В те редкие моменты, когда глаза у Ральвины переставали всем вокруг по-заговорщически хитро улыбаться, зрачок, темный, с вишневым отливом, озарялся янтарным всполохом. Что тот же карамельный эль, плескавшийся под пеной в кружке, умещающейся между грудью Элены и вздрагивающей от напряжения рукой.
- Ну и чего ты так испугалась?
- Не знаю. Ничего, - Элена нахмурила тонкие брови и нос воротила, - Странный какой-то. Не нравится.
А нос у нее, надо сказать, был что надо. Не идеальный. Вытянутый чуть больше нужного, с горбинкой, в переносице толстоват. Как и у самой Ральви. Такой, который и нужен лицу человека с характером, если человек этот желает своему характеру незамедлительного признания и внимания.
- Ну, коль тебе не мил, хватает, да еще и монет подсовывает, то тут точно дело нечисто!
Ральвина подтрунивала.
- Зовет тебя.
А привычная к ее шуткам Элена почти никак на "уколы" не реагировала. Только нос морщила и глядела так укоризненно, с высоты своего впечатляющего роста, и пыхтела, силясь над дежурной улыбкой и борясь со вздорной злобой - своим главным, самым пышным и впечатляющим нарядом.
- Ну, пойдешь? Или...
- К ищейке-то?
- Сталь быть.
Ральвине весьма по-матерински не нравилось, когда лицо у Элены приобретало чересчур заумный вид. Как у старика какого-нибудь, чахнущего над книгой в высокой башне. Не то что бы старики или книги чем-то не угодили. Даже напротив. Но здесь не кумпол башенный. За окнами не облака, вкруг камина не книжные полки. Надо б выглядеть чуть приземленней. Клиенты-то смотрят.
- Нос не крючь.
- Да ну все уж.
Не за нос, впрочем, Элена получала свои деньги. В образе ее было еще немало деталей, способных обеспечить внимание если не к характеру, то к источающей его натуре. Черные волосы с необычайной рыжиной на особенно разгульно-длинной челке вились так бойко, что, казалось, вот-вот сами в косы сплетутся. Фривольность им позволялась лишь отчасти - девушка убирала черный шелк в пучок на затылке, оставляя мягкие лозы покачиваться вдоль левого плеча. Губы ее, тонкие, подобно бровям, не смотрелись слишком злобно на правильном овале лица. Сдержанная улыбка отличалась от улыбкой Ральви. У Элены свое амплуа. Ее улыбка подчеркивает острый, интеллигентный взгляд девушки.
Она довольно крупная, высокая сама по себе. Оттого миниатюрные ушки Элены казались Ральвине ее самой милой чертой. В стремлении подчеркнуть эту симпатию, продемонстрировать особенную красоту менее внимательным, хозяйка подарила девке сережку. Украшение изображало черную бабочку с большими узорчатыми крыльями, что при ношении как бы сидела на длинной шее.
Прежде, чем ответить, и пойти-таки, старшая еще раз мельком взглянула на черную бабочку.
- Ну, соглядай пока.
- Наказ снесу да встану. Надолго. Если что...
- Да, окликну.
Элена восприняла подарок как обязательный элемент наряда. Может, потому ее всегда носила. По ней не скажешь, но "черная бабочка" за многое в жизни благодарна и многое принимает к сердцу, привыкла жить значением, даже выдуманным, нежели лирикой без содержания, пышной, но скупой пасторалью. Или случай с сережкой был особый? В чем же объяснение - загадка. И не все загадки Ральвина любила раскрывать. Некоторым из них следовало оставаться тайнами. Секретами, крохотными и очаровательными, как ушки Элены.
Не будь Ральвина "Привратнице" хозяйкой, гномский рост был бы помехой. Пробраться через шумную круговерть развеселых рук и ног, всюду раскинутых и воздетых, под смех и гомон разговоров - дело непростое и для громадин вроде Элены. Однако в сам зал хозяйка выходила не так часто, как остальные работающие в заведении девушки, и была, конечно, не единственным во всем Ларне, но все-таки гномом при делах. А таких дел, как у нее, по пальцам пересчитать можно. Вот так и получалось, что кто-нибудь всегда приглядывался к Ральвине, когда та двигалась между стульями и столами, да окликал соседей. Те, зная, что хозяйка-то с характером, приветствовали появление Ральвины повышенным внимание и любопытными взглядами. В ответ на них гномка отмахивалась, простыми жестами и доброй улыбкой с хитринкой как бы прося людей продолжать веселье.
Когда-то все было не так. Когда-то она боялась этого большого зала, боялась этих глаз и пристального внимания, даже не важно, мужчин или женщин. Даже с детьми в "Привратнице" все казалось иначе, чем за ее пределами. Волшебное место. Поглощает, заполняет собою, меняет. Сейчас уже почти не важно, что имеют ввиду эти глаза своим вниманием, каких материй касаются мысли, за ними плывущие. Ральвина всего-лишь простая женщина, которая делает свою работу. Появляется перед столом, к которому ее просили, поправляет волосы, подпирает пухлые бока, приведенные в форму нарядом, крепкими руками в голубых кольцах.
- Пожаловать добро!
Ральвина смотрит на гостя с теплотой, но пристальной. Не отводит взгляд даже на свою драгоценную черную бабочку, когда та появляется у стола с напитком и едой - гостю полагается добротная кружка вина и широкая, продолговатая тарелка с запеченной в травах красной рыбой, разумеется, как следует почищенной от всего лишнего. Руки у кухарки здешней умелые и ароматные.
Элена удаляется.
- Ну как? Нравится у нас тут все? Все выкладывай, не обидишь!
Человек сразу кажется Ральвине странным. Каким-то... скрытным, что ли. Но женщина никак не демонстрирует противоречивости своего первого впечатления. Она демонстрирует себя, подаваясь вперед, к столу. Была бы повыше - могла бы над ним эффектно склониться. Но Ральви здесь не для того, чтобы кого-нибудь охмурять. У нее долг. И интерес к чужаку.
Отредактировано Ральвина (2021-03-05 01:17:36)