силах выдержать преисполненный беспокойством взгляд и немое согласие, Оттилия отворачивается.
От тепла в груди тошнит. Точно желудок наполняют не то гнилые, не то жаждущие прорасти цветы. Такие же склизкие как садовые улитки, что легко давятся изящным каблучком.
- Ты права, дорогая. Простите, ваша светлость. Бремя отцовства таково, что никогда не можешь успокоиться, даже когда дети уже выросли, - граф искренен. Оттилия невольно тянет руку к горлу, чувствуя приступ тошноты и кислый привкус во рту.
Граф говорит и говорит. О том, как он рад визиту герцога, о том, как благодарен за внимание к их скромной семье. Светские беседы ни о чём. Матушка не вмешивается и только раздаёт указания прислуге. Вино и лёгкие закуски.
Как и было подготовлено. Потому что Оттилия настояла. Единственный вопрос, который не был отдан графине на растерзание. Нельзя сделать ошибку. Нельзя.
Нужно подумать.
Неспешно, покачивая вино в бокале.
Что она знает?
Герцог серьёзен настолько, чтобы даже граф поверил словно ведёт мужчину не только обязательства перед короной. Впрочем, провернуть подобное не сложно, когда дело касается любимой и единственной дочери.
Делает глоток, пытаясь унять душащую тревогу.
Герцог смотрит так, как положено аристократу. Без того интереса, от которого спирает дыхание и проклятия сыплются с губ. Без жадности. Без похоти.
С ним можно иметь дело.
Губы дрожат, и робкая улыбка становится шире. Собаки короля так себя не ведут. Не раз жизнь сталкивала с верными щенками, умеющими иной раз не только лаять.
Пальцы крепче сжимают бокал.
Оттилия обдумывает варианты ответа с тех пор, как получила злосчастный указ. За неимением информации о многих аспектах жизни герцогства и герцога, в частности, риски перевешивают. Следовало отказаться. Там не будет ничего из того, на что можно опереться. А «лабиринту» потребуется время, чтобы укрепиться.
И время в опасениях Оттилии играет куда более существенную роль, чем возможная гибель в руках «чудовища» из слухов.
Но сколько же благ обещает согласие. Одного статуса без реальной власти достаточно. Одного имени.
Но хватит ли времени?
Оттилия смотрит на герцога, начиная прислушиваться к уже стихающей речи отца. Кажется, мужчине тоже не особо интересны прелюдии, столь обожаемые в высших кругах.
Чудесно.
- Ваша светлость, простите мою дерзость вновь. Я хотел бы перейти к вопросу, который и привёл Вас в мой дом, - граф делает глубокий шумный вдох, и Оттилия опустошает бокал. Украдкой слизывает каплю вина с губ. Отец ведь не нарушит их договорённость? – Я бы хотел выразить своё неодобрение. История нашей семьи слишком коротка, а всего три поколения назад мы были лишь богатыми купцами. Дочь нашей семьи не может стать частью Вашего дома, но…
Оттилия заметно кивает, опуская бокал и давая знак Элле. Горничная подзывает стоящую рядом девочку, и та принимает дрожащими руками перчатки госпожи. Сама Элла встаёт рядом, держа в руках ту самую шкатулку, подаренную герцогом.
- Но всё же последнее слово я желаю оставить за дочерью, - Оттилия сотню раз слышала, как отец просит дочь не серчать, не переживать из-за рано почивших женихов. И сейчас слышит дрожь в его голосе. Тепло. Тошнит. Перед глазами почти плывёт. Даже если каждое слово было придумано самой Оттилией, в горле встаёт ком. – А пока мы с супругой убедимся, что Ваша свита всем довольна, а покои для Вас готовы.
Оттилия не сразу поднимается, когда в обеденной зале остаётся только Элла и пара человек прислуги. Из тех, кто готов за госпожой и в огонь, и в воду.
И герцог.
- Ваша светлость, как и сказал отец, я имею полное право сама решить свою судьбу, - Оттилия вздыхает и, благодаря поддержке Эллы, поднимается. – Возможно, Вы находите такую вольность недопустимой, но так принято в нашей семье.
Навиер сама подходит к герцогу. И смотрит прямо. Глаза в глаза. Не прячется, пытаясь казаться меньше и незаметнее. Сжимает пальцами ткань юбки. И чувствует, как дрожит голос. Грудь опаляет жаром.
Оттилия много лет уже так не нервничала.
Если герцог согласится… Если позволит нахальной девчонке хотя бы раз диктовать условия… Оттилия готова на многое.
- Могу ли я рассчитывать на такую же свободу в Вашем доме? Стану ли я хозяйкой, а не очередным украшением? – вскидывает подбородок. А в ушах только кровь да сердца стук. Горло пересыхает. От жажды. От жадности, заставляющей кипеть нутро. Герцогиня может больше. Гораздо больше. – Будет ли услышан мой голос?
По взмаху бледной, белой точно полотно, руки Элла раскрывает шкатулку.
- Я выслушаю всё, что Вы пожелаете сказать за мою непростительную дерзость. И приму любое наказание, если оно не коснётся имени рода Навиер, - Оттилия склоняет голову, позволяя волосам рассыпаться по плечам, скрыть лицо. И глаза закрывает, точно к казни готовясь. – Вы можете выдвигать любые встречные требования. Я приму всё, кроме жизни в качестве цветка в и без того пышном саду.
Принимает открытую шкатулку из рук горничной, тут же отступившей дальше, и сглатывает тяжело.
Ведь многое просит.
Очень многое.
- Если Вы согласны видеть меня в качестве супруги, то прошу… Лично оденьте Ваш подарок на мою голову, - упрямо и твёрдо.
У Оттилии нет времени. Нет времени копить власть и искать обходные пути.
К Пожирателю риски.
Если герцог готов дать своё имя, Оттилия готова продать ему и душу, и тело.