Ах...
Это случилось снова.
Снова она проснулась, едва свет алой луны достиг особняка. Он бьёт в широкие стёкла окон, которые тянутся почти от самого пола и до потолка, и окрашивает тёмные коридоры в не менее тёмный и мрачный бордовый. Как цвет вина. Или крови.
   
Она всегда просыпается к этому часу. А едва луна тает на горизонте — вновь падает в беспокойный сон. Когда-то она пыталась преодолеть это, дождаться утра и светлого, яркого, жёлтого солнца (и почему она помнит о нём?), но раз за разом всё шло по одному и тому же сценарию.
И она вновь отправлялась гулять по коридорам и залам особняка.
Иногда она думала, что однажды найдёт кого-нибудь. Или кто-то найдёт её. Но этого никогда не было.
И сейчас... Сейчас тоже ничего не было.
   
Герцогиня морщится, едва свет луны падает на неё. Нехотя касается стекла — и видит себя в отражении. Юная, одетая в лёгкую белую сорочку чуть выше колен, босая — кажется больше потерянным ребёнком, нежели хозяйкой особняка. Жертвой, запертой здесь.
Она просто... Обещала быть здесь, разве нет? Чтобы когда-нибудь за ней обязательно вернулись.
   
Темнота коридора разбивается редкими настенными свечами и алым светом, бьющим в окна. Она идёт по краю коридора, куда красное почти не дотягивается. Идёт потому что так надо. Надо, всегда надо обходить особняк, едва просыпаешься. Иначе что-то обязательно скроется в нём и убьёт тебя.
А лишаться и без того жалкой жизни очень уж не хочется.
   
Герцогине не холодно; хоть она и впервые за долгое время покинула спальню в таком виде. В конце концов, ей некого стесняться. Нечего стыдиться. И незачем бояться. Когда же закончится эта долгая прогулка?