Они довели Руперта до его комнаты, его кровати, в полном молчании. Не то чтобы им было не о чем говорить, но лицо дворецкого все это время нельзя было назвать никак иначе, чем напряженным, и дело тут было не в туше одного из слуг, которого ему пришлось нести на себе, хоть и с помощью Юноны. Нет, судя по всему, тот явно размышлял о чем-то неприятном и жестоком, и даже слова девицы не помогли слезть с монолога, идущего в голове. Только когда тело Гэллоуэя оказалось на кровати, только когда шляпа, маска и перчатки оказались в стороне, а Генрих принялся расстегивать плотный плащ, дабы осмотреть раны, он позволил голосу пробиться.
- Это хорошая идея. - замечает дворецкий, моментально останавливаясь, отпуская пуговицу, которую уже почти расстегнул и, сидя на одном колене, бросает взгляд на Ковач, смотря на нее снизу вверх. Только вот, учитывая этот самый взгляд, его манеру, его пронзительность, выглядело это далеко не так, будто Юнона стояла, фигурально выражаясь, "ниже".
- Хевин... Отправьте обратно. Не думаю, что ее не затруднит рассказать, где находится дом аптекаря, да и здесь она нужнее. - наконец-то перестав прожигать Ковач взглядом - теперь могло показаться, что этот взор возникает сам по себе, как укрепившаяся за годы привычка - и возвращаясь обратно к камзолу Гэллоуэя, чья грудь медленно поднималась и опускалась с каждым вздохом - Это, если, конечно, она снова не заупрямится. -
Последнее было сказано уже тише. Так, будто этот комментарий был дан скорее для самого дворецкого, а не для ушей Юноны, однако, фраза эта не была слишком уж странно выглядящей. По крайней мере, идею Ковач он поддержал, разве что в своей манере, предлагая той самой отправиться к эльфийке, проверить ее состояние, узнать как у нее дела, пока стариковские пальцы перебирали одежду на Руперте, вызывая один за другим тихие ругательства. И, стоило белой ткани, заляпанной красным, отвестись в сторону, ругань эта обрела смысл.
Несколько порезов. Не глубоких, но вполне четких, искромсавших рубаху, совсем не заметных на фоне плотного плаща, кажется, как раз и спасшего от порезов поглубже, украшали торс мужчины, и без того изувеченного ожогами. Последние заполняли большую часть тела, от рта к шее, затем ниже, покрывая ключицы, доходя до брюшины. Три линии же, одна из которых уходила к плечу, вторая на левом боку, а третья горизонтально на груди, с момента своего появления покрылись алым цветом, и на краях их начали проступать еле заметные темно-синие прожилки. Будто что-то, что попало в кровь вместе с лезвием, нанесшим раны, теперь расползалось, хоть и не слишком эффективно.
И эта мысль заставила Генриха застыть. Прежде чем восстановить свою деятельность, подняться с колен, он выругался. Выпрямившись же, добавил:
- И запросите противоядие у господина Гетца. - бросает последний комментарий дворецкий, снова возвращаясь взглядом к лежащему Руперту - Если Эстер получила такие же раны, уверен, он уже нашел способ их обрабатывать. -
Кажется, Гетцом был тот самый аптекарь, к которому прямо сейчас, начиная свой путь от особняка, бежала девица. В длинной черном наряде с белым передником, приподнятой обеими руками, на которой оставались следы пыли, поднимающейся с тропы с каждым ее шагом. В белых перчатках. И белым же чепчиком. С деталями, явно говорившими о том, что ей не стоит выходить за пределы этого самого дома, но вот она, бежит сквозь Тромвин, хотя в таком виде к стилю больше подходил размеренный шаг. Ситуация, правда, требовало именно бега. И именно по этой причине Хевина торопилась.
Все для того, чтобы добраться как можно быстрее до двухэтажного дома на севере Тромвина, окруженного небольшой оградой из железа, и садом, чьи цветы и растения отличались от того, что можно было найти в поместье Виго. В отличии от красоты, здесь правил порядок, и каждая клумба, заботливо поставленная, огороженная, имела номер, указанный на крохотной табличке. Без единого лишнего элемента, без единого сорняка. С заботливой фигурой молодого человека, держащего лейку, поливающего одну из клумб, заметную издалека даже сквозь прутья ограды.

Тромвин в целом, а дом местного врачевателя в частности, пребывал в преспокойнейшем состоянии. Единственный элемент, выделяющийся из общей картины, обладающий синим цветом волос, не мог все же взбудоражить деревеньку в достаточной мере, чтобы та оживилась. Что было логично, ведь половина дня практически прошла. Те, кто утром вставал и шел на работу, в поля или по своим делам, уже давно этими делами занимались. Оставшиеся же в домах вряд ли бы хотели выйти на улицу только для того, чтобы взглянуть на убегающую девицу. Казалось, будто за пределами поместья никто даже не беспокоился о жизни местных властей, а история о готовящимся покушении и вовсе пролетела мимо местных жителей, одним из которых и был человек, стоящий у клумбы.
[float=left][/float]Его взгляд, расслабленный, с еле заметной улыбкой, был сосредоточен не на больших картинах мироздания. Он следил только за тем, как капли воды попадают на зеленые листья. Как распадаются на множество капелек поменьше, пока струйки, льющиеся из лейки, не двигались вместе с десницей в сторону, орошая то одно растение, то другое. Ему не нужно было думать. Он уже так много раз занимался подобным, что прямо  сейчас мог переключиться на свои размышления, не заботясь о том, что происходит вокруг. Все самое сложное, самое требовательное, уже было. Утром он уже потратил свое время на приготовление зелий. На то, чтобы подготовиться к вечеру. Сейчас - время отдыха. Время расслабленного времяпрепровождения, когда взгляду сапфировых глаз не нужно было становиться жестким и сосредоточенным. Когда он мог, не заботясь ни о чем, просто поливать цветы, и с улыбкой думать о том, что все еще не так плохо. И эта безмятежность отражалась и на лице юноши, часть которого скрывалась за длинными прядями седых волос, контрастирующих с чуть темноватой кожей.
И вся эта безмятежность пошла коту под хвост. Как и расслабленность.
Стоило Юноне телепортироваться, молодой человек подпрыгнул, вскинув руки и, резко дернув лейку, разбрызгал часть воды из нее на землю, воззрившись на воровку так, как стоит смотреть на внезапных, возникающих из ниоткуда людей. Он был напуган. И постепенно испуг отступал, заставляя положить ладонь на грудь, выдохнуть и взглянуть на Ковач так, как смотрят на неудачных шутников. Но, по крайней мере злобы во взгляде не было.
- Боги, как вы... - начал было молодой человек, оборачиваясь и уже собираясь спросить, как гостья открыла калитку, но замок на той висел уж слишком крепко, а задать этот самый вопрос так и не удалось. Потому как в следующую же секунду незнакомка выпалила сразу на-гора фактов, заставляя садовода вернуться к ней взглядом и, приоткрыв рот, безмолвно уставиться.
Он понимал о чем она, просто... Просто все было слишком внезапно.
- А, вы про пациентку господина Гетца. - наконец-то, спустя небольшую паузу, произнес юноша, опустив руку и заметно поуспокоившись. Образ испуганного юнца постепенно начал таять, возвращая пока безымянному садоводу обратно его сдержанность, вежливость и последовательность, и с этого момента образ этот начал постепенно меняться. Возможно, дело было в голосе. Возможно, в том, что стоявший перед Ковач молодой человек был, на вид, чуть старше ее, опрятен и не вызывал ощущения, будто разговаривает он как деревенский дурачок.
Что уже было плюсом.
Но первое впечатление заходило чуть дальше, учитывая, что, когда человек с лейкой чуть опустил плечи, и, казалось, успокоился окончательно, на лице его появилась все та же легкая улыбка, что была во время полива цветов. Но теперь она излучала симпатию. Не в сильной мере. Но достаточно, чтобы не чувствовалось ни толики недоверия. Будто внезапно появившаяся синевласка для этого человека - одна из тех, кому стоит доверять, кого можно позвать на чай в ленивый полдень, или с кем вполне можно переброситься парой словечек по дороге домой, а после поделиться каким-нибудь красивым цветком.
- Она стабильна, насколько я знаю. - бросает снова молодой человек, чуть отвлекаясь на двухэтажный дом, что стоял поодаль, тут же выдавая своим взором, что находится эльфийка, похоже, на втором этаже - именно там и были комнаты для пациентов - Господин сейчас не дома, но я вполне могу вас проводить к ней. -
Выдав последнюю фразу, он снова взглянул на Юнону и, поправив левой рукой прядь волос, что чуть прикрыла левый глаз, моргнул и добавил.
- Если, конечно, вы не собираетесь тормошить ее или пытаться выбить с нее карточные долги. - и чуть шире улыбнулся, перехватывая лейку в другую руку, подавая правую и, кажется, предлагая рукопожатие во все той же расслабленной манере, в которой проводилась вся беседа до этого момента - Я Брюнт. Подмастерье. Не думаю, что мы с вами знакомы. -
По крайней мере, знакомы они не были ранее. По крайней мере, даже сейчас, в голову этому ученику лекаря не приходило никаких упоминаний Юноны. Нет, они не встречались. Да и не могли, учитывая, что пришли в Тромвин из абсолютно противоположных направлений,но понять это по рукопожатию было невозможно. Да и некогда. Потому как, сразу после этой сцены раздался лязг железа. Такой, который бывает, когда железная ограда сотрясается вместе с калиткой, стоило в нее врезаться и схватиться, дабы не упасть. Тут же заставляя обернуть голову ко входу во дворик перед домом и обращая внимание на стоящую у той самой калитки девушку.
Девушка была запыхавшаяся. Она явно бежала. Она бежала как можно скорее, но все равно медленнее, чем мгновенная телепортация. И это было видно по тому, как поднималась и опускалась грудь, по раскрасневшимся щекам. По чуть растрепанным хвостикам. И, главное, по взгляду. Взгляду, в котором читалось "Опоздала!", пока ручки сжимали прутья калитки.
- О, Хевина, день добрый! - начал было ученик аптекаря, но тут же замолк, застыв с открытым ртом, стоило служанке прикусить губу и убежать в сторону, мгновенно скрываясь за другой оградой, будто теперь для нее оставался только один путь. Отсутступление.
Для Брюнта же это не был единственный вариант. И, повернув голову обратно к Ковач, попутно бросив "Это было странно.", он снова обратился к героине.
- Пойдемте, за противоядием все равно придется отправляться внутрь. - и, жестом приглашая ее за собой, сделал несколько шагов к дому, попутно оставляя лейку на земле возле клумбы. Ведя Ковач через дверной проем, в довольно обширный коридор, разделенный на проходы к другим комнатам, где явно была гостинная, кухня и еще какие-то помещения. Но вот дела вели этих двоих на лестницу, что уводила ко второму этажу. И к комнате, где, под одеялом, лежала бледная эльфийка с парой повязок на теле, скрывающих раны, что были и на теле Руперта.

Двери отворились. Все, что предшествовало им, и дорожка, ведущая через холм, облюбованный белоснежными цветами, и лестница, и само поместье, чем ближе к которому подходил Серрано, тем внушительнее выглядящее, подразумевало, что сейчас в проходе будет стоять крайне серьезный мужчина. Высокий. Строгий. Одним своим видом напоминающий колонну, а не человека, и выдресированный настолько в деле дворецких, что к нему нельзя будет подкопаться ни с одной стороны.
[float=right][/float] Однако, стоило одной из двух дверей чуть отодвинуться, первыми показались волосы. Пышный хвостик, подразумевающий такой же на другой стороне головы, и принадлежащий кому-то с пышной каштановой шевелюрой. Кому-то, кто выглянул из-за двери, придерживая ее руками и воззрился на Серрано, будто ожидал от него удар топора по двери или еще чего такого. Лишь мгновением позже особа со стороны поместья толкнула дверь сильнее, распахивая ее и, сглотнув, сложив руки на длинном белом переднике, чуть поклонилась. При этом не сводя с врачевателя взгляда.
- Д-день добрый. - чуть заикаясь, произносит служанка. А в том, что это служанка, не было сомнений. Белый передник, головной убор, длинное черное платье, достаточно длинное, чтобы скрывать все, что должно быть скрыто, но при этом достаточно короткое, чтобы позволять свободно двигаться. Миловидное девичье личико выдавало в ней кого-то, кто только недавно прошла этап, когда сердце трепещет, а любая проблема кажется колоссальной и невероятно важной.
И эта барышня явно была не на своем месте.
- А, эм. - начала она было, бегая глазами то по груди Теофилуса, то по рукам, то по его поклаже, пытаясь понять, где же это самое противоядие.  Вытаскивая сам вопрос о нем из каких-то невероятных недр.
- А, вы только доставить его, или..? -
О том, что девушка и сама нервничает, можно было догадаться, если приложить самым минимум эмпатии. Фактически, сейчас на пороге поместья стояли два нервничающих человека, оба из которых были не на тех местах, где они должны были быть, но если в одном случае то была не необходимость, а желание хоть как-то заполнить свое время полезными делами, то вот в случае служанки, ей было явно комфортнее не принимать гостей. И начавшие мять передник пальцы выдавали ее с потрохами.
И все бы ничего. Все бы ничего, диалог можно было бы продолжить, что-то объяснить, что-то сказать. Но в какой-то момент глаза девушки раскрылись пошире. Поясница резко накренилась в сторону, позволяя заглянуть за спину лекаря. А губы расступились, чтобы выпустить тихое "О божечки". После этого хребет снова выпрямился. И что-то поменялось.
Улыбка. Натянутая, приподнятые брови. Резкая смена настроения, стоило вниманию Хевины зацепиться за что-то, что было далеко за спиной Серрано. И этим чем-то был всадник, показавшийся на горизонте. Бредущий к воротам, что отделяли часть холма, очерчивая ее как территорию поместья. Его появление заставило служанку резко сменить пластинку, тут же сделав шаг назад, пропуская Серрано вперед и, стоило тому зайти, чуть ли не запихивать его в глубины поместья.
- П-пожалуйста, проходите, ему уже давно нездоровиться, и только вы можете помочь.
Кажется, то была тихая паническая атака. Кажется, Серрано пытались провести сначала по залу, что открылся сразу после того, как лекарь вошел внутрь. А затем по коридору первого этажа, минуя лестницы ,ведущие на второй, и в левую часть. Туда, где коридор был испещрен картинами, дверями и редкими постаментами для ваз. Вполне обычное убранство для богатеев. По крайней мере, таковым оно казалось, пока двое не дошли до одной из дверей и, резко распахнув ее, служанка тут же залетела внутрь, будто это могло спасти ее от надвигающейся встречи с идущим с улицы воином.
То же, что было в комнате, меняло ощущение богатства на что-то скупое и подходящее скорее для хижины какого-то охотника. Мало мебели. Много стоек под различный инвентарь, от ловушек и капканов до оружия. Человек, что жил здесь, явно был больше занят делом, чем мыслями о своем положении, однако, когда это положение заставило его лечь в кровать и остаться в ней, иного выбора у человека просто не оставалось. Так, тот самый Гэллоуэй, встретил Серрано, лежа в кровати. С нижней частью лица все еще закрытой маской из темной ткани, пока из под одеяла выглядывала часть оголенного торса, заметно перевязанного, и отмеченного ожогами и шрамами, а левая рука покоилась на животе спящего.
И просыпаться, похоже, даже ради приветствия, он не собирался.

Происходящее в комнате слуги вряд ли было слышно или заметно со стороны входа в поместье. Все же, и служанка, и лекарь, да и бессознательный пациент, были достаточно глубоко в недрах обители семьи Виго, и любые стуки, любые звуки со стороны главного входа, если только они не относились к взрывам, были не особо-то заметны. Однако, это не мешало служанке слегка подрагивать, нервничать и тяжело концентрироваться на окружающих событиях. Даже на вопрос Серрано та ответила не сразу, сначала переведя на него испуганный взгляд, затем на Гэллоуэя, а потом опять на врача. И только тогда ответила:
- А, н-нет, я тут уже... Давно. - судя по внешнему виду, ей хотелось сжаться. А когда та поняла, что слышит стук в дверь слухом натренированным, способным распознать голос хозяина на другом конце поместья, та действительно сжалась. Опуская голову, втягивая ее в плечи, чуть сощюривая глаза и смотря перед собой.Отвлекаясь только в те моменты, когда Тео задавал новые вопросы, и отвечая на них теперь быстрее.
- Н-не то чтобы я знала, но господин Гэллоуэй вернулся только сегодня утром в таком виде. - она поджала губы - Я удивлена, что он вовсе сумел дойти с такими ранами, но мы постарались перевязать его. -
Теперь стало ясно, почему работа с бинтами была сделана не на слишком удачном уровне. И девица не затыкалась, отведя взгляд, стараясь не замечать стука в дверь, но с каждым стуком слегка дергаясь.
- И он п-попросил еще свое зелье, когда был в сознании. А потом мы положили его сюда.
Она продолжала рассказывать. Например, о том, что в сознании он держался недолго и, дойдя до кровати, отрубился. Постанывал. Рассказывала о том, что с ним еще должна была пойти женщина, но та и вовсе исчезла. И звучали ее слова не так, будто она беспокоится за ушедшую. А будто беспокоится за себя. И будто происходящее действует на нервы в мере достаточной, чтобы от еще одного неслышимого стука Хевина зажмурилась.

Стук же был слышен отчетливо на втором этаже. На том самом, что безмолвно наблюдал за пришедшими гостями, которым никто не открывал. И когда гостей стало двое ,а стук закончился, наверху случилось что-то. Падение чего-то хрупкого, стеклянного, будто разбивающегося о стену. А спустя полминуты - шаги.
Шаги были четкими, чеканящими. Громкими. Заметными. Каблуки, не высокие, но жесткие, отбивали по полу походку, становясь все отчетливее. Пока, наконец, не оказались рядом. Близко. Достаточно близко, чтобы звук походки сменился щелчком замка. И одна из дверей отворилась, приоткрываясь достаточно, чтобы оба пришедших могли увидеть фигуру, стоящую уже в пределах поместья.
Это был мужчина. Старик. Седые волосы были первой вещью, что была заметна. Притом, седой была не только шевелюра. Усы - длинные, закрывающие верхнюю губу, плавно перетекающие к нижней челюсти, раздваивались, освобождая подбородок, и спускались до уровня ключиц. И выглядели они невероятно ухоженно. Как и все, что касалось образа дворецкого - а в том, что это был именно дворецкий, сомнений не было. Костюм, выправка, морщинистое лицо и взгляд пронзительный настолько, хоть и чуть скрытый за моноклем, но ощутимый, словно арбалетный болт в плече, говорили о том, что этот человек здесь не хозяин. Но именно в его руках была большая часть дел, связанных с поместьем.
Позади него, за порогом, было его поле боя. Его крепость. И как только короткая пауза прошла, а внимательный взгляд оценил обоих пришедших, один из которых был больше похож на ученика, а второй на наставника-воина, раздался голос:
- День добрый, господа. Чем я могу вам помочь? - вежливость.
Вежливость и неторопливость.

Тело содрогнулось. Напряглось. Но быстро расслабилось. Человек, лежащий на кровати, стоило содержимому иглы добраться до вены, пройтись по ней, играючи, словно гуляющий по набережной турист, не пришел в сознание. Однако, легкий спазм, державшийся все это время, будто начал сходить на нет. И, похоже, что если раньше препараты только купировали симптомы, противоядие начало снимать и боль, и иные недуги.
Глазные яблоки под веками задрожали. Недолго, прежде чем успокоиться. А над плечом Серрано вскоре раздался все еще дрожащий, но чуть более храбрый голос служанки:
- Ему... Лучше? - кажется, та была не уверена, стоя теперь ближе к лекарю, но прикрывая рот обеими руками. Жест, выдающий страх.

Вся сцена не длилась больше нескольких секунд. Всего лишь пара гостей и один дворецкий, тщательно осматривающий обоих с высоты своего роста. Со стороны ничего особенного, но чем дольше приключенцы находились под взглядом этого седого старика, тем сильнее время для них растягивалось. Словно шелк, натянутый над пропастью, аки подвесной мост, оно готово было порваться в любой момент, и напряженное молчание продержалось куда дольше, чем следовало. В конце концов, прерваться ему все же пришлось.
- Что ж. - проговорил седовласый, переведя взгляд с молчащего паренька - назвать его мужчиной крайне трудно поворачивался язык - на человека в броне, и будто бы подрасслабился. Плечи опустились на миллиметр ниже. Взгляд стал менее пронзающим. Призрачная рука перестала стягивать горло, стоило дворецкому начать говорить и одновременно сделать шаг назад, приоткрывая дверь пошире.
- Действительно, оно еще в силе, вопреки стараниям ваших коллег. - эти слова он произносит, терпеливо ожидая, пока гости войдут и, стоило им это сделать, то оказались они в небольшом зале, что позволял перейти и на второй этаж, используя две лестницы с правой и левой стороны, и остаться на первом, судя по многочисленным дверям. При  этом, на том же уровне, где сейчас находились приключенцы, больше всего выделялся двустворчатый проход прямо напротив. Кажется, там было еще какой-то зал, однако, стоило дворецкому закрыть дверь, повел гостей он к правой лестнице, жестом и голосом указывая следовать за ним.
- Но по этому вопросу вам стоит поговорить с бароном. Следуйте за мной, я провожу. - а эти слова произносились уже без взгляда на пришедших, пока старик поднимался наверх, ни разу не сгорбившись за все это время и выдерживая безупречную осанку весь подъем на второй этаж, - Имейте ввиду, господин Виго уже нанял двоих героев. Однако, я не могу сказать, что их старания были успешны на данный момент. Пожалуйста, если они встретятся вам, попытайтесь оказать им посильную помощь. -
Фразы, произнесенные будто на автомате, так и звучали, словно бронзовые шестерни. Без единого изьяна. Без искры. Но с выученной эффективностью, лишь с одним моментом, когда была сделана пауза - на последней ступеньке - заставив на какое-то мгновение старца остановиться и тут же поправить себя:
- Точнее, если она встретится вам. Насколько мне известно, в Тромвине сейчас работает лишь одна героиня. - бросает последние слова дворецкий, прежде чем увести процессию в правый коридор. Прежде чем мимо них начали проплывать картины - пейзажи, портреты, натюрморты. Все имевшие один и тот же стиль, но разнящиеся по наполнению и деталям стиля. Словно рисовавший их пробовал себя в разных направлениях и искал, где его таланты будут наиболее ярко выражены.
Так было, по крайней мере, пока троица не остановилась возле двери, стоя напротив которой старикан приподнял руку и, постучав костяшками пальцев, дождался какого-то неслышного сигнала. И лишь после этого приоткрыл дверь.
- Господин. Прибыло еще двое героев. Изволите принять?
Ответом снова была тишина. Ничего такого, что можно было бы услышать из коридора, но седовласый, не кивая, сделал шаг назад. Все еще держа руку на ручке, приоткрывая дверь сильнее и жестом приглашая их внутрь.

Его вопрос застал ее врасплох. Взгляд начал бегать. То на лежащего, то на убранство, то к лекарю, то куда-то в сторону. Руки чуть дрогнули, плечи опустились. Губы же, еле-еле выпустили слова, прежде чем кисть правой руки схватилась за локоть, будто служанка пыталась саму себя схватить, сжать и обнять. Успокоить. И, в каком-то смысле, это сработало. По крайней мере, она подала голос.
- Я? Я не дрожу. Нет. - взгляд ушел в сторону и вниз. Ложь. Она все еще дрожала. Точнее, не дрожала как факт, но ощущения, вызывавшие дрожь, чувства, никуда не ушли. Они все так же оставались на месте, и даже когда Серрано пообещал что с ним можно поговорить, та лишь сильнее сжала губы, отказываясь.
Что бы ни происходило сейчас в этом поместье, оно явно имело эффект на прислугу, все еще пытающуюся тщательно скрывать факт своего волнения, хоть и бездарно. Старания не покрывали и доли того стресса, что сейчас испытывала девица. Правда, ей немного помог переход на какие-то факты, что произносил лекарь, ибо в какой-то момент ее взгляд перешел уже непосредственно на Тео, и та чуть задумчиво, будто не будучи до конца уверенной, добавляет:
- Спирт? Я, эм, могу найти немного, если это требуется. - и тут же добавляет. наклонив голову чуть набок - Есть ключи от кладовой  с запасами, а господин обычно пьет крепкие вещи. Не думаю, что он будет против, для господина Гэллоуэя... -
И снова пауза. Сглотнула. Лицо чуть изменилось, выражение стало напоминать то, которое бывает у людей, заранее знающих, что в будущем будет хуже, когда служанка проследила за движениями рук. И маской, что приоткрыла опаленную нижнюю часть лица.
Ожоги на ней уже зажили. Но еще присутствовали. Оплавленная кожа застыла ниже носа жутуковатыми рубцами. Губы, чудом уцелевшие, напоминали скорее резаную рану, чем обычные для людей розовые припухлости. От губ тут вообще мало что осталось, однако, даже такого вида не хватило, чтобы Хевина взвизгнула или закричала. Нет, судя по ее реакции, она была в курсе. И в курсе, какую реакцию ждать от лежащего на кровати, если ему станет легче.
Тем не менее, именно эта картина заставила девушку опустить взгляд. Отпустить локоть. Сложить обе руки на подоле и чуть сжать его.
- Здесь... Становится опаснее. В поместье. - она говорила тихо. Смотря в пол. Не на Серрано. Говоря так, будто не ожидала от него ответа. Будто не хотела от него ответа. А избавлялась от чего-то, что было внутри, медленно выдавливая, а затем вытягивая, словно крюком. Церемонясь все меньше.
- Руперт казался таким сильным. А сейчас.. Вот. - сглотнула еще раз, чтобы отправить часть чувств обратно, внутрь, но те вырывались и требовали внимания - Я дрожу потому, что боюсь. Уже не только за господина, но и за себя. И за госпожу тоже. Мне кажется, это нормально.
Дрожать. -
Похоже, она говорила не с Теофилусом. Не с ним, как с собеседником. А с кем-то другим. Но прямо сейчас из людей здесь был только он и Гэллоуэй. И последний вряд ли был готов ответить.

Приоткрывшаяся дверь впускала в кабинет. Эту комнату нельзя было ни с чем спутать - это был именно кабинет. Высокие окна, выходившие на главный вход поместья, с которых открывался вид на Тромвин. Огромное количество шкафов с не менее огромным количеством книг, заполняющих собой каждую полку, вплоть до высокого потолка. Редкие столики - парочка по углам, крохотных, на которых стояли вазы и статуэтки. Два дивана и кресло, что делили напополам это место, приглашая сесть и пообщаться. И ближе к окнам, как можно дальше от входа - стол.
Огромный, явно сделанный из дуба, покрытый лаком, резной рабочий стол. За которым восседал не менее огромный мужчина.
Он выглядел так, как выглядят разбогатевшие относительно недавно аристократы. На заплывшем лице еще читались черты сытости и достатка, хоть и поубавленные. Плечи и живот же угадывались даже у входа - барон явно относился к людям с грузным и тяжелым телосложением, не подразумевающим дуэли и пробежки по утрам, но намекающим на жизнь спокойную, размеренную и обремененную только такими важными вопросами, как "что подать к сегодняшнему ужину". По крайней мере, так казалось до того момента, как герои не вошли внутрь, и тогда деталей стало больше.
Стол был завален бумагами. Письмами. Он был в работе. Ближе к краю стояла открытая бутылка с янтарной жидкостью, еще игравшей бликами на солнце и, судя по тому, что рядом был стакан, в котором на дне этот самый янтарь еще оставался, барон был не просто в работе, а в работе тяжелой. И с каждым шагом образ человека с достатком начинал медленно плавиться. Так, убранство становилось более хаотичным. Так сам барон начал обрастать деталями, раскрывающими упадок - обвисшая кожа, некогда растянутая, теперь лежала на шее как толстая тряпка. Сам взор его был жирнющим намеком на то, что все обстоит далеко не так хорошо, как казалось на первый взгляд, потому как под впавшими очами находились довольно заметные мешки. Он уже давно не спал. Не спал нормально, по крайней мере. И бледный оттенок кожи, без единого волоска на голове, кроме бровей, разве что, теряющихся на общем фоне, только добавлял этому замечанию уверенности.
И то, с каким видом барон откинулся на спинку, чуть прищурившись, рассматривая и юнца, и ветерана, но не бросая и взгляда на дворецкого, что остался в коридоре, только доказывало, что он находится в крайне отвратном положении. Медленно, с силой, словно сдерживаясь. И смыкая в замок пальцы на руках, чьи локти опустились на подлокотники кресла.
- Господа. - произносит барон, делая паузу перед тем, как дверь за их спинами захлопывается - голос барона сочился усталостью, словно ствол клена соком - Я рад видеть... Пополнение в ваших рядах. Ваши... Соратники уже ввели вас в курс дела, или же вы хотели бы задать мне какие либо вопросы, прежде чем.... Начать. -
И так же, как и сок, его слова текли медленно. Вязко. Через силу. Словно он прикладывал огромные усилия, чтобы бороться и с усталостью, и с выпитым алкоголем.