По телу бегут мурашки, по телу бежит страх. Перья поднимаются дыбом, движения рук становятся более скованными, неуверенными. Меч в руке трещит под натиском теневого зверолюда, покрываясь трещинами. Искры попадают на лицо, слепят, и Гёкка едва не пропускает удар, когда внезапно меч ломается. Клинок свистит рядом с его ухом, пока тело наклоняется так сильно, что приходится руку подставить и упереться в пол. Хорошая возможность крутануться и схватить врага лапами, но тот как недвижимая скала.
Гёкка использует ногу тени как опору и отталкивается от него как раз за секунду до того, как клинки пробивают пол в том месте, где он был. Птицелюд отскакивает назад, пролетая над только что упавшей балкой. Языки пламени обжигают ему ноги, а искры танцуют в глазах.
Гёкка приземляется и только сейчас замечает, в каком состоянии находится храм. Место, всю жизнь считавшееся оплотом стабильности и благополучия теперь в руинах и огне. Крыша осыпалась, грозя похоронить его в любой момент, и он ничего не может с этим поделать, но может кое-кто другой.
Обгоревшее священное дерево внезапно ожило. Ветви стряхнули пепел и начали расти, оплетая храм и с материнской заботой закрывая Гёкку листьями от дождя.
Гёкка все еще часто дышит. Страх переродился в ненависть, ненависть стала яростью. Он не мог отступить, не мог показаться слабым, тем более сейчас, когда рядом Риука. Риука, ее имя отдает в сердце одновременно и болью, и теплотой, теплотой достаточной, чтобы черные тени отступили с перьев лица, позволяя им вновь заблестеть радугой под ярким пламенем.
- Р-риука, нет, что ты делаешь?! - кричит Гёкка, наблюдая, как она заряжает камнем в тень, заранее разгоняя ее магией. Тень же замерла, хищно ухмыляясь глядя на Гёкку.
- Умная девочка, сообразительная, - усмехается ворон, наблюдая, как камень влетает прямо в голову огромной тени лисолюда, заставляя ее упасть на колени, но так же падает и Риука.
- Отлично,- ухмыляется он, крепко упираясь ногой в пол и перенося на нее вес. Когти вцепляются в доски, пока другая нога поднимается вверх, компенсируя наклон тела назад. В руке возникает кинжал. Тот самый, самый первый, который Гёкка забрал в драке, что навсегда изменила его. Напряжение нарастает до дрожи в мышцах, и когда он отпускает натянутую тетиву тела, то нога со свистом устремляется вниз, передавая импульс телу, а тело руке. Вся доступная магия концентрируется вокруг кинжала, собирая ветер в одну сконцентрированную точку.
Стоит кинжалу вылететь, как он вызывает кольца белого дыма, окутавшие Гёкку. Ударная волна сопровождается громким звуком хлопка, с которым кинжал достигает числа маха больше единицы. Уши закладывает, поэтому он даже не слышит оглушительный свист рассекающей воздух стали, что всего на доли секунды опаздывает за снарядом, пробивающим тень насквозь и пробивая дыру не только в ней, но и в стене храма. Дыра образовалась большая, и тень громко завопила, опускаясь на колено.
- Это он, мой момент! - Гёкка формирует из тени новый меч и ускоряет теперь себя, теряя еще больше перьев, чем во время своей первой такой атаки, но на нем слишком много черной крови, что тут же восстанавливает перья обратно. Когда он входит в радиус действия антимагии, импульс никуда не теряется как тогда, до этого, и Гёкка разрубает тень по горизонтали, оказываясь позади нее, уже куда ближе к Риуке.
Клюв выдыхает пар, словно холодной водой плеснули в яростное пламя котла.
- Ха-ха-ха! Как мы его! - говорит Гёкка, направляясь к ней. Его настрой тут же сбивается Гомерических хохотом, на удивление не содержащим в себе никакой злобы и ярости, только какое-то нездоровое наслаждение чужими страданиями, ― Неплохая попытка, ворон, но тебе до меня как раком до Алвады, даже в таком состоянии.
Гёкка повернул клювом вбок, чтобы глаз полностью охватил картину того, как разрубленная тень собирается обратно, как ни в чем не бывало. Гогот теней снаружи возрастает, и вот он уже злой, улюлюкивающий, неприятный, мерзкий. Гёкка клекочет в гневе, но вид Риуки заставляет что-то щелкнуть в его сердце, и он направляет всю ярость в другое русло - подскакивает к Риуке и хватает ее на руки, поднимает, - Ничего, девочка моя, я тебя в обиду не дам.
Шаг переходит на бег, и Гёкка пытается ускориться магией, но чувствует, что уже истощился. Вместо того, чтобы попытаться перепрыгнуть через преградивших выход теней, он толкает своей лапой одну из чудом уцелевших на одном добром слове балок и по ней бежит в сторону стены. Балка падает у большой дыры, в которую Гёкка с Риукой на руках и выпрыгивает. Лапы отталкиваются от воздуха, продлевая прыжок, и вот, когда им остается всего ничего до крупной ветви, Гёкка пытается оттолкнуться от воздуха еще раз, но магии у него на это не хватает и лапы хватают лишь воздух.
- Пр-рости, - говорит Гёкка, вкладывая в эти слова все разы, когда он ее подводил, особенно тот, о котором особенно болезненно пытаться вспомнить. Родной ветер свистит в перьях. Гёкка прижимает Риуку к себе, крепко, как в последний раз. Смотрит через ее плечо наверх, на удаляющийся храм. Бесчисленные тени сопровождают его взглядом, полным молчаливого осуждения. В дыре, и которой они выпрыгнули, стоит тень лис, усмешливо ухмыляясь.
Но Гёкке уже все равно, он достиг того, чего так хотел - славной смерти в бою за то, во что он верил. Немного жаль, что ему не удалось спасти Риуку, но эгоистичное нутро радовалось тому, что последние секунды жизни он может ощутить тепло ее перьев, такое приятное и мягкое, как ласки утреннего солнца, и пахнет она как утро. Такой старый забытый запах... Стоит закрыть глаза, и кажется, словно ты росинка на траве.
Весело журчит ручеек обнимая камни, и его звукам отвечают щебетанием птицы. Звуки ложатся фоном на прекрасную мелодию птицы певчей, что без слов поет о вещах, заставляющих сердце встрепенуться. Кажется, оно в этот момент ухватывает что-то старое, давно забытое, но все еще бесконечно прекрасное. Такое же красивое, как девушка, которую он держит в своих руках. Та, кто вызывает в нем сильное чувство ответственности и неудержимое желание защищать. В первую очередь от самого себя.
Тени впитываются в перья, но он все еще слишком черный для этого красочного мира. Эти краски чужды ему, стремящемуся туда, где ему будет уютнее всего, обратно во тьму. Риука впустила его в свой сон, как бы ей об этом не пожалеть. Пусть теней вокруг больше нет, они все еще в нем, а она вновь раскрыла ему свое сердце, даже несмотря на то, что он уже один раз ей его разбил.
Впрочем, сейчас это не важно. Гёкка лежит под ней, и пусть она легкая, его это совсем не устраивает. Он перекатывается по траве и цветам, и обиженный шмель, которого едва не придавили белыми перьями, жужжит поскорее прочь.
Гёкка нависает над Риукой любуясь играющими на белых перьях солнечными зайчиками. Ее большие глаза обрамленные красной маской вызывали желание, которое было очень трудно подавить. Он протянул руку к ее лицу, коснулся ее возле мило дрожащего клюва, повел ниже, до шеи, зарываясь пальцами в перья и щекоча кожу когтями. Дойдя до района груди, Гёкка вдруг осознает, что она вообще-то совершенно голая, как и он сам.
- Это просто сон, - шепчет он, окончательно лишаясь последних моральных оков и прижимаясь к Риуке, давая почувствовать свое нарастающее желание. Его клюв касается ее, трется о него, кусает, пока своим небольшим весом птицелюд наваливается на девушку, не давая сбежать.
Отредактировано Гёкка (2023-03-07 07:16:09)