Пальцы стиснули холодный мрамор. Трещины пошли по нему, взрезая собой твердь, словно молния – грозовое небо. Рейстлин опустил голову к груди, закрыл глаза, стараясь дышать ровно. Боль понемногу отступала.

Приступы никуда не делись, тело по-прежнему боролось и сопротивлялось себе же. Временами магу казалось, что это вовсе и не он уже, что он – не более чем физическая оболочка, сосуд для скверны и магии. Одна – хотела его убить, вторая – спасти. И эта борьба будет длиться вечно. Он так и не нашел способ избавиться от порчи навсегда, только заглушить и остановить ее развитие. Что, в общем-то, тоже было достижением.
Большую часть времени колдун не думал об этом. Долгими вечерами он бродил по своему убежищу, осматривал ветхие коридоры и комнаты, слушал вой ветра в проемах дверей и окон, касался шершавых стен и разбитых колонн, взирая на остатки былого величия. Ему нравилось здесь. Царящие в замке отчужденность, забвение, пустота – они отражали все то, что было внутри него. Никаких желаний, эмоций, чувств и сожаления. Цели тоже нет. Новую чародей еще не придумал. У него остались только воспоминания. Но и те со временем померкнут, станут безликими призраками прошлого.

Призраков здесь было много. Когда они с Алексиусом принесли сюда амулет, магия буквально разлилась по всей обширной территории древнего сооружения, добралась до самых потаенных его уголков, проникла под каждый камень. Воздух стал тягуче-тяжелым, насыщенным волшебной энергией, поблескивал и мерцал при каждом резком движении. А где-то можно было и вовсе просто повести рукой, и за ней оставался тающий на глазах искрящийся шлейф.

Чуть позже Рейстлин начал различать силуэты. Они появлялись вспышками, клубились туманом, и по началу ему казалось, что это лишь игра воображения. Но со временем, когда магия осела в этих местах и полностью завладела пространством, сущности потустороннего мира стали проявляться отчетливее. Невозможно было различить, были это мужчины или же женщины, слишком далекими были события, породившие их. Эльф даже не мог различить голоса, чтобы понять, кто перед ним. Возможно, он даже слышал их лишь в своей голове, все эти шепоты, вой, стенания, смех.

Он наблюдал за ними. А они, в ответ, наблюдали за ним. Забавлялись, когда у него что-то не получалось, и кричали, когда он просыпался от очередного кошмара. Или это он кричал?..

Некромант пытался поговорить с ними, но вскоре понял, что говорит сам с собой. Призраки никогда не отвечали, только изредка указывали ему куда-то или влекли за собой, и он шел, всякий раз ловя себя на мысли, что те места, которые они ему показывали, никак не связаны между собой. Но это было интересно, попробовать разгадать тайны, прикоснуться к древней, как само время, истории земель, по которым когда-то прошел Пожиратель. Может быть, самая главная тайна находится у него под носом?

Он почти задремал, раздумывая над этим. И открыл глаза в тот момент, когда услышал шаги. Губы непроизвольно растянулись в усмешке.
Маг знал, что Рей идет сюда. За ним. Он видел ее, пробирающуюся сквозь снег и лед, десятками глаз в черном лесу, что подступал к самому замку. Ее не пугали ожившие слуги, конечно, эта малышка всего навидалась. И его не боялась тоже. Что, в общем-то, было зря. Он ожидал ее прихода последние несколько суток, когда, совершая очередной «обход» при помощи мертвецов, заметил темнеющий среди иссушенных деревьев силуэт. Это не мог быть никто, кроме нее. Только Рей знала, где он.

Упрямая. Смелая. Злая.

Все так же прекрасна.

На свой счет колдун не обольщался. Жрица одного из великих Домов, она ни за что не простила его. Чувства, что он внушал ей долгое время, умерли в одно мгновение, стоило только всплыть правде. И теперь, пока она привыкала к темноте после яркого света снаружи, медленно направляясь к нему, дроу не понимал, чего бы хотел сейчас больше – довершить начатое или никогда с Рей не встречаться. В сущности, он получил, чего жаждал. Ее смерть была ему ни к чему. Наверное. Но… девчонка сильна и не так проста. Она может не оставить ему выбора. Сколько ей потребовалось воли и сил, чтобы прийти сюда, а это чего-то да стоило.

Гулкие редкие хлопки-аплодисменты раздались в тишине внезапно. Рейстлин траурно приветствовал девушку. Показывал тем самым – он оценил проделанный ею путь.

Раздался щелчок пальцев и по уже знакомому Рей фокусу голубоватыми магическими огнями вспыхнула древняя люстра на 96 свечей. Она упала с потолка и застряла в одной из колонн. Колдуну нравилось, как она смотрелась среди руин. Было в этом что-то зловеще-торжественное. Не хватало только соответствующей музыки.

Теперь провидица могла вдоволь насладиться открывшейся картиной. Чародей вальяжно расположился на троне с высокой спинкой, одна его нога касалась мраморного подиума, а вторая была перекинута через резной подлокотник. Правая рука свисала с колена, другая подпирала кулаком подбородок, опираясь на локоть. Взгляд янтарных глаз абсолютно не читаем, но очень внимателен.

Он осмотрел жрицу с головы до ног. Буквально впился в ее лицо, сощурился. Ничуть не изменилась. Может, только черты лица несколько заострились. Время, проведенное с ним и после – в разлуке, несомненно, закалило ее.

Маг тоже почти не изменился. Он не стал прятаться на этот раз под чужой личиной, но надел свою собственную – ту, что была без изъянов. Наверное, таким Рей его еще не видела. Он точно не помнил.

Выдержав паузу и дав им обоим время осмыслить встречу, Рейстлин легко спрыгнул с трона, с присущей эльфийскому народу гибкостью и быстротой, и в считанные секунды оказался перед Рей. Очень близко, как и всегда. Возвышаясь над ней и глядя пристально в пронзительные голубые глаза. Будто впервые видел ее. Рассматривал с интересом, будучи, впрочем, наготове к любому развитию событий.

- Добро пожаловать, - сказал он, почти не разжимая губ, и иронично добавил следом: - моя хорошая.

На губах появилась улыбка. Не злая. А в глазах – зачатки полубезумного блеска.

- Как добралась? Чем обязан столь… приятной встрече?

Он врал. И знал, что она знает об этом.

Разумеется, у нее был план. Рейстлин читал это в ее застывших глазах. Девушка не улыбалась и более походила на мраморное изваяние, нежели на живое существо. Ни один мускул на ее лице не дрогнул при приближении мага. О, он многому ее научил! Как скульптор, некромант смотрел свысока на дело своих рук. Долго. Пронзительно. Великолепное произведение искусства – эта эльфийка, созданная из плоти и крови подземным миром, выплюнутая из его недр под палящее солнце Янтаря, сотканная из обманчивых признаний колдуна, преданная ему и преданная им же, впитавшая в себя часть его темной больной души.

Он не собирался увлекаться, он лишь хотел добиться своего. Ловко расставил сети. И сам угодил в западню.

Чувства, что сводили его с ума, не давали спать по ночам и превращали привычную размеренную жизнь в хаос, чародей закопал так глубоко, что уже и не помнил, как все начиналось. Помнил только, чем все закончилось.

Когда провидица потянулась к нему, эльф не отпрянул. Позволил ей. Снова. Также, как и войти сюда. Пусть попробует, ему не жалко. Он не боится. Ведь он тоже времени зря не терял. Ментальный блок он поставил сразу же, как только обнаружил ее присутствие в лесу. Жрица не должна была прорваться сквозь преграду, многократно усиленную амулетом, находящимся неподалеку. Конечно, маг снял его. И попросил оборотня надежно спрятать в замке.

Внезапный поцелуй лишил Рейстлина всех мыслей напрочь. Пол словно рассыпался под ногами, и он упал в глухую черную бездну своего подсознания, и падал так долго, пока не оказался вдруг на пороге их с Синлаем хижины. Дождь. И Рей под ледяными каплями. Ее рука в его руке. А затем – кошмары. Ноги слабеют, и колдун уже на полу, опустился вместе с эльфийкой на разбитые каменные плиты, больно схватив ее за запястья. Но перед глазами совсем иное – потолок из деревянных перекрытий, затуманенный взгляд скользит по гостиной, слышно, как в камине потрескивает пламя. Рейстлин задыхается, корчась на шкуре возле дивана, у него снова приступ, на этот раз самый сильный из всех. И лишь прохлада чужих ладоней возвращает его из небытия, и ласковый шепот над самым ухом уверяет, что все в порядке, он дома и он не один. В полумраке комнаты некромант ищет свою спасительницу.

Скрип двери, и быстрые шаги по ступеням. И вот провидица уже сидит на его столе в лаборатории, свесив ноги и наблюдая, как Рейстлин смешивает в колбах ингредиенты и заносит какие-то записи себе в тетрадь. И говорит, что уже пора выпить «лекарство». Смотрит на нее недолго и подбадривает улыбкой. А потом делает вид, что все нормально, когда девушка бледнеет на глазах. Он помогает ей подняться и после укладывает на постель, заботливо укрывает пледом. Сообщает обеспокоенному Синлаю, что Рей уже лучше, просто нужно немного поспать.

Эльфийка тянется к нему. Это видно в ее глазах, чувствуется в каждом движении навстречу, случайные касания происходят чаще, задерживаются чуть дольше… Она просит мага читать ей книги, рассматривает вместе с ним разноцветные картинки в них, повторяет на всеобщем слова, которым он ее учит. Позже – читает ему сама, и он засыпает под ее тихий убаюкивающий голос. А однажды – приносит ей ромашки. Столько искрящегося восторга и нежности в голубых глазах в ответ на этот маленький жест, что некромант вдруг ощущает разливающееся в груди тепло. Ему становится жаль. Что-то непроходяще ноет под ребрами. Следующие две ночи чародей мечется в подвале, злится, он почти в ярости! Напряжение все нарастает, и щемящее чувство становится тупой болью. Но руки все равно уверенно отмеряют положенную дозу яда.

Ночь перед рассветом самая темная. И она же - последняя. Как и их первый и последний поцелуй.

Окунув жрицу в омут своих воспоминаний с головой, маг, наконец, отталкивает ее прочь. Пятится по полу, глядя на девушку широко распахнутыми испуганными глазами. Он прожил все это заново. Дыхание сбито, и все тело содрогается от дрожи – он очень ослаб за эти минуты, Рей выпила много сил. Но Рейстлин все еще способен противостоять ей. Злоба захлестывает его с разрушительной силой. Прорвалась, узнала! Глупая девчонка!

Выбросив руку вперед, колдун стискивает зубы и сводит к переносице брови, с усилием сжимает горло провидицы невидимыми пальцами – ее кровь подвластна ему. Парадный зал замка тут же тускнеет перед глазами, и в этой черно-белой картине эльф видит, как пульсирует и бьет жизнью алое сердце девушки. Он заставляет его работать все быстрее, стремительнее гнать кровь, нагревая все тело и кожные покровы. Хочет видеть, как сердце разорвется на куски совсем не в метафоричном смысле.

Смешно. История повторялась. Много раз Рейстлин слышал – от судьбы не уйдешь, но всегда лишь усмехался в ответ и снова сбегал из алчущих объятий Хилиата. Понадобилась почти половина жизни для того, чтобы осознать: не постоянно витающая над ним смерть была роком, у судьбы была иная задумка – заставлять ненавидеть мага всех, кто его когда-то любил. Ненавидеть или умирать. А порой и то, и другое.

Теперь перед ним корчилась Рей. На что она надеялась, придя сюда? Что за короткий срок смогла изучить его настолько, чтобы представлять из себя серьезную угрозу? Что он одумается? Что за два года потерял сноровку или она, наоборот, приобрела свою?

Злоба горела в груди колдуна, опаляла его перекошенное лицо. Эльфийка сопротивлялась, но он знал – это только вопрос времени. Невидимые пальцы крепче сжимали ее горло. Теперь она вовсе не казалась красивой. Бледное лицо с проступившими темными венами, залитые кровью губы – вот и все, что он запомнит на прощание. Такое он видел множество раз. Смерть не так прекрасна и торжественна, как говорят о ней в книгах. А для него – всего лишь один из этапов существования. Он никогда не преклонялся перед ней, только использовал, как инструмент для достижения целей. Глаза чародея всегда равнодушно взирали на страдания других, порой в них загорался научный интерес.

Но к настоящему моменту маг и его утратил.

Жрица сверлила его яростным взглядом. Хотела растоптать, уничтожить. И он отвечал ей тем же за эту дерзкую попытку. Даже не само ее желание приводило Рейстлина в бешенство, а то, что она осмелилась. И она расплатится за это сполна.

Рука дрогнула от напряжения, некромант почти поднял эльфийку с колен, лишая тонкие руки опоры. Поток магической силы, направленный в сторону девушки, запульсировал и… внезапно оборвался. Янтарные глаза на миг округлились, а пальцы сжались в кулак, хватая воздух. Следовало вышибить из Рей душу, а не пытаться справиться с ее телом, вот, что он не продумал. Решил пойти проторенной дорогой известных фокусов, тем самым приравняв девчонку к тем, кто так же бесславно погиб до нее. Какое упущение! Он даже цокнул от досады.

И замер, уставившись на четыре пары хрустальных глаз и острые, словно иглы, паучьи лапы, направленные на него. Ого!

Истошный вопль, коим наградила колдуна паучиха, отозвался адской какофонией в его чувствительных к малейшему звуку ушах, отразился от обледенелых стен зала и вернулся вновь, прокатившись от самой макушки до колен, заставив ноги задрожать. Или это пол дрогнул от вонзившихся в него иллюзорных лап, поднявших пыль и оставивших на древнем камне глубокие отметины.

Рейстлин дернулся в сторону, метнулся в тень высоченных колонн, подпирающих своды. Мрамор за его спиной завибрировал, послышался хруст и треск, а затем грохот: иллюзия жрицы с легкостью снесла колонну почти под корень, маг успел только пригнуться и отшатнуться прочь. Закашлялся от смешавшихся с воздухом каменных крошек и зажмурился на долю секунды, глаза защипало. Теперь он точно чувствовал бурлящую в Рей ненависть буквально кожей: смертоносная осязаемая иллюзия преследовала эльфа, уступая ему на какой-то один шаг, снося любые преграды на своем пути. Она перемещалась по стенам, перепрыгивала с исполинских изваяний древних богов на остатки постаментов, гнала его, как дичь, и всякий раз оказывалась перед самым носом, отсекая пути к отступлению.

Собственное сердце стучало как бешеное где-то в горле, норовя выпрыгнуть, и каким-то чудом некроманту все еще удавалось увернуться от жалящих лап. Одна достала его в момент, когда под сапог попал мраморный осколок – как во сне Рейстлин увидел стремительно приближающийся к его лицу коготь, отпрянул, взмахнув руками, и повалился на пол. Рассеченную бровь обожгло, из раны хлынула кровь, заливая левый глаз и щеку. Легкие горели от нехватки воздуха, но он, казалось, этого не заметил, губы принялись шептать заклинание, и когда паучья лапа снова устремилась к нему, чтобы на этот раз добить жертву, сработал щит. Острый коготь прошелся по нему, со скрежетом высекая искры в считанных сантиметрах перед зрачками, от ужаса заполнившими всю радужку. На короткий миг некромант ощутил почти первобытный страх, пробравший его до мурашек, затем рвано выдохнул и медленно выпрямился, неотрывно следя за разбушевавшимся за барьером чудовищем. Паучиха исторгала из себя пронзительные вопли, шипела и лупила лапами с такой силой и частотой, с какой дождь барабанит по крыше. Она не знала усталости и, верно, не могла испытывать боль. А еще у нее не было сердца. Бесподобное оружие.

Сглотнув, чародей принялся лихорадочно осматриваться в поисках Рей, но поднятая пыль мешала всякому обзору, как и сама иллюзия, надежно пряча за собой хозяйку. Был только один способ справиться с этим кошмаром.

Пока щит сдерживал натиск, маг воспользовался возможностью сосредоточиться, прикрыл глаза и, устремив пальцы обеих рук к полу, принялся черпать ману из окружающего его пространства. Остатки сил стремительно покидали его, и требовалась подпитка. Амулет отлично справлялся с этим. Потоки воздуха заклубились вокруг него, заискрились, срываясь отовсюду к рукам мастера – с поверхности стен, с осколков битых стекол, с кончиков пальцев оставшихся статуй, с пыльного пола, с черной обугленной люстры и позолоченных рам картин, с древних рисунков на сводах залы. Магия сплеталась в сверкающие живые нити, переплетенные между собой – вдыхала в чародея волшебную энергию, обвив его запястья и пальцы.

Золотые глаза приобрели неестественный платиновый оттенок. Рейстлин чувствовал себя почти всесильным. Почти богом.

Щит, более не нужный, рассыпался у него на глазах.

Отредактировано Рейстлин (2022-03-12 01:28:48)

Даже если бы она проткнула его насквозь – Рейстлин заставил бы кровь остановиться, вновь наполнить пронзенное сердце, залатать рану и… продолжил изматывать жрицу. Пока бы ему не надоело. В замке он провел в одиночестве уже очень долгое время, так что надоело бы ему не скоро. Колдун вошел в азарт, его всего наполнила магия, он хотел видеть, как Рей постепенно слабеет. И что было особенно сладко – как она сдается.

Полубезумные глаза мага уставились на паучиху в ответ, когда та пригвоздила эльфа к полу. Он даже не почувствовал, как она полоснула его по боку. Осознание боли дошло лишь спустя секунды, в тот момент, когда паучья лапа воткнулась поверх плеча, болезненно задев и его.

Некромант шумно бессловно выдохнул, словно весь воздух вышибли у него из легких, и тут же задышал часто, хватая его губами, чувствуя, как шумит в висках пульс. Холодный лоб покрылся испариной. Иллюзия Рей оказалась перед самым его лицом, и Рейстлин сощурился, против воли ощутив сонм мурашек, пробежавших по плечам. Вид паучихи был ему неприятен, зловещ и пугающ, от него исходило только одно желание – скорейшей смерти для него.

Приятно, что кто-то испытывает к нему хоть какие-то чувства. Столь яркие, что маг чувствует их нутром, в каждом пересечении глаз, с каждой частицей кислорода, что вдыхает с жадностью. Он окутан этими чувствами с головы до пят, пока иллюзия не рассыпается инеем у него на глазах, роняя Рей с высоты не одного человеческого роста.

Колдун поймал ее, прижал к себе хрупкое безвольное тело. Скорее машинально, нежели поняв, что произошло. Он искал ее сердце в глуби паучьего призрака, но вот оно оказалось в руках. Неожиданно.

Это ошарашило, в какой-то степени шокировало его – сами объятия. Они напомнили, как он обнимал провидицу много раз в той хижине. Когда она еще ничего не знала и верила ему. Губы искривились в болезненной усмешке и руки крепче сжались вокруг ребер, норовя переломить их, приложи Рейстлин чуть больше усилий. Он живо представил их приятный хруст.

Но затем руки разжались, некромант переместил ладони вверх по спине девушки, провел по лопаткам и подхватил ее подмышки, стискивая в пальцах белоснежные волосы. Рей ничего не чувствовала, лежала на нем безвольной куклой, опаляла жаром своего тела. Маг грубо отпихнул ее, скидывая с себя, и резко сел.

Перевел дух и повернул голову в сторону бездыханной жрицы. Он мог бы придушить ее прямо сейчас. Вряд ли она ждала пощады. Это было бы совсем не больно, она бы даже не заметила, пребывая в отключке. Он развернулся к ней, протянул руку, обхватил пальцами беззащитное горло. Сжал несильно, склоняясь к самому ее лицу, остановил взгляд на губах, затем поднял к сомкнутым векам. И поймал себя на мысли, что было бы хорошо, вернись они к самому началу. Когда еще был шанс не поубивать друг друга. Она ведь так хотела быть рядом! Внимала ему с трепетом, ловила каждый взгляд, следила за каждым жестом. Замирала, когда он подходил ближе положенного. И хотела быть еще ближе – он был уверен.
Убить девушку означало выбрать самый легкий путь для ее наказания. А Рей заслужила участь куда более жестокую за содеянное. Она сполна ответит за это.

Усмехнувшись самому себе, колдун поднялся с пола, выпрямился, выравнивая дыхание, и приложил ладонь к сочащейся кровью ране в плече. Когда та худо-бедно затянулась, некромант шагнул к жрице. Ее тело не весило ничего. Он поднял Рей на руки с легкостью, невзирая на полученные раны.

Она будет жить. Той жизнью, какую он ей придумает. Какой позволит. Ей придется смириться с тем местом, которое отныне она будет занимать в его существовании. Другого исхода нет. Он уже решил все за нее. Если провидица не могла предположить такого, тем лучше. Он вдоволь насладится ее положением. Хуже смерти может быть только жалкое влачение своей жизни. Слишком она осмелела и почувствовала свободу, раз явилась сюда.

Рейстлин внес жрицу в одну из подвальных камер. Бережно уложил на сбитый соломенный матрац. Сквозь маленькое решетчатое окно сюда пробивался тусклый дневной свет. В каменную стену возле матраца на уровне пола была вбита стальная цепь с оковами для узников, но пока что маг не стал использовать ее. Только принес в камеру одну из шкур из своей спальни на случай, если пленница замерзнет. Она, несомненно, скоро очнется, но лишенная маны, едва ли будет ему опасна.

Заперев дверной замок на три оборота ключа и оставив Рей приходить в себя, эльф надолго ушел. Несмотря на магический источник, ему тоже требовалось восстановить силы. И подумать, что делать дальше.

Глупая, наивная девчонка. Она даже не догадывалась, на что обрекла себя. Рядом с ней больше не будет Синлая, способного защитить ее, как и заветных колб с магической энергией. Только полная беспомощность. Безысходность. И смирение.

Остаток вечера маг провел в главном зале. Развалившись на троне, он сжимал и разжимал пальцы: над раскрытой ладонью то и дело вспыхивало мерцающее пламя – многолетняя привычка сопровождать мыслительный процесс. Внимательный взгляд скользил по разбитым колоннам, отколотым кускам стен, по серой пыли, ровным слоем покрывшей мраморный потрескавшийся пол. Сквозь нее словно через паутину тускло отражалось голубоватое сияние свечей многоярусной люстры. Эта люстра, любимая реликвия Рейстлина, чудом не грохнулась, пока Рей пыталась разнести здесь все в щепки, гоняясь за колдуном. К счастью, ее паучья лапа не задела созданное временем и непогодой творение: бронза, золото и хрусталь, застрявшие в камне так и остались символом этого замка. Свидетельством его величия и его падения. Надо отдать провидице должное: она выбрала самое подходящее место для своей мести. Некромант ухмыльнулся. Ему понравилось. Даже злость чуть поутихла.

Первую ночь эльф спал, как убитый. Полученные раны окончательно исчезли за время сна, и на следующий день он чувствовал себя полным сил. Магия циркулировала через его тело, наполняла собой до краев каждую секунду. Из-за нее Рейстлин не чувствовал промозглого холода, почти не реагировал на леденящие порывы ветра, когда выходил на улицу – они несли ему лишь прохладу. Казалось, он совсем забыл о пленнице. Только изредка посещала мысль, что в этом заброшенном месте он теперь не один.

Единственная ночь, в которую магу удалось уснуть, стала началом его непрекращающихся кошмаров. Они преследовали его один за другим, заставляли открывать глаза каждые два-три часа. Жрица смеялась над ним, снова и снова превращаясь в огромную белую паучиху с множеством сияющих глаз. Острые, будто иглы, лапы пронзали его насквозь, вспарывали брюхо, а после – его органы вытаскивала тонкая девичья ладошка. Теряя сознание, колдун видел собственное остывающее, но еще бьющееся сердце. Рей сжимала его в руке, расплывалась в жуткой улыбке и вонзала в него белоснежные зубы.

Рейстлин проснулся от стона и от того, что до боли сжал челюсти. Он лежал на широкой постели в комнате, отведенной под спальню, раскинув руки в разные стороны. И теперь перевернулся на бок, свернулся калачом на самом краю стылого матраца, подложив руку под голову. Сон больше не шел.

Время текло убийственно медленно. Он точно пролежал в скрюченной позе не менее часа, возможно, больше, так ему чудилось. В конечном счете некромант устал от невозможности сомкнуть глаз и сел, осторожно спуская ноги на заледенелый пол. Каблуки сапог звучно грохнули об него.
Глаза, давно привыкшие к темноте, прекрасно видели в лунном свете, просачивающимся сквозь стрельчатые окна. Он же сопровождал мага по лабиринтам черных коридоров, которыми тот брел к заветной двери, испещряя пространство множеством холодно-белых прозрачных лучей. Тени скалились по углам, клубились под каменными сводами и расступались под беззвучными шагами Рейстлина. Призраков не было. Он сам был как привидение этой ночью, ссутуленный и болезненно худощавый, укутанный в плотную теплую мантию, призванную скрыть внешнее несовершенство его фигуры.

Остановившись перед камерой, маг всмотрелся в одинокое окошко железной створки. Там, в глубине маленькой комнаты спала эльфийка. Или делала вид, что спит. Он замер восковой статуей, прилипнув к ледяной поверхности металла, и весь превратился в слух. Желтые горящие глаза неотрывно наблюдали за Рей из темноты.

Дышит. А еще - дрожит. Хорошо.

Колдун принес ей воды и завернутую в тряпицу краюху хлеба. Оставил до вечера, и вернулся перед тем, как снова отправиться спать. Его ждало разочарование: великодушное подношение оказалось нетронутым.

Рейстлин пришел опять только спустя сутки. Дверь зловеще шаркнула под его напором, открылась, впустила внутрь вместе со сквозняком. Он остался стоять в нескольких метрах от жрицы, на безопасном расстоянии, хоть и подозревал, что девушка ослаблена настолько, что едва ли в силах дотянуться до него. Бледная, как труп. Замерзшая в этой бесконечной непроглядной зиме. Но все еще живая.

Шагнув к ней, некромант присел на корточки, поставил перед собой серебряный поднос. Принялся деланно укладывать ножом на нарезанный в этот раз ломтик хлеба масло тонкими пластами и поверх – такой же тонкий кусок соленого мяса.

- Тебе нужно есть, - произнес он бесстрастно и протянул к девчонке руку, предлагая утолить голод.

Если она не может пошевелиться, он готов покормить ее сам.