Папа берёт Мису с собой в Хеттмат.
Папа добрый.
Мисе нравится Алвада - восточное королевство совсем не похоже на Эльмнот. Здесь всегда лето, здесь растут диковинные растения и обитают необычные зверушки, неизменно приводящие маленькую волшебницу в восторг. Даже люди здесь совсем не похожи на тех, к которым привыкла Миса - у них кожа терракотового цвета и глаза разных оттенков огня.
Да, Мисе нравится в Алваде! Нравятся яркие расшитые ткани, нравятся базары, полные сладких и сочных фруктов самых разных цветов!
Папа говорит, что ей совсем ни к чему туда ходить - если она чего-то захочет, ей принесут это слуги. Но папа глупый (хотя и хороший)! Папа не понимает - папу волнуют только долгие и сложные разговоры с бородатыми мужчинами, которые обматывают тряпкой (это называется чалма, Миса умная, Миса знает!) головы, в которых, кажется, есть знания обо всём на свете. Знания - это очень здорово, конечно же, но Мису, как и любую восьмилетнюю девочку, всерьёз волнуют только ощущения. Сухой восточный ветер, треплющий разноцветные занавеси, под которыми торговцы прячутся от солнца; зазывной полуденный галдёж; медово-сладкие финики, которые протягивают ей очарованные белокожей девочкой торговки.
Папа слишком занят своими книгами, и не замечает маленьких побегов Мисы - а может, не хочет замечать. Как бы то ни было, она чувствует себя необычайно умной, раз способна обхитрить даже такого великого мага, как её папа. Необычайно умной, талантливой и, конечно же, сильной - ведь большая часть её побегов включает в себя способность к телепортации.
Поставь папа охрану хоть вокруг всего особняка - Мису бы это не остановило!
Вот так-то!
Конечно же, Миса бежит.
Разве смог бы кто-то в здравом уме остановиться на месте, когда...
Они смотрели на неё. Они смеялись. Мириады глаз, обращённые на неё. Медленно подступающий к лодыжкам мороз.
И Миса бежала.
Миса бежала каждую ночь.
Миса любила библиотеки, чем мог похвастаться не каждый её ровесник.
Но хеттматская библиотека отчего-то пугала её. Необычайно большая, высеченная прямо в скале, она казалось девочке необъятной бездной. Манящей - и оттого пугающей.
С папой было не страшно. Папа держал за руку - и Миса пряталась за его пурпурной робой, робея перед этим величием.
Пока папа хмурился и беседовал с местными мудрецами, которые, казалось, знали обо всём на свете, Миса читала не по возрасту серьёзные книги, которые рекомендовал ей папа.
Папины разговоры Миса слышала урывками, краем глаза выхватывала в библиотечном полумраке его напряжённо сведённые брови - знала, что говорит он о ней.
Она не должна здесь находиться. Не должна этого видеть, не должна слышать.
Она здесь чужая. Здесь всё для неё ужасающе противоестественно
Они злились. Злились, потому что умиротворяющий покой небытия нарушала она.
Крохотная песчинка бытия в несопоставимо огромном и вязком ничего. Меньше, чем букашка; она была бельмом на их бесчисленных глазах.
Однако, почему-то они не могли обрушить всю свою непознаваемую мощь на нарушительницу их смоляно-чёрного покоя. Может быть, они просто любили играть?
Миса не знала. Миса не останавливалась и не оборачивалась, пусть и прекрасно знала, что выхода отсюда нет.
Рано или поздно она ошибётся. Она оступится.
Что произойдёт тогда? Она будет разорвана на части? Она будет поглощена ничем? Она перестанет быть собой? Никогда не проснётся?
Миса не знает.
Миса не хочет узнавать.
пожаЛУЙСТА, КТО-нибудь, ПомогИтЕ
Здесь действительно нет ничего - нет ни верха, ни низа, нет направления и нет ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом. Есть только бег, бесконечный бег, от которого сводит грудную клетку и подкашивает колени. Миса хочет кричать, хочет плакать - раньше она и кричала, и плакала, но теперь нет.
Миса больше не плачет, не кричит - ведь сколько не надрывай горло, никто её не услышит.
Она и сама не слышит собственного крика.
ПокА они СмОтРяТ, НАДО беЖаТь
Чем ближе был закат, тем мрачнее становилась Миса.
Лекарства, которые приносил папа, не помогали. Миса почти перестала спать, но стоило её глазам неизбежно сомкнуться, как липкие объятия кошмара смыкались на ней.
Был только Кошмар - и были только короткие промежутки бессмысленно серого бодрствования между.
И поднимая глаза к небу, Миса видела их очертания в безукоризненно-яркой полуденной синеве.
Худшая часть её кошмара состояла в том, что всё было взаправду.
Они ждут, когда Миса оступится. Это неизбежно - это понимает и сама Миса.
Холод кусает лодыжку.
Миса оступается.
Миса падает.
Пытается подняться, но руки вязнут в липкой черноте.
Миса оборачивается.
Миса не видит ничего. Не видит, и не слышит, но знает - они смеются.
Они обступают её со всех сторон, облепляют. Касания их холодные, холоднее, должно быть, самой смерти. В них нет никакого смысла, никакой цели; они обжигают, от них бегут мурашки.
Миса пытается отбиваться, безуспешно хватаясь судорожными пальцами за ничего, но пальцы проваливаются в липко-холодный страх, не способные зацепиться за то, чего нет.
Чернота сдавливает её шею, насильно распахивает глазницы, заползает в рот, в ноздри, под кожу, в уши. Чернота заполняет Мису своими тошнотворными миазмами, чернота гудит в ней, вязкой смолянистой жижей заполняет пространство между органами, а вслед за ними и сами органы - и Миса с содроганием чувствует то, чего чувствовать не должна.
Великая Пустота разъедает Мису изнутри, и угасающим сознанием Миса чувствует, как медленно, но неизбежно превращается в кучу разрозненных органов, каждый из которых по какому-то вселенскому недоразумению продолжает исправно выполнять свою функцию, становясь, однако, совершенно бесполезным, будучи извлечённым из системы, названной "Артемиссия".
Чернота вгрызается глубже, чернота неумолимо заполняет сами ткани, из которых состоит это бесполезное мясо, самые крохотные частицы, из которых состоит её плоть.
Миса хочет кричать - но кричать больше нечем.
Миса хочет выдрать свои глаза, чтобы не видеть творящегося с ней ужаса - но глаз тоже больше нет.
нО я вСЁ ВиЖу
пожАлУЙСтА, РАзбУдИтЕ МенЯ
Миса просыпается на подушке, мокрой от слёз. Обхватывает себя за плечи, утыкается в кровать, скулит, поджимая колени к груди. Сон - это просто сон, но отчего-то это совсем не утешает её - и Миса заходится волнами беспокойной, лихорадочной дрожи, от которой нет и не может быть спасения.
Руки Мисы трясутся, и ей стоит существенного усилия сдержаться от подступившей к горлу тошноты. Она вскакивает с пропитанных потом перин, мечется по комнате, хватаясь то за то, то за это; скребёт белесо-жёлтые в лунном свете каменные стены ногтями, и съезжает по одной из них, утыкаясь лицом в собственные колени.
Замирает так, даже не дыша.
И понимает, что не может здесь оставаться.
Как есть, в ночной сорочке, хватает с кровати белую простыню, накидывает её на себя и, босая, бежит на балкон. Арканная вспышка, которую волшебница даже не видит - и вот уже она, бледная и в слезах, бежит по белому морскому песку, сама не зная куда. Она должна бежать. Бежать, не останавливаться, не оборачиваться.
Будто если она будет стоять на месте, чудовища, от которых она не смогла убежать во сне, станут ещё более реальными, чем гротескные силуэты на небе.
В конце концов, она падает на колени прямо в равнодушную морскую пену.
Прибой очерчивает её колени, напитывает тяжёлой сыростью и простыню, в которую она всё ещё кутается, и подол сорочки.
Солёное море становится чуть солонее от капающих в него слёз.
Миса не может заставить себя поднять глаза на небо.
[status]not yet[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0a/8d/308/414002.png[/icon]
Отредактировано Миса (2022-01-18 23:47:47)