Вещей у Элке — всего-то на одну котомку. Какие-то одёжки (и то — которых не жалко, ведь в Башне новые выдадут, как говорят няньки), какие-то памятные записки, листочки, цветочки. Хлеба немного стащила («Храмовник накормит, это его дело теперь», но разве же можно такому верить?), ещё какие-то памятные детские безделушки забрала... В общем — небогато. А всё равно дорого для неё, для Элке. Вдруг в Башне и того не будет? Надо всё-всё с собой взять, что есть! Жалко, правда, что котёнка местного забрать совсем нельзя — он больше приютский, недели её собственный, и нянюшки любят его. Вот уж по кому она будет скучать, так это по маленькому серому коту.
Он, этот котёнок, как раз коротает время с Элке, которой строго наказали стоять тут и ждать храмовника. Конечно, Элке — девочка послушная, но стоять не стоит; сидит на корточках, нежит кошачье пузо, нашёптывая нежности. И обещает коту, что будет помнить его всегда-всегда, а потом вырастет и заберёт его, вот как!
В таком виде её и застаёт незнакомец в латах — сидящую уже не на корточках, а на коленях, и мягко-осторожно обнимающей кота, будто на прощание. Кот, правда, завидев незнакомца, вырывается, легонько царапает полудемоницу и выскальзывает наружу. Мяукает напоследок, словно прощаясь, и Элке вдруг неожиданно всхлипывает.
Потом поднимается на ноги, стараясь не смотреть на храмовника — тот высокий, большой (по сравнению с Элке, наверное, каждый покажется таким), в латах. С мечом, с цепью — всё так, как ей и рассказывали.
— З... Здравствуйте, — едва ли не шёпотом бормочет девочка, держится крепко за лямку котомки, словно боится уронить. На ней, на девочке этой — походная мантия, простая, серая, благо, что хоть не такая тёплая. И где её только нашли? «Всё равно в дороге запылится». Но в таком ей всё же лучше, чем в этих платьях да рубахах, в каких все приютские бегают.
Да и, в самом деле, в дороге удобнее же будет. Наверное. Она точно не знает, но раз говорят, значит, будет.
Она мнётся ещё какое-то мгновение, не решаясь поднять голову, но любопытство вскоре перевешивает всякую робость — и Элке поднимает взгляд, чуть боязливо (и с огоньками интереса) рассматривая незнакомца.
— Меня Элке зовут, — запнувшись, произносит она. Не зря её учили вежливости, ведь правда? Представиться — это важно. А ещё, конечно, надо добавить, чтобы он точно понял, что перед ним «та самая»: — Это меня вам надо будет проводить...