Эдгар Джоэль Джекилл
«Король беспризорных», Вигго «Вилли» Вайтс, Альвис Лерандж, Ашер Диа Браво, Ноктюрн, Дега
Dire Crowley — Twisted Wonderland

История жизни, черты, образ

► Gang of Youths - Achilles Come Down

Б И О Г Р А Ф И Я

Chapter I
[indent] Это было время, когда крохотный мирок в клетку, окруженный кольцом густого тумана, был виден ребёнку сквозь оконную раму, стоило только придвинуть к окну табурет. Тогда всё его происхождение вмещалось в четыре одинаковых квадрата с унылым пейзажем, всё его существование отражалось на четырёх потресканных стеклах, а всё его предназначение сводилось к четырем простым словам - жалкое и ничтожное создание. Однако в то время ему было всего десять лет и он был слишком мал для того, чтобы это понимать. Как и слишком мал, чтобы ощущать вес одиночества на худых плечах, когда отец был слишком занят чрезвычайно важными опытами, не сумев наведаться к нему на чердак хоть бы для ненавистного тому осмотра. Как и слишком мал, чтобы испытывать ненависть к отражению в зеркале, когда мать была вновь заперта в подвале из-за очередной вспышки слепого гнева, оставив на его щеке порез от разбитой в порыве вазы. Как и слишком мал, чтобы чувствовать звенящую пустоту вместо тёплого сердцебиения, когда братья и сёстры были поглощены игрой в библиотеке, разумеется не позвав его с собой. Всё это придёт к нему потом, позже, с годами, не тогда, когда его ладони упирались в подоконник, вспоминая строгие воспитательные речи, не тогда, когда те сжимались в дрожащие кулачки, принимая на себя вину за украденное у матери внимание гениального отца, не тогда, когда судорожно чертил влажный палец на коже рук причудливые фигуры, воображая какими мягкими на ощупь должны быть чьи-то объятия. Весь смысл бытия заключался лишь в том, чтобы взглядом неотрывно сверлить светлую точку, поднимающуюся над горизонтом, и вовремя задвинуть тряпки, не выдав по глупой случайности нездоровый интерес к опасному миру по ту сторону. О неведомый страшный потусторонний мир. А ведь где-то там внизу, у самого подножия пригорка, раскинулась маленькая деревушка с аккуратными домами, низенькими заборами и соломенными крышами. Ему там не рады и никогда не будут рады такому как он, поэтому он продолжит наблюдать за ними издалека, исподтишка, вполглаза. Будет молча изучать где-то там внизу снующих деревенских жителей, этих озлобленных и жестоких людей, чьи души насквозь прогнили в пороке и невежестве, чьи умы поработили животные инстинкты и примитивные желания, в чьих сердцах нет ни капли сочувствия и сострадания. Они ненавидят его и в особенности таких как он, поэтому он продолжит подслушивать эхо их смеха, их песен, их усердной работы в полях издалека, исподтишка, вполуха. Будет тихо исследовать где-то там внизу прячущиеся в закромах удивительные предметы, вещи и явления, которые днем с огнем в усадьбе не сыщешь и не вытащишь из страниц древних книг. Всякому чудовищу подобному ему не положено прикасаться к чему-то светлому и прекрасному, поэтому он продолжит мечтать о том, чего никогда и ни от кого не получит издалека, исподтишка, втихомолку. Или..? Может быть..? А если всё же..?
Chapter II
[indent] А может ли такой как он создать собственный мир, где ему всегда будут рады? Такой мир, где всякий будет его любить, невзирая на проклятую богами сущность? Любить так сильно, что с радостью подарит ему всё то, о чём тот так горячо грезит во снах и наяву? Преисполненный сомнениями, мальчик сотворил свою первую иллюзию в тринадцать лет. Он сотворил её вопреки твердым отцовским убеждениям в ничтожности такого таланта, сотворил благодаря тайком украденным из библиотеки книгам, сотворил опираясь на базовое понимание законов чародейства. И был этим несказанно горд. Он сотворил её по образу и подобию единственного дружелюбного к нему существа, сотворил пристально и долго наблюдая за того времяпровождением под самой крышей чердака, сотворил боясь лишится единственного друга приносящего ему что-то удивительное извне. И был этому несказанно рад. Он сотворил её всего на миг, на миг длиною в вечность, в вечность длиною в одно моргание, и та напоследок махнув крылом растворилась в полупрозрачной дымке меж пальцев, не прощаясь, но и не говоря до свидания, ведь за первой спустя считанные дни обязательно последует и вторая. За второй последовала третья, за третьей последовала девятая, за девятой последовала шестьдесят третья, и мальчик окончательно сбился со счёта, прекратив каждый день предвещать скорое возмездие за ложь и обман, как и за прочие прегрешения, продолжая бессовестно воровать книги и уносить их на чердак. Вот по подоконнику покатилось ярко алое яблоко, выпав из корзины ведьмы на черно-белой иллюстрации. Вот между скрипучих половых досок распустились роскошные белые розы, точь в точь как на кустарниках подле величественного дворца на выцветшем гобелене. Вот под потолком танцуют вальс шахматные фигуры, почти как на картинке какого-то заплесневелого пособия. Ручонки взмахивают с усилием и небрежно, губы шепчут с хрипом и неуверенно, стекает капля пота по изнеможденному лбу. Алое яблоко превращается в клубок шерстяных нитей, окутывающих словно лозы в плотный кокон белые розы, впитывающих голодными ртами льющуюся из носа кровь и исчезая разноцветным облаком в темноте ускользающего сознания. Мальчик всё глубже и глубже погружался в мир торжества абсолютного идеала. Идеала лишенного страха и вины за его существование. Идеала лишенного кровоподтека на его скуле от носака женской обувки. Идеала лишенного тупой боли близ его сердца без видимой раны. Чернокрылый друг ребёнка был не в силах развеять дурман, порожденный того желанием навеки потеряться, и однажды улетел прочь, оставив позади их задушевные монологи и наивные мечтания. Аккурат за тем упорхнул в неизвестность и тот, кто вместе с искрой жизни даровал юному вампиру столько страданий, ведь…
Chapter III
[indent] Отец семейства Джекилл и думать не думал о том, что антимагическое ополчение доберется и до забытых богами южно-восточных земель. Не желал думать об этом и тогда, когда сидел за резным письменным столом и впопыхах сжигал свитки. Мужчина размышлял об ином, вспоминая как более двадцати лет назад, будучи искусным магом по имени Сильвейн, одним из первых сбежал с тонущего корабля, почуяв в рядах собратьев неладное. Без тени сомнений оставил позади проблемное сообщество, тщательно замёл следы и осел в деревушке на окраине человеческого королевства, ради чего-то большего. Предпочёл жить во лжи и в очах деревенских жителей скрупулезно выстраивать образ недурного лекаря, примерного мужа и добропорядочного человека, ради чего-то стоящего. Трудился не покладая рук, носился со странным мальчишкой и вбивал тому в голову основы основ, ради чего-то великого. Всё лишь бы не попасться в руки кровопролитного правосудия разгневанной толпы. Всё лишь бы не допустить испепеления результатов многолетних волшебных трудов. Всё лишь бы не бросить эксперимент на полпути, так и не воплотив в реальность ту самую навязчивую идею - создать сверхчеловека, которому не было бы равных. Мужчина во что бы то ни стало желал проложить путь к вершине человеческой эволюции. Мужчина свято верил, что вампирская кровь не проклятие, а благословение небес, не наказание, а дарование высших, не приговор, а награда за усилия. Мужчина был коварен, холоден и напорист, протягивая приличный мешочек золота охотнику за головами, встречаясь взглядами с запуганным голодным существом. То были очи цвета молодого портового вина. То были очи цвета пьянящей одержимости, манящего поклонения и безропотного смирения. Очи цвета омерзительного мероприятия длиною в пятнадцать лет, которое всё же увенчалось успехом вопреки, ради иль благодаря. Очи безумной Мариан. Очи той, которую мужчина морил, пытал и подчинил своей воле. Очи той, которую свел с ума, вязал путами и склонял к близости против воли. Очи той, которую использовал снова и снова для достижения желанного результата и, получив наконец таковой, выбросил один на один с ненавистью к плоти и крови, к мелкому ублюдку и к первопричине жалкого существования. Но только по прошествию стольких лет Сильвейн наконец увидел распахнутые очи на её кукольном лице, затягивающиеся пеленой неверия в происходящее. Сильвейн наконец услышал испуганные мольбы из её искусанных уст, срывающиеся на полушепот. Сильвейн наконец представил остроту длинных когтей её костлявых пальцев, цепляющихся за края юбки в порыве помешательства. Отвратительно. Мариан казалась ему отвратительной. Это он сделал её такой отвратительной. И мужчина ни капли не сожалел о содеянном. Не мог сожалеть о содеянном, с хлопком закрывая за спиной дверь. Мужчина был уверен, что мальчишка сумеет выжить обязательно. Утешал непомерное эго тем, что тот сумеет вознестись к абсолюту в одиночку. Оправдывал трусливый побег тем, что тот сумеет однажды свершить нечто потрясающее без посторонней помощи, и когда-нибудь, может быть, вероятно поймет его мечты, его методы, его стремления, примет их и тогда…
Chapter IV
[indent] Голые ступни шустро взбежали вверх по лестнице, пухлая ладошка с трудом скрывала дрожащие губы, алые глазки забегали по сторонам. Снизу перед закрытой дверью всё ещё раздавались истошные вопли матери, а девочка не помнила себя от радости. Да и как было не радоваться, ведь последняя весомая преграда на пути к её долгожданной свободе как по волшебству испарилась сама собой. Этот одержимый богохульными опытами отец, эта обезумевшая истеричная мать, эти полоумные странные братья, кто бы знал как же она устала играть роль примерной миловидной девицы. Осталась сущая мелочь, но ей нужна была помощь. Интуитивно белокурая подняла взор кверху и, не сдерживая широкой усмешки, прошептала имя того, кто так жаждал её внимания и, не получив желанного, до смешного быстро отчаялся. Такой грустный, ох она отлично видела каким было его выражение лица, когда она обнимала братца Карлайла. Такой тихий, ах она прекрасно запомнила как из библиотеки поздними ночами он выносил стопки книг, воровато озираясь. Такой смиренный, ух до чего же был у тех медовых очей покорный взгляд. Взгляд умоляющий одурачить его, использовать его и в конце-концов сломать его. Кто она такая, чтобы отказывать ему в этой глупой маленькой просьбе? И она дурачила его обещаниями всем вместе убраться подальше от чёртовой усадьбы, дурачила его заверениями в искренности их родственных уз сестёр и братьев, дурачила его клятвами никогда друг друга не бросать в беде отныне и навсегда. Эдгару всего-то нужно было отвлечь Мариан одной из этих волшебных штук, а окажись Нарцисса с Карлайлом снаружи так придумают как выманить матушку из дома. И она использовала его, рука об руку с Карлом сбегая вниз по пригорку к широкому полю, с облегчением улыбаясь на пару с Карлом во все тридцать два, игнорируя отчаянный крик вдалеке с счастьем взирая на не менее счастливого Карла. Ненавистному любимчику нерадивого отца не привыкать к нападкам их дрянной матери, всё вытерпит и отправиться на чердак, этот Эдгар наконец-то оказался по-настоящему полезен. И она его в конце-концов сломала, сотворив трещину на дивном куполе светлого мироздания, растоптав в грязи яркие идеалы возвышенного сознания, оросив ядом благодатную почву блеклого доверия. То был день и час, когда Эдгар полностью осознал нежелание быть частью такой реальности, утратив себя прежнего в пучине боли под рифленой подошвой женского башмака, и закрыв глаза…
Chapter V
[indent] Затаился на чердаке под грудой облезшего тряпья лишь бы не отыскали. Застыл в позе эмбриона лишь бы коленки не дрожали. Закрыл рот обеими ладонями лишь бы не выдать местонахождение хриплым дыханием. Дорожки слёз из ошалевших глаз жгли кожу раскрасневшихся щёк. Прежде будучи лишь наслышанным о жестокости людей, пятнадцатилетний мальчик непосредственно столкнулся с тем, о чём отец предупреждал его когда-то. Злые люди ворвались в его усадьбу, перевернув всё вверх дном жилище ведьмы. Злые люди во дворе порубили Мариан на куски, по древнему обычаю вырвав язык и выколов глаза мерзкому отродью. Злые люди подожгли дом, провозгласив о свершении справедливого суда над чудовищем на прощание. Языки пламени пожирали некогда изящную гостиную первого этажа. И, как знать, быть может история так и закончилась бы не начавшись, если бы в темном смраде над головой мальчишки да не промелькнуло чёрное крыло. Быть может, старый товарищ не пришел бы на выручку, если бы сумел позабыть сладкий аромат загноившейся душевной раны. Быть может, спасение не было бы даровано столь темному существу, если бы не пережитые им боль и мучения. Тем не менее об этом и о многом другом юноша задумается позже, по прошествию многих лет, да только в то время ему было не дано в густом дыму узреть ни мудрости, ни истины, ни правды. А что же тогда? Тогда он был совершенно один, и осознал сие лишь сгребая в ладонь пепел под ногами. Измотан, выжат и пуст, кроме оскверненного дома у парня ничего не осталось. Он был совершенно сбит с толку, бормоча без умолку, склеивая по кусочкам остатки здравого рассудка. Нет, это был не конец. Да, это было только начало. Настоящая история началась с того момента, когда стало понятно, что юный вампир слезами, кровью и потом выборол право на существование. Огонь был потушен и урок был усвоен: Эдгар не выживет в империи зла и сам злом ни за что не станет. И пусть злодеем будет каждый из людей, плевать, но никто больше не осмелиться переступить порог сей мрачной усадьбы. Призраком в четырех стенах он решил поселиться на долгие-долгие годы, страшась мира, страшась людей, страшась даже себя, разбив уцелевшие зеркала и завесив старой тканью окна. И пролетит много дней и столько же ночей, сплетаясь в недели, месяцы и годы, прежде чем вновь задумчивый взгляд обратиться из окна чердака к недостижимому горизонту, ну а до наступления того времени…
Chapter VI
[indent] Юноше предстояло пройти тернистый путь становления. Он решил бежать к желанной цели напролом, пробивая к вершинам дорогу ежедневными практиками и умственным трудом. Горы чудом уцелевших книг да вся усадьба в его полноправном распоряжении, разве не были эти условия идеальными? Никаких ограничений, никаких предубеждений, никаких наказаний, он властен делать абсолютно всё что пожелает. Былых успехов в волшбе ему было недостаточно, юнец жаждал большего, куда большего чем могли дать мнимый абсолют и имперские амбиции. Как безумный экспериментировал с материей мира, вариациями форм и паттернов искажая пространство. Забудьте об одной несчастной белой розе, погрузитесь в душистый цветник посреди весеннего сада достойный роскошного дворянского замка. Как одержимый оттачивал специфическое искусство, длинными пальцами да сверкая кольцами в тумане играя на лиловых облаках как на рояли. Забудьте о небрежных взмахах и кровохаркании, мановением пальца юноша был способен во мгновение поменять небо и землю местами. Как помешанный усложнял плетение незримых формул, сквозь пальцы пропуская тонкие нити маны. Забудьте о сухой теории потрепанных гримуаров, он неустанно экспериментировал и совершенствовал естественный дар методом проб и ошибок опровергая пределы считавшегося слабым и ребяческим. Соответствующе платить надо было за достижение сего выдающегося результата. Только свежая человеческая кровь могла помочь юноше восполнить энергию и утолить жажду. Ни капли сочувствия к жертвам. Ни капли уважения к памяти. Ни капли за полсотню лет, и о нет, жесток не он, жесток весь этот мир и его негласные правила. Да вот только всё чаще в поту липком мог за свет подорваться с кровати. Всё чаще с отвращением взирал на отражение в осколках зеркал на полу лежащих. Всё чаще в плечи сквозь ткань ногтями вгрызался не в силах болезненными объятиями подавить приступ панического страха. Что если в следующий раз ему нечем будет заполнить душераздирающую пустоту в душе, в сердце, в сознании? Он и так безнадёжно одинок, и так необратимо болен несбыточными фантазиями, но так ли он заслужил быть проклятым на вечные в темноте веков скитания? Не для того сегодняшний он становился лучше его вчерашнего. Зачем же тогда, скажите на милость, учился держать спину ровной и голос уверенно-твёрдым? Зачем же тогда, скажите будьте добры, жестом приглашал на танец несуществующих дам, кланяясь так элегантно? Зачем же тогда, скажите без утайки, сыпал в сторону холодных стен лестные и не очень комментарии? Раньше просто быть было нелегко, быть наедине с самим собой стало тяжело лишь отнедавна, но как же ему быть самим собой, когда рвотный позыв вызывает одно лишь имя “Эдгар” и то полушепотом в глубине подсознания? Он сумеет разорвать сей порочный круг лишь тогда, когда задушит голос затюканного мальчишки из тени его силуэта. Верно, ну конечно же, он должен сжечь дотла это слабое создание, хрупкое ничтожество, это…
Chapter VII
[indent] Омерзительное воплощение прошлого растеклось чернилами по старинным монускриптам. Восстал из пепла чернокрылый феникс как истинная форма его души неоднозначного темного оттенка. В память о единственном друге, словно с надеждой увидеться с тем вороном вновь, сшил как умел костюм да старый плащ оббил перьями лесной диковинной птицы. Надев полумаску, Ноктюрн появился на свет 91 года, аккурат тогда, когда один небезызвестный волшебник гордо воссел на человеческом троне. Забавное совпадение, да только узнал он о нём лишь тогда, когда покинул родную деревушку и следуя по извилистой дороге добрался через поле к небольшому городку к северо-востоку. Там на главной площади узрел он гражданские беспорядки. Народ негодовал, дескать есть и другой принц без титула наследного и тем не менее куда более достойный. Дескать не потерпят всех тех кто является вырождением этой проклятой маны или чего ещё там. Дескать поднимут восстание и в чистом огне искупают приверженцев губительного инакомыслия. Гражданская война была не за горами, война была близко. А он не был приучен воевать, идеи обеих сторон были ему непонятны и чужды. К тому же в нём не было ни животной ярости, ни гневного зверства, ни желания погибать не пожив по-новому и года. Хотя чудовище всё же в нём жило, пожалуй где-то на капельку, которой вполне хватит для того, чтобы утолить извечную жажду, задушив полумертвого воина близ поля брани. Как же по-другому, ведь он зажил среди людей, среди беглецов от войны, среди беженцев в обносках, и для познания манящего неведомого подавлял с горем пополам желание, а иначе в горловых тисках с налитыми кровью очами задыхался. Выживать, не выдавая настоящую личину, оказалось не так уж и просто. Пара-тройка неуместных вопросов, некоторые прорехи в элементарных познаниях, очевидные затруднения в бытовых мелочах, и появилась некая дюжина косых взглядов. Но он учился подражать и имитировать объектов наблюдения повадки. Он учился думать и потом говорить, мерять семь раз прежде, чем отрезать конец из мотка бечевки. Он учился быть как все, не выделяться речью, не отличаться жестами, не противоречить установленному порядку. Нужно всего-то немного перетерпеть, всего-то пару годков и всё уляжется, и мечи этих безумных ублюдков крови напьются, и каждый в конце-концов при своём останется. И пройдёт несколько лет, и уже в тени дома наблюдая за радостными гражданами провозглашенного Эльмнота, он подавит горькую усмешку, нехотя отвернется и в правоте взглядов в который раз утвердиться. Ведь покуда есть яркое солнце и есть животворящий свет, в противовес…
Chapter VIII
[indent] Лунный диск есть символ торжества эзотерического влечения и темной тайны. И, самое главное, ночью проще всего скрыть то, кем на самом деле являешься. Днём названный забавным именем - Вигго, он прислуживал молодому мастеру родовитой дворянской фамилии, а ночью используя дар ловил подвыпивших и попросту беспечных людишек. Днём кланялся покорно с раболепным видом, а ночью шептал жертве в ухо просьбу быть чуть потише. Днём помогал юному господину с выбором платка, а ночью сбрасывал трупы в реку. Оказалось, был он такой не один, были и другие, что по проклятью крови похожи. Выяснилось сие, кто бы сомневался, в одну из ночей, достаточно было встретиться взглядами в тёмном переулке с голодным собратом. Затем произошло, так сказать, небольшое недоразумение, и молодому человеку пришлось с двумя трупами справляться. Из потока брани и ядовитого шипения, как бы вернее выразиться, ни черта он не разобрал толкового. Лишь одно привлекло его внимание - приглашение на собрание, найденное во внутреннем кармане, после прочтения смятое и выброшенное в воду. Врождённое любопытство перевесило чаши весов, подавив привитую опытом осторожность. Следующей ночью завернувшись с головы до пят в тряпье, парень явился на место встречи вовремя, ровно в полночь. То было, наверное, первое и единственное организованное собрание вампиров, и цель сего действа была в том, чтобы разумно поделить территорию. Между наиболее влиятельными и наиболее сильными, естественным образом подавив слабых и тихих. Стоя в стороне от бурного обсуждения, парень мог лишь неприкрыто усмехаться. Голос рядом недовольно пробубнил "как предсказуемо", а он тому в ответ легкомысленно - "и не говорите", и воцарится короткое молчание. Затем его безликий собеседник признался, что заранее знал о составе происходящих событий, а он бросит колкий комментарий через плечо, вопрошая зачем тогда всё же прийти решил тот. Всё же сошлись на том, что мир таков и люди таковы, и кто они такие, чтобы бороться против тёмных желаний. Отчасти прерываемая размышлениями об отвлеченном, их приватная беседа затянулась даже после окончания собрания. Игрища алчных вампиров не шибко их интересовали, схожесть убеждений в некоторой степени их роднила. Даже если он не знал кроме имени о нём ничего и жаждал узнать незнакомца получше, парень предпочел не спешить и сохранить в тайне всё, что могло бы привести по следу к Вигго Вайтсу. Он запомнил имя - Октавиан, благородное, сильное и яркое, и представился Ашером, на скорую руку добавив звучно-пафосное "Диа Браво". Разумеется только безумец поверил бы ему на слово, да тогда он знать не знал, что новоиспеченный знакомый и вправду был безумен. Молодые люди условились встретится вновь на том же месте в то же время, а затем изысканно поужинать в переулке. За первой встречей последовала вторая, за второй и третья. Ему нравилось быть несдержанным, непредсказуемым и непостоянным, и казалось Октава был не прочь приветствовать такого сэра Диа Браво. За спокойной улыбкой и делано сосредоточенным взором тот едва подавлял рвущееся наружу влечение. Думал, по всей видимости, окончательно выжил из ума и с концами спятил, коль испытывает чувства к мужчине. Вожделение должно сойти, трепет сердца должен уняться и прочие недвусмысленные потребности тела должны один за другим затеряться. Но борьба была проиграна до нелепого быстро, сложил тот оружие и запросил о капитуляции, сделав ему такое предложение, от которого он не в силах был отказаться. И если бы молодой человек знал, чем обернётся его роковое согласие, отделался бы только сомнительной интрижкой, ну а так...
Chapter IX
[indent] Да здравствует синьор Шут, до чего же жуткая эта ваша новая маска. Ну же, чего застыли столпом, дайте дорогу старшему члену организации Арканум. Он серьезная шишка и авторитетный человек, он могущественный маг и тот ещё засранец, сам Верховный говорил, что их братья и сёстры в таком как он давным давно нуждались. Этот хренов подлец ни во что не ставил человеческую жизнь, дав арканам надежный источник качественного питания. Этот хренов наглец яро выступал против концепции власти, открыто поддерживая идеологию равенства. Этот хренов мерзавец был такой же псих как и те, кто так же, как и он, всем в общине заправляли. Кажется, с ним особенно близки Отшельник, Иерофант, Любовник и Колесо Фортуны. Сменив тряпье на чёрный костюм, от прежнего него ничего не осталось. Октавиан сдержал слово и унял его душевную боль, изъяв у сердца всю пустоту без остатка. У него появилась семья, появились друзья, появился смысл существования. Были те, кого должен был защищать, были и те, с кем воевать был должен без жалости и страха. Живи да радуйся, Дурак, зачем пытался прокрутить в голове вчерашние события? Присядь и расслабься, Дурак, к чему стараться вспомнить незнакомые лица? Сдайся и забудь, Дурак, ради чего рушить безупречно выстроенный чьими-то руками карточный домик? Чьими-то. Чьими-то? Чьими-то - не его, постойте, что это должно значить? Октава, о лучший друг его, помоги же ему разобраться. Разобраться в том, что же он упускает из виду по незнанию. Разобраться в том, почему мелко дрожит и избегает случайных касаний. Разобраться в том, как унять назойливую головную боль да звон в ушах набатом оглушительным думы сотрясая. Он забыл что-то важное, но что? Даже Октавиан его не понимает. Он должен взять короткий перерыв или вовсе уйти, вдали ото всех хорошенько обдумав с ним происходящее. Не правда ли должен, Октава? Ах не должен, ну и ладно, его дорогой Октавиан всегда прав и лучше знает как будет лучше несомненно. Да, он немного устал только и всего, и хмурясь уснёт в чужих объятиях, канув в пагубном забытье на сотни лет, чтобы…
Chapter X
[indent] Дама скрылась за поворотом и он, как зачарованный, последовал за ней, вопреки здравой логике ради удовлетворения мимолетного интереса. Он не мог знать кто эта юная леди такая, и тем не менее не мог избавиться от неприятного ощущения. Не была та частью Арканума, он бы сразу узнал её в лицо, будь она младшим арканом даже. Не была та обладателем магического дара, он бы сразу учуял ману, будь она на приличном расстоянии даже. Не была та целью его следующего задания, он бы сразу устранил её без колебаний. Так почему же крадётся за нею следом как вор, минуя подвыпившую компанию, вдоль одиноких прилавков, упорно ища ответы там, где его внешний вид обязательно привлечет нежелательное внимание? В то время он как дурной хватался за любое упоминание чего-либо знакомого и старого, к его большому стыду утаивая сие странное пристрастие от его милого Октавиана. Будь то навязчивая паранойя, умелое внушение иль не от мира сего наваждение, он должен был сообразить самостоятельно кто пускает пыль в глаза, что является незыблемой истиной и как избавиться от желания вспороть канцелярским ножом шею. Девушка резко оборачивается, за сердце хватается и в следующее мгновение пятиться, роняя корзину с яблоками наземь, и одно из них ярко алое катиться вниз по улице, задорно на камнях мостовой подскакивая. Молодой человек вздрагивает, хмурится и цепляется взглядом за волосы. Белые как пустое полотно, как чистый снег, нет, всё не то, ах, как белые розы в дворянском саду. Молодой человек вновь вздрагивает, шустро отводит взор, собираясь убраться прочь от греха подальше, и вновь вздрагивает от прикосновения к его ладони изящной девичьей руки. Та звала его дорогим братом, выражала радость по поводу воссоединения, просила прощения за причиненные боль и страдания, однако ничто из этого не ранило его так, как произнесенное устами той имя Эдгар. К чему это всё, то ничтожество сгнило на чердаке в одиночестве и печали, он не желал слышать о нём ровным счётом ничего, кроме заслуженных  оскорблений, яростных упреков и уличения в слабости. Он наконец вспомнил её имя, так что же, Нарцисса наконец-то взлюбила родного брата? Чушь собачья, несусветный бред и наглое враньё. Тогда, когда он узнал что такое любовь благодаря большому сердцу Октавиана, мужчина от сестрицы мог лишь ожидать, что та вновь им воспользоваться в корыстных целях попытается. Та привела его в дом, с порога ударил в нос ему устойчивый медикаментозный запах, а затем он увидел на постели того, к кому в тот же миг девушка подбежала. То был Карлайл, а точнее говоря - натужно улыбающаяся оболочка, порчей изнутри изъеденная и извне омерзительно искаженная, с хриплым придыханием приветствующая вошедшего гостя. Подав тому стакан воды, усевшись на стул подле того кровати и дождавшись пока тот уснет, без прелюдий Нарцисса обратилась к мужчине с воззванием. Молила спасти Карла, найти средство для хвори излечения. Умоляла даже если это дорого и невозможно, всё же попробовать сотворить чудо чудесное. Замаливала прегрешения прошлого, призывая проявить доброту и тепло, ведь он всегда был так щедр, великодушен и сострадателен. Молила, умоляла и замаливала, да не того, кого та прежде знала. Ради отмщения за кражу доверия к людям и светлых надежд, ради расплаты за осквернение непорочной души и нежных чувств мальчугана, ради возмездия за убийство способности быть безмятежным, влюбленным и счастливым, молодой человек согласился помочь, и ничего искреннего за пустыми обещаниями не стояло. И петляя узкими улочками трущоб туда, где осели его соратники прикрываясь ремеслом наёмника, невидяще воззрился он под ноги. Должен ли был он что-то предвкушать, иль ничего не чувствовать было для него нормальным? Зачем погнался за призраком, лучше бы он ничего не знал, лучше бы…
Chapter XI
[indent] Выбежал наружу на мороз без плаща, без шарфа и без шляпы. Ему нечем было дышать, всё происходящее вокруг словно в тумане. Тем ранним утром пришло ему письмо с горестным известием о смерти Карлайла. Расплывшимся чернилами по бумаге Нарцисса просила не бросать ту одну, роняя слёзы на ровные ряды слов и рукавом их небрежно вытирая. Его сестра хотела, чтобы он был рядом, но зачем, отчего, к чему это? Разве та не должна его ненавидеть и обвинять в том, что он не сдержал обещания месяцем ранее данного? Почему его руки немели, почему губы дрожали, почему сухой ком стоял в горле и никуда не девался? Почему как быстро бы не бежал и как далеко бы не ушёл, всё казалось ему серым, лишенным смысла и напрасным? Почему головная боль день ото дня становилась всё более и более невыносимой, будто бы его душу пытали годами всеми способами без какого-либо мотива? Так больно. Как же больно. Почему так больно, в чём же причина? Быть может дело в образах, врезающихся в разум его подобно сапожничьим иглам? В этих образах он был жестоко обманут ментальным даром человека дорогого и любимого, чьи ладони закрывали ему глаза на учиненные им беду, горе и насилие. В этих образах он был нещадно использован как оружие против ни в чём не повинных, с фанатичным блеском в глазах поддерживая идею повсеместного господства вампиров. В этих образах он был свирепо одержим палитрой алых оттенков крови, напрочь позабыв о том кем был поначалу и как страстно желал избавиться от пустоты и боли. Пустоты и боли! С него было достаточно. Для него это было слишком. Ни один человек в мире не способен вынести смешение стольких противоречивых чувств и эмоций в одном флаконе. Кому он должен верить? Кого он должен любить? А будут ли верить ему и любить его по итогу? Настоящее чудовище, которое когда-то угрюмо глядело на него в зеркальном отражении, стало реальным и обрело форму. Пережитые годы были прожиты зря и когда-то давно была пройдена точка невозврата. Пути назад не было, всё было кончено, худшее, что могло произойти, произошло и ему некуда было податься. Таким как он, сеющим хаос, сумятицу и разрушения, нет в мире места как бы тот по-другому не пытался. Это других боги лелеяли и оберегали, на путь истинный наставляя. Это другим счастье могло голову вскружить, слезами радости в очах расцветая. Это другие могли до беспамятства любить, и быть любимыми в горе и радости. Жизнь не борьба, как он полагал ранее, а трагикомический театр. Интригующе, трогательно и драматично, однако с высоты колокольни возвышенной морали весьма абсурдно, пошло и вычурно. И он обрезает нити, и он выходит из игры, и он опускает руки. Мужчина доносит на Октавиана Верховному и на коленях просит того дать времени, чтобы во всём разобраться и прийти в норму…
Chapter XII
[indent] И эта отсрочка длиною в сотни лет была его первым действительно мудрым решением. То был тяжелый период, ведь он был сам не в себе и сам по себе в эпицентре вспыхивающих и затухающих вновь и вновь сражений. Культура щита и меча - увертюра неоднозначных явлений. Он сменил десятки амплуа, выбросил десятки масок, прочел десятки десяток книг, наблюдая за тем как темные и мирные времена чередуются словно в танце. Некогда оглядываться, значит, нечего бояться. На стороне движения доброй воли воинам облегчал боль, трудясь в поте лица денно и нощно. Об ужасах войны ему замыленные очи страждущих декламировали неосторожно. Скрывался от охотников за нечистью, не единожды раненный и всё же выживший по счастливой случайности. Минута слабости и уступка жажде приведшие к гибели личности Вигго Вайтса. Побывал в родных краях и обнаружил там лишь запустение да разруху. Детские воспоминания под руинами родового дома к худшему иль к лучшему. Брал в ученики трёх безымянных сирот, обучив тех основам познанной им магии. Совьетт, Ивель и Кейра впервые вынудили задуматься об ином таланте, иной миссии и иных умениях. Путешествовал как наёмник без рода и племени с торговым караваном. Познал тяжесть ответственности за голодные рты в случае провала. Не всегда в правильном месте. Не всегда в правильное время. Не всегда по правилам правильного паритета. Везде и негде, все и никто, день за днем играл роль псевдо корифея импро кордебалета. Ужасный конец иль ужас без конца - в сумерках веков грань стерлась для него как для творца. Как для творца без венца в вечных поисках стоящего начала для достойного финала. И так по кругу, круг за кругом, и кругов всё ещё мало. В глубинной правде правды глубина невелика. Чьё-то лево это чьё-то право, и право быть правым всё путает слегка. На широте взглядов печать послевкусия первого взгляда. Сколько людей столько и мнений о как надо и так надо. В экзистенциальном беспределе предельная высота не имеет предела. Собачья служба зачастую не собачье дело. Не имеет значения яйцо ли из курицы иль курица из яйца, ну в самом деле, истинное значение имеет лишь то, каковы все в отдельности и абсолютно каждый на деле. Прав ли он, Вигронас, вновь обретенный старый друг, партнер и собрат? Тот самый, что когда-то под крышей жил, холодными ночами посещая его чердак. Тот самый, что на рассвете жизненного пути его сподвиг задницу спасать от пожара. Тот самый, что незаметно вынуждал его снова и снова сомневаться в ценностях Арканума. Тот, кто решил наконец показаться и именем древним как сам мир назваться. Мужчина ответил взаимностью на благосклонность своенравного духа, ни секунды не сомневаясь в естественности заключения с тем договора. И с тех пор он всегда мог рассчитывать на того помощь, что правда, иногда специфическую, чаще - весьма забавную. И она понадобится ему, ведь после наступили времена куда более запутанные, нежели раньше. И теперь он был готов к тому, чтобы решительно двигаться дальше…
Chapter XIII
[indent] Прежний Верховный аркан почил при загадочных необъяснимых обстоятельствах. Главенствующую позицию в иерархии занял того сын, немедля призвавший старших и младших арканов к соблюдению общепринятого порядка. Действующих - пересчитать, исчезнувших - разыскать, отставных - вернуть обратно. Сотни лет бездействия, не пора ли Аркануму заявить миру о своих правах, проявить силу и показать за что боролись с самого дня основания? За гарантию неприкосновенности, за абсолютную свободу, за территориальное признание. Почему факт существования вампиров должен оставаться под строжайшим секретом, пусть же все узнают об их натуральной ипостаси. Пусть вспомнят о проклятых первородных, за чьи грехи их правнукам пришлось отдуваться. Пусть и сотрут метку Кровавой луны со стен, но они никак не сумеют стереть её из истории памяти. Крутите барабан, народ, где впервые в Эльмноте заговорили о кровососущих существах из мифов? 453 год - жестокое убийство левой руки ардента ордена Цейна, неслыханное зверство. Крутите же, крутите, народ, где впервые в Вайроне отличились? 456 год - десяти магов-отказников у главных ворот Веллехорта публичное обезглавливание. Крутите, крутите, крутите, народ, разве крови всё ещё недостаточно? 457 год - внезапный налёт на членов Реликвария. Ценой жизни арканов Верховный добился осуществления неких претензионных планов: с мрачным ореолом да украденным артефактом вампиры добились внимания. Тайно создавая в крупных городах тут и там неприметные подземные логова, нередко в канализации скрывался народ, и говорили, мол, под колпаком влиятельного кого-то. Слухи просачиваясь за стены никому неведомого пристанища Верховного и твердили они о том, что Арканумом руководит куда более могущественный кто-то. Коль над их главным есть главный, то кто же тогда их настоящий повелитель? Вопрос запретный, вопрос скользкий и вопрос неправильный. Поборов былую любознательность, Ашер не пытался от слова совсем докопаться до правды. Он действовал по указке, делал только то, что от него требовалось, прекрасно осознавал положение дел, расстановку сил и специфику линейного неравенства. В полной мере прочувствовав обратную медаль войны и многогранность простоты, мужчина лавировал меж рисков и избегал прямой конфронтации. Лишь единожды принял вызов на дуэль от Октавиана, да и тот проиграл бывшему, будто в насмешку, сдавшись ещё до объявления начала. Ничего личного, только бизнес. Ладно, расслабься, просто ему показалось смешным поступить в подобное время подобным образом при подобных обстоятельствах. Непонятен состав шутки? Не его проблема. Был бы проще, смотрел бы шире, не цеплялся бы за прошлое, и не проморгал бы жирный акцент на том месте, где должен был от души посмеяться. У него на носу грандиозный проект, между прочим, не их ребяческие игры в потрошителей уличных. Давайте попробуем уложиться в лет сто и разойдемся до поры до времени, а затем он…
Chapter XIV
[indent] Копил сокровища и таинства, прибирал к рукам прочие ценные вещи, превращая, в том числе и награбленное, в живые деньги. Просто так, просто хобби, просто красиво, и не было цели для вложения - многие лета прошли с тех пор как материалистичность имела связь с его предпочтениями. То было время скитаний, путешествий из города в город, в исканиях сцены, в исканиях зрителей, в исканиях новой веры. Мужчина был зрел, но был пьян мудростью прожитых веков, и утратил чувство меры. Он застрял в переплёте бурного потока бытия извечно неискушенный. Самобытный, чудной, манерный, ветреный и непомерно голодный. Голод его было не унять ни хмельным питьем, ни смачной едой, ни свежей кровью. Кто-то жив, кто-то мёртв, так кто же расскажет его историю? Он мог стать достославным и творить великие дела, тем не менее предпочел быть забвенным. Ведь только в забвении его естество оставалось нетленным. Слава меркнет под натиском эпох, хвала гаснет на устах почивших трубадуров. Говорят, коль слог да глаз не плох, увековечить человека сумеет летопись, фреска иль гравюра. Ох, он мог облечь незримое в зримое и мысли в слова, тем не менее предпочел быть безмолвным. Ведь только в безмолвии его естество оставалось свободным. Красота вянет в зависти дураков, знание сохнет без тошных доказательств. Говорят, коль в дискуссии не силен, увековечить человека сумеет семья, долг и обязательства. Ах, он мог дать начало и завести семью, тем не менее предпочел быть безродным. Ведь только без рода его естество оставалось единственным порочным. Плоть от плоти его и кровь от крови его была бы проклятой, несчастной и омерзительной. Дитя не заслуживает участи такой, отчего и помыслы о всякой близости относил к грехам непростительным. Никому его не понять да и понятым быть он не желал, его думы это смертоносная отрава. Философские рассуждения явно не его конёк, не за это обступала его со всех сторон детей орава. Заместь великих дел были малые иллюзорные чудеса, заместь тысячи заумных слов - звонкая монета, глупая шалость и улыбка. И пусть беспризорные дети были вовсе не его, но назвать их чужими ему было бы ошибкой. Для попрошаек и бедняков он был кем-то вроде незримого защитника, для брошенных и сирот же стал нестрогим родителем. А когда эти дети подрастут и взрастут, пренепременно появятся другие и затем другие, и для всех тех пусть и ненадолго он будет вновь и вновь беспризорников повелителем. Простая истина как дважды два, отчего же не понимал этого ранее? С тех пор он стал тем самым бродячим чудаком по имени Нок, спускающим ради смеха кругленькое состояние. До окончания смутных времён было рукой подать, однако он знать не знал об этом, в минуту одиночества всё чаще и чаще припадая губами к граненому стакану, с нездоровым увлечением ковыряя старую рану…
Chapter XV
[indent] На перепутье дорог в рассветных лучах сквозь туман разглядел родную деревушку. Остановился на околице, близ колосистого поля зашёл в первую же попавшуюся избушку. На том человеке дранье да рванье, за плащом сокрыта худоба, из-под капюшона взирали зелёные очи. За плечами малый сверток, а в свертке хлам и раритет столь же бесценный как бессонные ночи. Тот был антикваром и букинистом, путешествовал налегке как лихой авантюрист и собиратель искусства. Как всё так обернулось старик и сам не знал, сам себе дивился охваченный неведомым чувством. Того несомненно немного тянуло к прекрасному, но чтобы из-за изящества рисковать, такое ранее тому не было свойственно. Должно быть ополоумел, простак, раз за предметы творчества не сумел унять беспокойства. Картины, иконы и шкатулки, бюсты, утварь, часы и игрушки, открытки, вазы и литье, скульптуры, керамика и оружие. Всё и другое собрал под крыло, словно погреба того были бездонны. Правду говорят, престарелые люди к милым странностям склонны. Впрочем Ивейл с малых лет был не от мира сего, и ему сим качеством как воспитанник тот и приглянулся. Жаль он не успел сего зверолюда повидать до того, как тот из последнего странствия так и не вернулся. Вероятно тот был бы весьма удивлён и несказанно рад встрече с неизменно молодым наставником. Во всяком случае в сим его уверяла Ива родня - того жена, дети, внуки и правнуки. Мужчина промолчал, он не злоупотреблял их радушием и не обещал однажды вновь наведаться с дарами в гости. Всё равно бы слово не сдержал, и его ядовитая душа сгубила бы благодать сего семейного гнездышка. Иное дело Кейра, ах эта малышка мастерски обводила вокруг пальца и самозабвенно врала с осмысленным умыслом. К тому же его воспитанница терпеть не могла физический труд и отдавала предпочтение работе умственной. Вероятно с годами та расцвела, стала замечательной леди и добилась успехов как превосходная магесса. Впрочем коль нет, к врачеванию и травничеству у Кей было всегда куда больше интереса. А ведь он так и не сумел её отыскать, оно и немудрено, та не хотела быть им найденной. Следы ворчливой старухи вели в снежную пустошь и затерялись во льдах на северо-западе Вайрона. О совпадение, сие королевство послужило пристанищем и для третьего его воспитанника. Совьетт был неимоверно одарённым, но безнадежным глупцом, грезил мечтами несбыточными. Когда-то давно он и сам был таков, из лучших побуждений не желал обрывать ученику чудо-крылья. А зря, не разглядел опасного огонька и не уберег, перед Храмовниками в одиночку, увы, даже он бессилен. Тот без вести пропал, и мужчина честно того искал, тщетные поиски привели его к Башне Цейна. Вероятно тот выжил, не дурак ведь, и наверняка выбрал заместь погибели ошейник. Ох не такой участи желал он тому, решение Сова привело его в ярость. Уж лучше бы тот оставался глупцом до конца, предпочтя бесславную смерть жизни в заточении до самой старости. Это его вина, он позволил тому существовать в бледной тени недостижимого величия. Мужчина отвернулся от бывшего ученика, пораженный ошеломительным сходством с его безобразным обличьем. Столько воды утекло с тех пор, и воспоминания это всё, что у него о тех детях осталось. И ни Нок, ни Ашер не способны заткнуть рты голосам из седой давности. И он не заметил как пристрастился к ностальгии и погряз в самокопании. Осталось ли хоть что-то от орнаментального витража его воспаленного сознания?..
Chapter XVI
[indent] Как давно это было: переполненная площадь, счастливые возгласы толпы и дух народного единства? Долгожданный мир омытый реками слез и крови восстал из индифферентности, измора и бесчинства. И ему посчастливилось стать свидетелем сего знаменательного события, сохранившегося в анналах истории. Он должен был быть счастлив, так почему же его взгляд был столь пуст, столь темен, столь хладнокровен? Столько сколько он прожил обычно не живут, накопленные им знания и опыт бесценны и монументальны. Разве не должен быть он благодарен за то, что ему удалось постичь большего, чем желал он первоначально? Если бы он только знал раньше, что всегда больше страдает тот, кто больше знает. Тогда бы он никогда не стремился познать больше, чем уже понимает. Если бы он только осел на месте, выбрав жизнь простую и неприхотливую. Тогда бы не читал умных книг, не общался с мудрыми людьми, не преодолевал и себя не испытывал. Если бы он только был как все, без имплицитного задума и серпантина пройденных дорог. Тогда бы ему не пришлось имитировать довольство от накопленного барахла на памяти задворках. Важна не вечная жизнь, друг, важна вечная жизненность. Помни, еще не поздно бросить пить, используй наконец-то талант, разукрась обыденность. Другой бы побоялся и отступился, другому незачем рисковать и тратить на глупость годы, главное пережить бурю и выжить. А ему нечего поставить на карту, он может сколько угодно сожалеть, сколько угодно пытаться и набить сколько угодно шишек. У него впереди целая вечность в конце концов, и лишь он определяет той вместимость. К чёрту этот уклад, к чёрту правила, к чёрту смысл. Отродясь мужчина чувствовал везде и всюду с миром свою несовместимость. И он был дураком, раз позволил переубедить себя в том, что обожаемая им реальность это безумие и нелепая инфантильность. Ну и пусть, пусть говорят что хотят, он тоже волен поступать как того сам пожелает. Его искусство несомненно без достойного боя никому не проиграет. Для начала он мог бы стать художником, дайте-ка подумать, ах, Дега - неплохой псевдоним, да, пусть так и остаётся. Его полотна сюрреалистичны и экспрессивны, в них заключена частичка его волшебства и всякий маг может ощутить атмосферу картины одним касанием. Под покровом ночи оставляет творения в разных местах, любой может забрать шедевр себе, ну же, ну, кто будет быстрее? Анонимен, неуловим, денег не берет, что еще может быть настолько нелепым и оттого веселее? О может, еще как может, он все может кроме того, чего не может. Мужчина был уверен: этому не будет конца, ведь время ничего не покажет…
Chapter XVII
[indent] Крысиные логова, кучка отбросов да безвольный главарь-полудурок было всем, что от Арканума осталось. Тяжело было поверить, что когда-то символ кровавой луны вселял ужас в сердца верующих, отождествляя опасность. Идеология организации давно изжила себя вслед за исчезающими старыми и появляющимися новыми лицами. Новички были ничем не лучше наймитов, ничем не хуже умалишенных, больные ублюдки без достоинства, без чести, без амбиций. Неужели и правда ослаб цепок? Неужели взаправду клетка открыта? Неужели по правде Ашер Диа Браво свободен от клейма бандита? Ах нет, конечно нет, на тыльной стороне ладони ни на миг не исчезала черная метка. Контракт действителен и марионеточник не отпустит его до самой смерти, деточка. Сколько бы не вглядывался, Шут не видел обладателя рук, к пальцам коего привязаны нити. Кто бы это ни был, тот всегда скрывался в тени и играл исключительно в защите. Этот некто был выше укрощенного им зверинца, этот некто предпочитал вести дела радикально и решительно. И неповиновение того воле отзовётся в каждой клеточке тела болью мучительной. Уж он-то знал. Он не понаслышке испытал каково это гореть заживо без огня за отказ действовать согласно по плану. С сим знанием тем более странным казалась ему бесследная пропажа Октавиана. Мужчине было бы все равно, если бы не одна крохотная тревожная мысль: коль тот живой, тот выжил благодаря какому-то хитрому умыслу. Что тот замышляет? Чего в конце концов тот добивается? Как долго тот собирается прятаться и где так удачно скрывается? Не обладая даром ясновидения он никак не сумел бы предугадать того дальнейшие действия. Никогда не сумел бы, он отдалился от Октавы давным давно и опасался того былого воздействия. Да что там опасался, он терял почву под ногами от одного лишь упоминания того имени. Его отвращение и презрение к этому человеку были глубокими и искренними. Мужчина был не в силах нанести тому ответную рану и сожалел, почему приобретённая решимость пришла к нему так поздно? При следующей встрече он не даст тому пощады, подготовиться ко всему тщательно и скрупулезно. Беги так далеко как можешь, Октавиан, беги что есть мочи без оглядки. Ашер ищет и Ашер обязательно найдёт, Ашер лучше всех играет в прятки. Перекрестись и надейся на смерть, Октавиан, придется за многое ответить. Континент не бесконечен, времени полным полно, а Ашер самый больной ублюдок на свете...
Chapter XVIII
[indent] Мужская фигура удалялась прочь, завернувшись в добротную шубу, ступала по щиколотку в снегу и медленно махала той на прощание. Фыркнув, женщина заправила прядь волос за ухо и отошла от окна, потеряв всякие остатки самообладания. Каков нахал, только посмотрите на него, посмел заявиться на порог после стольких лет молчания. Какая дура поверила бы в правдивость столь нелепых его оправданий? Заложник сложившихся обстоятельств. Пленник кровавого договора. Раб унизительного обета. Бессовестный лжец, нужно было получше искать предлог для того, чтобы заглянуть в гости после обеда. Дама дрожала и саму себя убеждала, что надо было дать от ворот поворот еще до того, как тот открыл поганый рот. Почему же, любопытно, поступила с точностью да наоборот? Не следовало смотреть ему в глаза, ах не следовало встречаться с ним взглядом, вот что было ошибкой. Пронзительный и проникновенный взор, от такого либо бегут мурашки, либо волосы встают дыбом. Он назвался чужим именем, шутя вырвать язык коль вновь та обзовет его Эдгаром. Беспардонно усадил ту в кресло, незримо пригвоздил руки к подлокотникам, сверху накрыв пледом. Заваренный им чай не лез в горло, Нарцисса не могла оторваться от холодного блеска набалдашника его покачивающейся трости. Женщине казалось, будто та слышала как трещат под ударами сей палицы человеческие кости. Той нечем было дышать и некуда было деться, должно быть он намеренно источал столь подавляющую ауру. Должно быть это его очередной трюк иль паранормальный фокус, не навредит ведь он единственной сестрице взаправду? Быть того не может, чтобы мягкосердечный братец так изменился до неузнаваемости. Да, он абсолютно точно пытается что-то упрятать за этой опасной загадочностью. Какие тайны он скрывает за сей широкой улыбкой? Каков он с лица без этой маски старинной? Как долго жив Ноктюрн? Как давно умер Эдгар? Кто этот мужчина, который предложил в его школе искусств той занять место заместителя директора?..
Chapter XIX
[indent] Школа искусств Эдельвейс была открыта в Милвире сравнительно недавно. Это уютное место, где юные таланты имеют возможность обучаться под чутким руководством наставников. Туда способен поступить каждый независимо от статуса и расы, необходимо лишь получить от директора одобрительную рекомендацию. Для успешного окончания программы должно окончить пять курсов в одном из трёх классов, можно закончить и досрочно продемонстрировав выдающиеся результаты. Учебное заведение уважает индивидуальность, защищает учеников интересы, к тому же дает пищу и крышу над головой нуждающимся в общежитии. Взамен требуется соблюдать свод несложных правил и следить за внешним видом, сами понимаете, все эти стандартные мизерные ограничители. Сам основатель Эдельвейса и действующий директор в одном лице глубоко заинтересован поддержанием идей просветительских. Знакомьтесь, Альвис Лерандж - в прошлом потомок древнего дворянского рода, в нынешнем благотворитель искусств изобразительных, выразительных и исполнительских. То, что начиналось как часть очередного уличного спектакля, закончилось зарождением новой личности. Всего-то выкупил имя у обедневшего баронета, всего-то проговорился мол некий Лерандж обучал самого Дега и долгое время молчал из профессиональной этичности. Подумать только, из-за крохотулечки лжи появилось нечто столь восхитительное. Да брось ворчать, Цисса, это совсем неопасно и, о нет, ему ясное дело ни капельки не стыдно. Поверь, весь Янтарь как большая мастерская жаждет появления несметного количества творческих гениев. Благо дело накопленного им золотишка с головой хватило для постройки его чудо-учреждения. Не смеши, зачем ему особняки, сады и угодья, коль на горизонте были такие перспективы? Ох, душечка Нарцисса, вспомни, он всегда был таким сумасбродным и горделивым. И, разумеется, у него существует много иных забот, безусловно требующих его внимания. Поэтому госпожа Дюбуа как его заместитель обязана тогда и впредь заботиться обо всех неинтересных ему бумажных формальностях. О, не дуйся, он возместит моральный ущерб третью сокровищ из его тайников. Помнишь ведь, пленник кровавого договора отлично знает какова цена однажды данного слова…
Chapter XX
[indent] А помнишь было время, когда крохотный мирок в клетку был окружен кольцом густого тумана? Быть может помнишь, что было видно ребёнку сквозь оконную раму, стоило только придвинуть к окну табурет? Не поверишь, но когда-то всё его происхождение предрекло четыре одинаковых квадрата. Когда-то и вправду всё его существование уже отражалось на четырёх потресканных стеклах. И когда-то всё его предназначение сводилось к четырем простым словам, вот только вспомнить бы к каким.
А впрочем, не хочешь ли вернутся к самому началу?

Особенности, способности, детали

С П О С О Б Н О С Т И :

Дополнительная информация от игрока

Предпочитаю умеренный темп и свободную стилистику письма, размер среднестатистического поста от 8к символов и до бесконечности. Не имею предрассудков касательно выбора рейтинга, жанра и формы письма, энивей добро пожаловать в лс иль дис - уютно обсудим контент тет-а-тет.
Дис: dimooon #4365

Отредактировано Ноктюрн (2022-01-15 18:37:36)