— Плохо же у вас идут дела, если нынче вы опускаетесь до охоты на больных и немощных, — язвительно заметил Бенедикт, опираясь весом на набалдашник своей трости. Конец её утопал в тёплом пустынном песке.

   Они застали его врасплох в нескольких километрах от Гииры. Кучка оборванцев-работорговцев села ему на хвост на выходе из города, когда Бенедикт засветло отправился по пути в Тафад. Несмотря на их жалкий вид, они довольно умело скрывались посреди пустыни, теряясь из вида среди песчаных барханов, пока, наконец, не окружили свою цель. Впрочем, какого-то особо грозного или устрашающего впечатления они не производили.

— Не люблю уродовать свой товар, — недовольно буркнул один из них, сплюнув на землю, — но если ты ещё разок пасть откроешь, придётся научить тебя манерам.

   Бенедикт смерил его взглядом. По виду едва ли старше него самого, длинный, жилистый и подтянутый, возможный лидер шайки был похож на самого типичного бандита с большой дороги, какие встречаются в любом уголке Янтаря. Этот успел где-то потерять глаз, судя по неаккуратно сделанной повязке, закрывающей правую половину лица. Его рваный балахон и от пустынного ветра вряд ли мог защитить — оно и было видно по его коже, иссушенной, огрубевшей и какой-то особенно постаревшей для его возраста. Не в последнюю очередь из-за страсти к курению, наверняка. В Алваде многие прикладывались к трубке, особенно люди из маргинальных прослоек общества. Сказывалась лёгкость добычи и низкая стоимость курительной смеси.

   Лицо работорговца определённо уже где-то встречалось. На базаре в Гиире, за прилавком с орехами и сушёными фруктами, где Бенедикт оказывал помощь больной женщине. Он был там — продавал товар. Отчаянно просил позаботиться о его матушке. Бенедикт не стал брать с них денег — не счёл нужным.

— Я помог твоей семье, исцелил вашу мудрую женщину, и это твоя благодарность мне? — едкая и немного опечаленная ухмылка скривила его губы. Тень неуверенности скользнула по лицу работорговца, но руки его сжались в кулаки. Отступаться от своего решения он явно не собирался.

— За тебя дадут хорошую сумму, маг.

   Кивком он отдал команду своим напарникам, что постепенно сужали кольцо вокруг своей жертвы. С тяжёлым вздохом и не менее тяжёлым чувством на сердце, Бенедикт обнажил клинок, готовый защищаться, если потребуется. Звякнул металл — кандалы и цепи в их руках. Судя по их самоуверенности, наверняка антимагические, и это прибавляло ситуации некоторую сложность. Шансы Бенедикта стремились к нулю в близком столкновении.

   Едва заметный жест рукой, элегантный, почти приглашающий — и пламя взметнулось ввысь в утреннем пустынном воздухе, окружая Бенедикта стеной, давая ему драгоценные крупицы времени. Рука его зачерпнула горсть огня, как будто бы осязаемого, и властным пассом отправила прочь за пламенную стену. Главарь шайки не успел среагировать вовремя — его балахон занялся огнём, весёлые языки пламени заставляли отплясывать буйный танец, пока он, наконец, не упал на песок, катаясь в отчаянной попытке сбить с себя пламя. Кто-то из работорговцев неуверенно топтался на месте, обнажив клинки, мешкая, не решаясь сделать шаг. Но слух Бенедикта уловил шорох ровно за спиной. Тело повиновалось инстинктам, ноги сами переступали в сыпучем песке в попытке унести корпус от вектора нападения. Рука с клинком выбросилась вперёд, встречаясь с сильным замахом тяжёлой дубины. Со звонким лязгом клинок отлетел прочь, теряясь в песке, и Бенедикт потерял равновесие, сметённый с ног напором мощного детины, которого даже не особенно и заботило, что его одежда горит. Концентрация была потеряна, стена пламени исчезла так же быстро, как и появилась. Момент, пока Бенедикт летел оземь, растянулся на целую вечность, и в эту вечность он успел обжечь кого-то из них, прежде чем его повалили в песок, подавляя сопротивление. Всё было кончено, когда холодная сталь с противным лязгом замкнулась вокруг тонких запястий, и силы оставили его.

   Краем глаза Бенедикт заметил лезвие его собственного клинка, приставленное к его шее. Над ним возвышался изрядно подгоревший главарь шайки, прожигающий его ненавистным взглядом.

— Думаю, мне стоит выторговать за тебя надбавку за риск, отродье, — прошипел он. — В Коррахе твои навыки оценят по достоинству. Путь будет долгий, маг.

   Кривая усмешка пересекла его и без того испорченное уродливыми ожогами лицо.

Отредактировано Бенедикт Эшенроуз (2022-12-14 12:38:43)

   Переход дался ему тяжело. Ослабшее после жестокой болезни тело было в состоянии передвигаться исключительно с опорой, коей и являлась его трость. Но теперь она была в руках отъявленного бандита, и единственной поддержкой Бенедикта являлись натянутые между двумя погонщиками цепи, не дававшие окончательно свалиться в песок. Ноги его заплетались, и сандалии то и дело зарывались в песок, заставляя его спотыкаться. Оковы, сдерживающие его магическую ауру, иссушали его постоянным недомоганием. Голова кружилась — от палящего солнца ли, от побоев, или же цепи угнетали его так сильно. Он не мог предположить — мысли двигались медленно, словно застрявшие в вязком мрачном болоте. Все его чувства как будто притупились: идти приходилось практически наощупь, поскольку глаза застилала пелена, а переговоры и редкие насмешки работорговцев доносились до него как сквозь слой плотной пуховой перины. Адски хотелось пить.

   Казалось, будто они шли по бескрайней пустыне долгие годы. В воспалённом мозгу время переставало иметь какое-либо значение, превращаясь в субъективную абстракцию. Наверное, так чувствуют себя умирающие в последние моменты своей жизни, когда время смазывается в бесконечное пятно, и мозг пытается тщетно найти выход из сложившейся западни. Впрочем, ему ли не знать.

   На самом деле, Бенедикта не особенно волновало или заботило своё положение. Конечно, оно было крайне неприятным. Но он выбирался из передряг и похуже. Если у него получится стоически перенести изнуряющий переход по пустыне, то в Коррахе он сможет найти возможность выскользнуть из плена и затеряться в городе — далеко не первое его родео. Если же пустыня и антимагические оковы окончательно его добьют — что ж, так тому и быть. Не то чтобы ему было отведено много лет жизни. Со своей "краткосрочностью" он уже успел смириться — если его жизнь заберут пески, то, быть может, так даже лучше. Гораздо лучше, чем умереть в мучениях, от последствий неизлечимого проклятия.

   До цветущего оазиса они дошли примерно к полудню — солнце калило нещадно, и песок обжигал ноги. Даже небольшая передышка уже была спасительной для Бенедикта — более длительного путешествия по пустынной жаре он бы не вынес. И, быть может, этот привал мог стать его билетом к спасению. Они были не одни.

   Здоровый детина, которому поручили следить за ним, грубо оттащил его к прохладной воде, под раскидистые пальмовые ветви. Умыкаемый в тень, Бенедикт успел украдкой кинуть взгляд на путника, повстречавшегося им на дороге. Похожий на местную знать — по крайней мере, по одеждам. Явно воин — полуторный клинок рядом с ним. Что ж, вряд ли работорговцы упустили бы ещё один дорогостоящий экземпляр. В Коррахе с молотка уходили даже зачастую молодые представители знати, если оставались никем не узнанными.

   От мыслей его отвлёк погонщик, грубым жестом склонивший его к воде, едва не окуная полностью. Опустив скованные руки в холодный источник, Бенедикт медленно ополоснул лицо и жадно испил воды, облизывая пересохшие губы. Только сейчас он понял, насколько устал. Слабые мышцы ныли от перенапряжения, непривычные к такому долгому пешему путешествию без какой-либо опоры. Умываясь, краем уха он услышал чьи-то шаги позади, а затем и почувствовал насмешливый тычок собственной тростью себе в спину.

— У нас тут пополнение ассортимента, — вполголоса обратился одноглазый к детине-погонщику, покрутывая в пальцах изысканную трость. — Зови Юсуфа, пусть присмотрит за хлюпиком. А потом давай обрабатывать этого.

   Лёгкий, незаметный кивок в сторону незнакомца. В сердце Бенедикта обжигающей шпилькой провернулась необходимость к действию. Это был его шанс.

* * *

   Время ползло медленнее древесной улитки по изломанной коре мёртвого дерева. Солнце всё так же нещадно напекало, и привал начинал растягиваться. Работорговцы успели набрать воды в бурдюки и привести себя в порядок после утренней стычки с магом, а их лидер непринуждённо вёл отвлечённую беседу с незнакомцем, явно стараясь заболтать его. Юсуф, приставленный охранять пленника, отчаянно клевал носом. Жара сказывалась на его состоянии, и это играло Бенедикту на руку. Закончив укомплектовываться, остальные бандиты медленно и как бы ненавязчиво принялись обходить новую потенциальную жертву. Он не мог надеяться на помощь незнакомца, но связка ключей, болтавшаяся на поясе у Юсуфа, была отличным подспорьем для плана освобождения.

   Цепь с лёгким звоном обвилась вокруг горла молодого надсмотрщика и сильно натянулась, передавливая гортань. Слабые тонкие пальцы сжали звенья, и Бенедикт потянул на себя всем весом своего слабого тела.

— Давай договоримся, друг. Ты меня отпустишь, и мне не придётся тебя убивать. Лады? — сипло проворковал он на ухо Юсуфу.

   Времени было мало. Бенедикт встретился взглядом с одним из погонщиков, недоумение на лице которого сменилось на удивление, а затем и на гнев — всё в считанные доли секунды. Разинув пасть, он закричал, привлекая внимание остальных, и его крику аккомпанировали сиплые стоны задыхающегося Юсуфа.

   Ситуация складывалась не самым приятным образом. Бенедикт душил Юсуфа как мог — глаза его стремились закатиться глубоко в череп, а рот был раскрыт в тщетной попытке глотнуть немного живительного воздуха. Но физической силы Бенедикта, как ни крути, не хватало, чтобы придушить взрослого и крепкого воина. Тот вполне успешно сопротивлялся, оттягивая от себя цепь одной рукой.

   Кто-то вскричал — вопль боли разнёсся далеко по пустынному песку. Невозможно было сказать, кто именно кричал. Незнакомец? Работорговцы? Это было неважно: они были заняты, а значит, у Бенедикта было больше времени. И хоть он уже сильно запыхался и постепенно выбивался из сил, Юсуф тоже сопротивлялся всё более вяло и ослабленно. Звенья цепи плотно впивались в его горло.

   Бедро пронзила острая, жгучая вспышка боли, тут же разливающаяся огнём по коже. Бенедикт скосил взгляд вниз и обнаружил, как трясущаяся рука Юсуфа всаживает в его бедро короткий острый кортик, готовясь ударить ещё. Коленом здоровой ноги он как смог упёрся в его спину, заставляя его выгнуться и запрокинуть голову сильнее под давлением крепкой цепи. Как оказалось, вовремя. Один из разбойников бросился помогать своему товарищу и налетел на его брыкающееся в конвульсиях тело, теряя равновесие. Лезвие кривой сабли просвистело возле лица Бенедикта и вонзилось в песок рядом с ним, пока владелец его, грязно ругаясь, поднимался на ноги. Юсуф к тому времени был едва ли в кондиции, чтобы оказывать сопротивление, поэтому Бенедикт, приложив все имеющиеся в его тщедушном теле силы, перекатился, выставляя его перед собой в качестве живого щита. Скованные руки поползли вниз по телу, обнимая полудохлого рабовладельца, пока вслепую не нащупали связку ключей. Где-то над ним слышался топот напарника работорговца.

   Руки тряслись, ключ не поддавался. Рядом свистело лезвие скимитара, но Бенедикт упорно выставлял перед собой тяжёлое и безвольное тело Юсуфа. Его напарник определённо не хотел задеть своего товарища. Наконец, упрямая железка наконец скользнула в скважину, и замок оков провернулся внутри, отдавая долгожданную свободу. Собрав все силы, Бенедикт пнул Юсуфа в сторону второго рабовладельца, заставляя его вновь пошатнуться, и выставил руки в угрожающем пассе. В глазах незадачливого бандита удивление не успело смениться страхом, как по запястьям и кистям рук, вдоль тонких пальцев мага заплясали игривые огоньки пламени, разрывающиеся агрессивным потоком, накрывшим оба тела. Воздух наполнился вонью палёных волос и плоти. Юсуф пришёл в чувство, когда его одежда занялась огнём. Оба тела упали беспорядочным клубком оземь, и Бенедикту пришлось откатиться в сторону, чтобы не оказаться прямо под ними.

   Крики эхом отдавались у него в голове, пока он пытался сесть на песке и хоть как-то отдышаться. Неожиданный прилив магии после освобождения смешался с общим физическим истощением. Рана на бедре сочилась кровью как плоть спелого, сочного грейпфрута. Бенедикт опустил отсутствующий взгляд на подранную штанину своих походных холщовых брюк и, вцепившись в неё, с тихим усталым стоном разодрал её ещё сильнее, обнажая рану. Судя по её виду, кортик не был отравлен, и следов гниения не наблюдалось. Даже если там и был яд, успевший проникнуть в кровь, он был медленного действия. У Бенедикта было достаточно времени. Прикрыв глаза, он устроил ладонь поверх раны, зажимая её и концентрируя весь свой магический талант, на какой был способен. Увеличить свёртываемость крови. Направить её к ране. Затянуть рубец. Ещё минута на циркуляцию — кровь была чиста, более-менее. Никакого яда.

   По пустыне разносились крики догорающих работорговцев. Безусловно, они были ещё живы. Разве что, изуродованы как следует. Притрагиваться к ним сейчас наверняка было бы большой ошибкой — от их воплей голова раскалывалась, и ни к чему было цедить из них ещё больше вокальных данных. Юсуф лежал ничком у воды, обвалявшийся в песке. Его напарник потушил себя в воде и теперь лежал неподалёку. Свежий оазис окрасился их багровой кровью.

   Незнакомец, судя по всему, тоже закончил. Бенедикт окинул взглядом поле брани, внимательно всматриваясь в его фигуру. Это был настоящий воин, в отличие от той кучки недоумков. Неудивительно, что они были ему на зубок. Впрочем, выглядел он тоже нехорошо — наверняка и ему досталось. Стоял на ногах он весьма неуверенно, но крепко сжимал в руке меч, буравя полным решимости взглядом обгоревшие тела выживших работорговцев.

— Оставь их, — вяло махнул рукой Бенедикт. — Им уже хватит.

   Он опустил взгляд. В памяти встало морщинистое лицо женщины на базаре, которую он тогда исцелил. А теперь труп её сына лежал на песке, безжизненным взглядом уставившись в небо.

— Подойди, — слабо подозвал он к себе незнакомца. — Они тебя ранили?