Сегодня Петру безусловно очень жаль - бедняжке пришлось покинуть кровать аж в десять утра. Она к своему богатому режиму привыкла мгновенно, и проблема эта только ухудшилась со смертью единственного положительного взрослого влияния; в итоге - практически вслепую выбранный наряд, глухое бормотание по пути в библиотеку.
Петра укрывается в кабинете, чтобы подремать хотя бы полчаса.
Ужасно. Просто отвратительно!

Библиотекарь с подозрением косится на нее, когда она выходит, наконец, в зал - боится, что ей взбредет в голову отправить его домой даже раньше, чем обычно. Может и взбредет! Петре немножечко неловко за ее возможное решение из будущего, поэтому она каждый раз отводит взгляд.

Леди Каллиста особенно сладко зевает, когда ее бессовестно отвлекают. Сразу же недовольная, по необоснованным причинам - даже слишком, Петра на Танто щурится, пока пытается зевнуть вновь. Бесполезно, только зря руки поднимала.

- Я думала, Вы будете во второй половине дня, - отчего она тогда сама явилась в библиотеку в такую рань - другой вопрос. Петра поднимает голову и всячески пытается продемонстрировать, что чужой рост ее вообще никак не интересует и не задевает и вообще, чувствует она себя в полной безопасности. - Вы уже успели расплатиться?

В конце концов, Петра - это Петра, и даже сонливость не может встать на пути насмешливой улыбки.
Вроде бы библиотека ничем не рискует, вроде бы - просто слова. Уверенно можно было что угодно сказать. Петра вполне могла с уверенностью заявить, что Танто являлся чудесным собеседником и сразу стал ее любимым клиентом.
Но библиотекарь в спину Каллисты метал взгляды все более потерянные и почти что испуганные, а Петре крайне лень было вводить его в курс дел и еще и объяснять, что в библиотеке произошло вчера. Он же потом служанке расскажет, а она в дом принесет, и как начнется...

Она разворачивается так, что и дураку понятно - надо идти за ней. Прочь из зала, обратно в кабинет; просторный, но забитый беспорядком, совсем не Петрой учиненным - она откровенно боялась лишний раз поднимать с пола свитки и двигать башенки из книг. Открыла когда-то каждый из трех шкафов, но тут же захлопнула, не увидев ничего интересного. Порядок был только на столе (потому что иногда Петре^{и библиотекарю} приходилось работать и заполнять какие-то глупые бумажки), на кресле у стола (потому что Петра любила по-всякому в нем садиться и строить из себя важного человека) и на кресле у окна (потому что Петра любила и на нем садиться по-всякому и дремать^{так что плед, небрежно накинутый на спинку, не являлся, конечно, примером беспорядка}).
Девушка вытащила из ящика стола книгу (проклятое третье издание уже успело присниться ей в кошмаре, хотя только-только объявилось в жизни) и без лишних слов отдала ее Танто. Почувствовав, что сегодня от него пахло лучше, чем вчера, страшно разозлилась и немного отошла.

- Скажите, когда можно будет засечь время.

Отредактировано Петра (2022-12-28 21:00:49)

А раз залог остается у Петры, значит оплата произведена не была.
Выгонять мужчину не было смысла - очевидно, он не был послушным псом, который покинул бы библиотеку по первому слову. Да и что мешало ему прийти сюда, пока Петра была в другом месте?
Пакостливая улыбочка улетучивается, когда Танто выбирает кресло. Глубокий вдох, леди Каллиста, и не забудьте выдохнуть. Невероятная наглость, но давайте допустим, что у него просто такое раздутое эго, что ему самим собой разумеющимся кажется занять место поважнее.

- В жизни не поверю, что Вы настолько наивны, что решите, что я Вас одного оставлю в кабинете, - и хотя тон ее слов сложно было обвинить в неприязни, полное его несоответствие со сказанным чувства Петры ясно давало понять.

На какое-то время Петра погружается в молчание.
Она стоит перед часами, висящими рядом с дверью - очевидно, засекает.
Проходит к окну, отмечая по пути то, как клиент обходился с книгой. Уже читал. Значит, хотя бы подозрения имел о том, что не такой уж и редкой она была - по меркам действительно редких книг, конечно. Петру то, что ее ложь была раскрыта, судя по всему, моментально, не беспокоило совершенно; если он хотел или был не против быть обманутым, то какова ее вина? Можно было, конечно, надавить на его уверенность, разузнать, где он видел книгу раньше...Но сейчас ей сложно было изобразить искренний интерес к вещам, нисколько ее не волновавшим.

Но смотреть в окно бесконечно она не может, не хочет и не планирует.
Убаюкано ли его спокойствие?
Не так уж это и важно.

- Господин Танто, Вы находитесь здесь в долг, - она опускается, чтобы поставить на подоконник локти, и не оборачивается к гостю. - Пока цена не заплачена, Вас сложно даже назвать клиентом, - и поэтому ни вина ему, ни даже чашечки чая! И, конечно, никакой умиротворяющей тишины. - Я считаю честным, если залог так и останется у меня.

И ни капли честности в этом нет, только ослепительная жадность. В конце концов, не станет же он отбирать монету силой, когда сделает свое грязное дело.
Отлипнув, наконец, от подоконника, Петра подходит к столу и поднимает богами забытую серебряную монетку. Крутит в пальцах, отходит.

- У меня, кстати, есть про нее пара вопросов. Например, как быстро Вы появитесь? Скажем, мне, бедняжке, срочно нужна помощь такого, ах, умелого спасителя, как Вы, - Петра подносит монетку ближе к лицу, горячо шепчет ей имя и тут же кидает ее в того, кто это имя сейчас носил, абсолютно уверенная, что монетку поймают или увернутся, но не дадут попасть в себя. - Вы появились мгновенно или нашли себя в воздухе, падающем из окна?

Каллиста подходит поближе, ужасно вдохновленная собственными вопросами.

- И, я полагаю, Вы не станете делиться секретом изготовления?

Отредактировано Петра (2023-01-04 16:24:28)

Но как было бы забавно, выяснись, что Танто можно было призвать обыкновенной серебряной монеткой! Даже немного обидно, что он ее просто поймал.
Что до пронзающих ледяных взглядов, так Петра к ним совершенно уже привыкла; ее собственный был пусть не такой же острый, но достаточно колкий. И то, что двигаться мужчина мог удивительно быстро, ее почти не сбивало с толку, как и полное отсутствие уважения к ее личному пространству.
Ей остается молча страдать из-за фасона сегодняшнего платья - даже своего любимого бесцельного шажочка назад сделать не успевает, будто к полу прибитая прикосновением. Только лукаво улыбается в ответ на обескураживающе пустой взгляд и задерживает дыхание, когда едва заметный запах сирени касается вдруг носа.

Петра открывает рот моментально - уже нашлась с ответом, уже не терпится ей попытаться воткнуть иголочку в толстенный панцирь.
Но
Хруст
Каллиста позорно, неожиданно для себя всхлипывает от боли, тьмой застилающей глаза. Он даже сильнее, чем она решила, и монетка выпадает из здоровой руки, потому что пальцы уже рвутся к травме.
Все, что связано с костями, от Петры требовало большей концентрации, чем излечение простой плоти. Кто знает, почему - не так уж и сложно это было, особенно, когда боль, которую она чувствовала так редко, так обрывочно, так неполно, подгоняла исцеление завершить поскорее; куда более странным был восторг, затуманившимся глазами упертый в чужую спину, горячим румянцем растекающийся по побледневшим от мимолетного испуга щекам.

Речь Танто теряется в гуще размышлений Петры.
Она, например, размышляет, что он мог бы схватить ее за горло и сжать его со всей силы - одной рукой, не прилагая особых усилий. И, прикусывает Петра губу, ему никаких усилий бы не требовалось уронить ее на пол и
Хмпф.
Во-первых, подобным фантазиям в голове леди Каллисты места не было, потому что, сами подумайте, смысла никакого и пользы не имеют и неизвестно, чем вызваны.
Во-вторых, ее запоздало возмущает, что он отряхнул руки и теперь несносно гундел.

- Вы крайне неприятный тип, - проглотив все глупые мысли, шумным роем носившихся в голове, Петра оставляет место только самым важным. - Если это была угроза, то она не сработала. Залог мой.

Просто надо будет перестать таскать монету во внутреннем кармашке под самым сердцем, когда он убьет того глупого дурака, и спрятать в самом секретном месте - делов-то!
И все же это небольшое эмоциональное потрясение требовало от Петры присесть и со скучающим видом начать рассматривать ногти. Удобное упражнение, на самом деле: как четки крутить, только люди думают, что ты совершенно спокоен.

- Пожиратель? - А теперь скучающий вид Петры стал искренним. Закинув ногу на ногу, обращает взгляд к потолку. - Все знают одно и то же, разве не так? Если это не предлог перейти к порче, то я даже не знаю, что. Пожиратель - просто паразит, которого наш великий пантеон не заметил вовремя, - прикусывает язык, поймав себя на том, что начинает цитировать то, что годами вбивал ей в голову Староста. - Я маг, и мне он особенно противен просто на подсознательном уровне. Из-за того, как порча и демоны влияют на магов, я не могу не думать, что теории о том, что в Янтаре никаких пожирателей не планировалось, и он - такой же непрошенный гость, как вчерашний недоумок для моей библиотеки, имеют смысл.

В потолке нет ничего интересного, а смирно сидеть на кресле она просто не может, потому что тогда у Танто, противного и мерзкого (потому что руки отряхнул), настанет хотя бы какое-то подобие покоя; Петра, разве что чуточку пародируя мужчину, с кресла поднимается нарочито медленно.
Самая удобная позиция, очевидно, прямо напротив Танто, только приходится локтями на стол опереться, чтобы с превеликим удовольствием никак не реагировать на возможные все из себя лишенные эмоций взгляды.

- Злой бог, отец демонов, наш главный враг. Это я про Пожирателя знаю. Вы вряд ли надеетесь услышать от меня что-то новое, - потому что единственное новое, что Петра может ему поведать - это выдуманные в Макондо концепты. - Хотите мне лекцию прочитать?

Отредактировано Петра (2023-01-08 00:14:13)

Меньше знает? Конечно. Петра закатывает глаза, зная точно, что ей для чего-то врут.
Тем не менее, ее настроение мягко, но уверенно из раздраженного переходит в ностальгическое.
Она послушно опускает взгляд в раскрытую книгу, невнимательно пробегается по строкам глазами - ничего того, что сейчас не подытожит ей холодный голос сидящего напротив.
Упоминание сырой печени заставляет прищуриться, но Петра от этой легкой тревоги отмахивается - да ладно вам, не может быть.

- У гномов есть руны, - в ее голосе - искреннее восхищение. - А у этой теории довольно неприятный привкус гномоненавистничества.

Насмешливо пожимая плечами, Петра брезгливо отодвигает книгу, позволившую такой гадости в себя забраться.

Сначала ее разум цепляется за людское мясо. Тревожность, тук-тук-тук, просится обратно в мысли, и Каллиста, схватившись за ножик для вскрытия конвертов, нервно вертит его меж пальцев.
В конце концов, может, он просто ужасно против каннибализма. У этого вероятность куда выше, чем у того, что он каким-то образом разузнал о не очень прелестных фантазиях Петры. Она даже почти уверена, что не смотрела на него плотоядно; ей если и хотелось ему в горло ножик воткнуть, то только для того, чтобы он (раз и навсегда) перестал бурчать под нос, никак не для того, чтобы его кровь на вкус попробовать.

Вот и чудненько!

С проблемой разобравшись, можно смело гнать тревогу в шею и возвращаться к сладкой ностальгии.
Петра никогда не участвовала в спорах, разгоравшихся в Макондо: ее ролью было смирно сидеть и выглядеть священно. Но в кабинете в Аслейве нет сейчас человека, хотя бы хотевшего в святость Петры верить; был Танто, чуть ли не цитировавший Старосту.
Каллиста улыбается, глядя сквозь мужчину.

- Людоедство интересует только совершенно конкретную группу эльфов, - она это слышала, может, даже читала.

Ей нужно расслабиться, дать место поднятым из самых глубин воспоминаний.
Петру поразительно сильно не волнует ни Пожиратель, ни ставшие звездами боги. Она лично, изнутри знакома была с тем, как рождался бог; тем не менее, скептиком не являлась.
Но Танто как будто бы говорил, что страшного злого бога не существовало, и, само собой, Каллисте требовалось занять противоположную позицию.
Как там говорил один из любимцев Старосты?..

- Вы пытаетесь использовать апагогическое доказательство. Это довольно низко, - нож замирает, снова приходит в движение: стукнул по губам, по столу, замер вновь. - Я точно так же могу спросить, как доказать его не существование. Разумные демоны болтливы, если бы Вы прочитали *, по сути просто являющееся сборником баек от храмовников, то знали бы, насколько. Они или зачем-то врут о своем возрасте, или что-то продолжает их плодить. Сами по себе байки, конечно, могут быть просто байками, но такие люди скорее стали бы преувеличивать возраст.

Петра выпрямляется - спина затекла. Ножик так и остается в руках, успокаивая своей металлической прохладой.
Она не верит ни в единое свое слово, но это даже забавно.

- Отрицать существование Пожирателя означает отрицать массивную часть истории, плоды которой мы пожинаем до сих пор. Какая выгода в том, чтобы выдумывать подобного монстра? - Петра смотрит на Танто с ожиданием. Иллюзия старосты остается сильна, и девушке оставалось только надеяться на то, чтобы она стала еще сильнее.

Война - это неинтересно, некрасиво, в конце концов, лишено всякой волшебной окраски. Словом, в ней Петра не заинтересована.

- Или это Вы неясно выразились, - нож совершает еще одну пробежку между пальцев.

Она решает, что, чем холоднее будет голос Танто, тем звонче и веселее будет звучать ее собственный. Вряд ли это правда могло ему на нервы подействовать, но просто попробовать ничего не мешало.

- Эльфы достаточно древняя раса, чтобы знать вещи, которые сейчас смысла не имеют. Может, люди изначально и создавались только для того, чтобы быть мясом для эльфов? - Вот этого ей уже никто не говорил. Звонко бреньчать получается, весело...не совсем. - В конце концов, если бы у людей отрастали части тела, дела с этим обстояли бы попроще, - сетует она, конечно, на свою печальную реальность, но ему-то откуда знать.

Агрессия Петры, впрочем, практически на нуле, несмотря на то, что ты не поняла.
Ей эти слова привычны, знакомы, особенно произнесенные подобным тоном.
Где-то в глубине души злость, может, и бурлит, но так, едва слышно. Будто подушкой прикрытая.

- Но мы говорим о вещах одновременно слишком эфемерных и реальных, - пускай Танто и не выбрал ни один из возможных вариантов ответа, которые Петра надеялась услышать, он все еще орудовал аргументами, которые она слышала, и это продолжало по странному убаюкивать. - В конце концов, единственная возможность доказать его существование - увидеть его воочию. Оказавшись лицом к лицу с чем-то столь монструозным и ужасным, не решите ли Вы, что просто сошли с ума?

Мысли рассеянно убегают в сторону и Каллиста, кажется, впервые в жизни мыслит, как хозяйка библиотеки, а не случайная ее наследница.
Она знает, что может показать. Это, наверно, даже стоит сделать?
Но Танто поднимается, а вместе с этим поднимается и врожденная петрина зловредность. Просто так, на всякий случай.
И не зря - новые интонации в его голосе пугают куда больше, чем рука, сминающая плечо; так и хочется ножиком его ткнуть, опять же, на всякий случай, но несостоявшееся оружие из руки буквально исчезает.
Выглядит Петра крайне обиженно.
Хотя бы потому, что нож исчез в воздухе, а не, допустим, в ее животе.
С другой стороны, пожалуй, от Танто в нож получить было бы слишком уж опасно.
Но если так подумать, это даже лучше, и

Лучше книгу забери и прекрати забивать голову глупостями.
От обиды Петра перепрыгивает к встревоженности и тут же из-за этого на себя злится и, соответственно, недовольно зыркает на мужчину. Книгу сначала сжимает пальцами крепко-крепко, а потом вдруг расслабленно подхватывает одной рукой и, опасливо не смотря на часы, подходит к двери.

- Не уходите пока, - сверлит Танто взглядом. - Идите за мной. Я Вам покажу кое-что.

Сначала ей приходится в зале библиотекаря найти, чтобы всучить ему книгу и отмахнуться от вопросительного взгляда. По сторонам смотрит, будто неладное замышляет, а потом будто бы к кабинету возвращается, но только для того, чтобы подняться на лестнице.
Наверху - единственная дверь.
За дверью - хранилище. С какой-то особенной пылью, с маленькими занавешенными окнами, с книгами, которые Танто в деды годились.
Почти.
Не все.
Петре нравится смотреть на Танто сверху - насколько ступени позволяли. Ее рука замирает на дверной ручке, хотя невидимый волшебный замочек уже щелкнул.

- Вы знаете об алвадском мудреце по имени Фатхали? Я не помню полное имя, но, по-моему, других мудрецов с таким именем не было. Он был одержим магией. Всякого рода. От него уже почти год не получали никаких известий. Кто-то думает, что он погряз в очередном исследовании... - Каллисте почему-то становится неловко. - У Аурели... У человека, который открыл эту библиотеку, не было возможности подтвердить аутентичность рукописи, поэтому она никогда не покидала второго этажа, но...

Петра приоткрывает дверь случайно, на миг испуганно заглядывая в сонную темноту просторной комнаты. Каллиста сминает пальцами ткань юбки, когда возвращает взгляд к Танто.

- Я не знаю, какую цену взять за ознакомление с рукописью Елены Вестал, но мне кажется, что она может быть интересна Вам, - диво какое - Петра, чувствующая себя совершенно не в своей тарелке. Смущение, поднимающееся из самых глубин детства, в котором ей положено было говорить лишь заученные вечером слова. - Они видели что-то. Елена столкнулась с воздействием порчи. Кхм. И, эм. Больше я Вам ничего рассказывать пока не буду. Решайте.

Слышал и видел - это в миллион раз больше, чем Петра, которая это имя только читала в дневнике и вынужденно выслушала лекцию от Аристократа, наполовину мимо ушей прослушанную.

- Вы болтаете куда больше, чем может показаться. Достаточно было и простого "слышал", - Петра вздыхает одновременно и устало, и с облегчением.

Но воздух из нее, кажется, даже не успевает весь выйти - Танто обрушивает на голову Каллисты ладонь.
Мурашки по телу - с холодком, в колени забирающиеся. Была бы она кошкой, стала бы сейчас шаром и ускакала на кончиках когтей.
Жест настолько неловкий, что стирает всю неловкость Петры - вряд ли планировался такой эффект, но итог, наверно, получен нужный? Кошмар какой. Отвратительно. Она так и замирает, держась за голову руками.

- А что Вы искали? - Крупицы интереса просачиваются в речь. Или, ладно, то было просто праздное любопытство.

Дневник Вестал был настолько искренне ей самой интересен, что Петра готова была врать, что в нем была информация, на самом деле там даже не упоминавшаяся.
Место в первом ряду, несомненно, заманчиво, но даже Каллиста не настолько опрометчива, чтобы сразу на подобные предложения соглашаться. Выходит, надо продолжать молчать.

- Я всегда полезна, - отвечает практически на автомате, потому что, ну, она же Петра.

В данный момент ее больше занимают забитые важным старьем стеллажи, нежели речи мужчины; вспомнить, где лежит возлюбленный дневник, не так уж и просто, под столько категорий он попадал. Это и рукопись, и невозможно проверить, и пожертвование, и
Ого, фокусы!
Погодите, а что он только что сказал?
Глаза Петры моментально фиксируются на красном. Деловито раздумывать о том, что не хочешь кого-то сожрать, можно сколько угодно, и грош этому цена, потому что, как только ты кровь видишь, планы все не меняются, но ощутимо сдвигаются.
От того, что кровь никак на ее языке не окажется, становится тошно. Она вспоминает другую ладошку, с другой кровью, и становится тошно немного по-другому. Петра ныряет в новый прилив дурного настроения.

- На пол не накапайте, - когда ей удается разлепить губы, первые слова звучат хрипло. Вытащив из рукава платочек, промакивает кровь. Убирает ткань, и от надреза не остается и следа. Детские игры какие-то. - Это была мелочь. Один раз меня в живот ударили мечом и провернули лезвие - это было уже сложнее. Ну. Условно, - она пожимает плечами.

Платок крепко держит в руке - надо еще придумать, как с ним поступить. В рот точно запихивать не стоит, заметит же.
Зато вспоминает, где лежал дневник Вестал; потрепанный, с отпечатками черными и красными, забитый не менее потрепанными чертежами и зарисовками. От него воняло лихорадкой.

- А я думала, профессионалам никакие травмы не угрожают, - когда охота до чужой крови ослабляет хватку на пересохшем горле, а обе руки оказываются заняты, не позволяя чужую гортань разодрать, быть несносной хозяйкой библиотеки становится чуточку легче. - Как будто бы задумали что-то опасное, господин Танто.

Отредактировано Петра (2023-01-20 18:47:45)

Петра самодовольно ухмыляется, когда взгляду Танто не за что зацепиться. Чуть ли не пыхтит от удовольствия и почти вот уже почти нос задирает, когда он озвучивает свой вердикт - реакция куда более положительная, чем когда ее по голове похлопали.

- Я уже испугалась, что придется на себе доказывать, - умирающая надежда.

Тем временем, платочек в ее руке однозначно молит о внимании.
Зря его Петра так схватила - на ладони и пальцах теперь едва заметные, миниатюрные алые пятна. Чужая кровь кожу жжет и просится в место, где темно и влажно, например, рот. Петра торопливо уходит к просторному столу, на котором не было ни пера, ни пылинки (библиотекарь убрался, что ли? обычно рабочее место второго этажа пугало даже после того, что в кабинете на первом творилось), чтобы положить на него драгоценный дневник и расстаться с платком.

Завороженно на свою ладонь смотрит, пока не наступает время к мужчине повернуться, деланно хлопая глазами.

- Ах, обо мне, значит? - Продолжить сцену не удается. Все насмешливое кокетство с лица слетает, когда Танто продолжает. Она паузу выдерживает, дает ему время сказать "ха! шутка". Честное слово, предложи он ей, например, романтическое удушение, Петра бы скорее в это поверила.
Но он, кажется, серьезно?
Второй этаж наполняется звонким девичьим смехом.

- Вы же еще не старик, чтобы сдаваться в руки маразма!

Настолько дико в сравнении с тем, как он выглядел и вел себя, прозвучало то, что он сейчас сказал, что Петра продолжает тихонько хихикать, пока раскрывает шторы на одном из окон - слишком уж было темно, она шута разглядеть не могла.
Вернувшись к столу, Петра принимается искать что-то в дневнике, каждую страницу разглядывая чуть ли не влюбленно.
Почерк Елены в начале был ровным и стройным, к концу превращаясь в месиво из букв и бессмысленных символов. Она вырисовывала словами круги и диковинные узоры, меж стандартных и сухих описаний дня вставляя куски загадочных алхимических рецептов, зашифрованных, как и положено любому алхимику.
Петра осторожно достала один из многих рисунков, набросанных углем: деревня, состоявшая из домов разных времен и королевств, над ней - небо, усыпанное глазами, словно сыпью.

- Написано на задней стороне, что это - деревня Пожирателя, что бы это не значило, - Каллиста облокачивается на стол той рукой, что без крови, смотрит на Танто уже без смеха, но все еще со смешливой улыбкой. - Елена этим местом была одержима, еще несколько зарисовок в дневнике есть. Она пишет, что видела это место во сне почти каждый раз с момента, когда въехала в дом, принадлежавший магу, почитавшего Пожирателя. Потом туда был призван Фатхали - призван неизвестной силой, как будто случайно на дом наткнулся. Они были уверены, что слышали Пожирателя, Фатхали видел лишь фрагменты, но этого было достаточно, чтобы он окончательно сошел с ума. Елена, скорее всего, человеком не была - она видела куда больше, продержалась дольше. Ей предлагалась смерть в обмен на то, чтобы стать частью Пожирателя. Впрочем, тоже совсем двинулась под конец... - Петра задумчиво проводит по открытой странице пальцем. - Елена Вестал убила Фатхали, а потом, передав свои записи, скрылась. Скорее всего, тоже мертва.

Теперь Каллиста улыбается подбадривающе, руки в стороны разводит - прямо как когда-то в Макондо, только не паства перед ней, а суровый взрослый мужик, ее жестам особого внимания не предающий. Петре все равно, она знает, как выглядит, и уверена, что все на свете ею давным-давно очарованы - пусть выпендривается, сколько хочет.

- Двое ученых погибли от контакта с ним. Пантеон не справился с ним. Что же Вы хотите найти в книгах, написанных простыми людьми, знающими лишь то, на что им светят звезды, уважаемый господин Танто?

Отредактировано Петра (2023-01-25 23:01:32)