Недаром поговаривают: «лучше средство от стыда — это похвала»... Или так не говорят? Так или иначе, слова девушки о еде помогли быстро отойти журавлиному от неуютного ощущения, которое в него вселил в него взгляд его компаньона. Ну да, позаботился он о девушке, и что в этом такого? В конце концов, они же здесь с миссией доброй воли в том числе! Уже ль нельзя сделать что-то хорошее? Можно было бы отметить это и иначе... Ведь ничего нет этакого в том, чтобы накинуть на мерзнущую девушку плед, так ведь...?
- Ну... как Вам сказать, Кейт, дело в том, что..., - Киет начал было отвечать на вопрос девушки о том, откуда у него такие умения в готовке, однако совиный, уже по эмоциям уловивший, что ученик собирается отвечать чем-то опасно близким к правде, поспешил встрять в его ответ, попутно указывая еле заметным жестом наставнику, что ему надо помолчать, - да, Вы все верно, очень верно подметили! Дело в том, что у нас, птицелюдов, большое внимание уделяют готовке, и поручают её исключительно мужчинам, однако фантазия даже целого народа может быть ограничена как собственными предрассудками, так и банальным набором ингредиентов, а потому одна из наших миссий тут — это сбор различных рецептов, не правда ли, товарищ Кашрит? - журавлиный хоть и был благодарен своему спутнику за его опеку даже в таких незначительных деталях, его гиперзабота начинала разжигать эмоции сродни бунтующего подростка, нежелающего слушать своих родителей и мыслящего о побеге из дома. Все, что ему хотелось сделать в ответ Кецифу — это пшикнуть и, скрестив лапы, сидеть да пинать вывалившиеся из костра угольки когтем, однако ситуация требовала сдержанности, а потому все «бунтарство» ограничилось лишь слегка закатившимися глазами.
- Именно, товарищ Ракиф, - слегка передразнивая, проговорил птиц, вставая с места и принимая кичливую позу, - мой проводник забыл упомянуть, что я — не просто повар, но один из лучших в своем деле, а потому только меня и могли послать за столь ответственным и важным делом, как расширение кулинарной книги нашего народа. Кто, как не я, смогу распознать, какое мясо сможет сочетаться с нашей кухней, какие новые коренья можно приготовить согласно наших традиций, какие новые травы мы можем взять с собой дабы приправлять ими свои яства, - кинув мимолетный взгляд меж самонадуманных бравад, Киет увидел как раз то, что стремился различить — легкое раздражение на морде совиного. Это была маленькая победа на минуту ставшего подростком журавлиного: словно кинувший в собственного родителя колкость юноша во время большого семейного обеда, он читал во взгляде своего проводника «да ты не журавль — ты целый павлин, да еще пара перьев петуха впридачу», и его не могло это не радовать сейчас. И шараду хотелось продолжать.
- Собственно, говоря о травах — вот эти, например, - коготь птица поднялся в сторону папоротников, распустивших тяжелые от осевшей туманной влаги лапы поодаль от лагеря, на краю защитной сферы, и указал на растущую под ним странную траву, - пока я топтался, то заметил, что она испускает интересный аромат, и заинтересовался — а может ли она быть использована в каких-либо кулинарных изысках? Её запах сильно напоминает мне нашу национальную приправу, только с более... свежими оттенками, - если про запах, который витал у того места, Киет не наврал, то с родной приправой он нес чистый фарс, и ничего более. Кециф всем своим видом показал, что не собирается быть увлеченным кичившимся птицем, и решил больше внимания уделить все еще вызывавшей у него подозрения девушке.
- Что же до инструмента — странно, мне казалось, что подобные вещи есть и во внешнем мире... Что же, это обычная лютня. Насколько я знаю, такие есть как минимум у эльфов. Только вот чего у них нет — так это наших прекрасных деревьев, из-за которых наши инструменты издают настолько шикарные и ровные, но при этом глубокие и чувственные звуки. Все дело в резонансе, -.
Кециф хотел было отмахнуться от того, что птица на изображении, дико похожая на Киета и, по факту, им и являющаяся, на самом деле — подарок от высших правящих сил и на самом деле просто большой знак уважения крутейшему повару, если бы не один фактор. Очень значимый, ощутимо выделяющийся на фоне ноги Киета фактор — копье, со свистом пронесшееся сквозь созданный лишь для защиты от тумана барьер и погрузившееся в икру птица.
Журавлиному, покоившемуся после выступления на бревне подле костра, понадобилось пару секунд, чтобы осознать внезапно обрушившийся на него груз ситуации. Однако, буквально на мгновение, осознание было опережено прознающей сознание болью. Сотни игл, прошедших сквозь естество, задевших и отключивших каждый датчик мировосприятия, переводя все нутро в один единственный режим — исступление. Как может нежный птиц, выросший в теплице религии и учености, даже примерно обуять отчаянное жжение разорванной, прошитое насквозь каменным острием плоти? Каждое перо, каждая прожилка, пока еще неповрежденная неизвестной опасностью, устремилась к единственному порыву, доступному неопытному до боя сознанию. Крик, подобный подбитому лебедю, смешанный с истошным криком совы, разнесся по прилеску, отпугивая всех невинных ночных посетителей, оставляя только тех, кто ждали подобного вопля как сигнала.
- Кашрит, мать твою! - Кециф в ту же секунду, обронив все и вся, подоспел к Киету и первым делом захлопнул его раскрытый в крике клюв. Журавлиный, выбитый из чистой агонии, был приземлен на землю лишь для того, чтобы встретиться со ждавшим его осознанием, что в его ноге, черт возьми, копье! Но, несмотря на все возмущения и шокированные жесты, из все еще насильно захлопнутого клюва раздавались не более, чем громкие погукивания и гневливые срывы голоса.
- Тихо, замолчи и слушай меня! - Кециф слегка потряс журавлиного за клюв и направил его клюв на себя, спозиционировав себя так, чтобы держать Кейт, чей кредит доверия сейчас вновь был подвешен на волоске, в поле зрения, - я знаю, тебе больно. Спокойно, ты не в смертельной опасности. Не вынимай копье, ни в коем случае, и не двигайся. Я обо всем позабочусь, но сейчас нужно разобраться с теми, кто нас поджидал в тумане. Ты меня понял? - журавлю, к которому только сейчас подкатил осознанный испуг, ничего не оставалось, кроме как кивнуть головой. Совиный отпустил его клюв, и в тот же момент из-за тумана послышались приглушенные звуки. Нечто среднее между чавканьем грязи под сапогом и жабьими перекличками — неужели так может звучать живое существо? Впрочем, путникам не пришлось долго гадать — из тумана показалась уродливая морда того, кто, скорее всего, и был виновником торжества. Свет, разгонявший дымку, показал чертания сначала головы, а затем и всего тела твари, походившей на прямоходящую жабу с глазами-блюдцами и длинными, острыми, как иглы, зубами. Издав длинным, в половины головы ртом некий плюх камня в болото, вокруг всего лагеря послышались похожие вздохи, всплески и горловые зовы.
- Что же, Кейт, как нельзя некстати подоспел шанс показать, на чьей ты стороне. Если это твоих рук дело, можешь не переживать — я не дам тебе уйти живой, - голос совиного, минуту назад располагавший к себе, снова стал холодным и мертвецки серьезным. В мгновение в лапе снова оказалась рапира, и её конец уже был направлен в мерзкий влажный глаз существа, - если же ты с нами, то у нас есть шанс выбраться всем живыми и... относительно невредимыми, -.