— Как хорошо, что вы оказались поблизости, мастер Верас! Я так переживаю за ребят, — пускай "ребята" — хорошо подготовленные и, в большинстве своём, весьма крепкие искатели приключений, прижатая к груди где-то в районе сердца ладонь не оставляет места для лукавства. — Уж вы то о них позаботитесь!
Удивительно, как одни люди за спасённую жизнь готовы в спину вонзить нож, другие же при каждой встрече рассыпаются в благодарностях, стоит лишь однажды излечить неверного мужа от весьма распространённой среди таких гуляк болезни.
Верас усмехается добродушно, похлопывает даму по руке, что цепко обвила его локоть, и продолжает разговор негромким заверением. Конечно, он сделает всё, что будет в его силах. И рядом он был вовсе не случайно, но об этом умолчит.
[indent]
На фоне дородной женской фигуры беловолосый парень смотрится почти тщедушным, почти мальчишкой, и всё же держится уверенно, не запинается и не отстаёт ни на шаг. Золотыми украшениями с драгоценными камнями и миловидными чертами он похож на аристократа, однако одежды его, хоть и пестрят яркими цветами, контрастно просты. Он порой ловит на себе любопытные взгляды, слышит поблизости шепотки ^{Алвадец! Точно тебе говорю!} и не придаёт ничему из этого значения. Слишком уж всё привычно, слишком знакомо — что в этом городке, что в других.
[indent]
Главное отличие этого визита от предыдущих скрыто от глаз — цель его ясна и конкретна. Сегодня Верас не перекати-поле, идущее туда, куда подует ветер, — его ведёт зажжённая в сердце искорка интереса.
Возможность вершить историю собственноручно Вераса никогда не манила, но стоять рядом, наблюдать своими глазами за тем, как мир приходит в движение — не так много вещей спустя полтора тысячелетия находишь по-настоящему захватывающими.
[indent]
When does a ripple become a tidal wave?
[indent]
Они прощаются тепло у порога таверны — Цинну дома ждёт голодная детвора и непочатый край вечерних забот, а Верас сможет, наконец, своими глазами увидеть того самого полукровку, которому оказалось под силу навести шум там, где долгие века царило мёртвое затишье. Если хотя бы половина того, что о нём говорят, — правда, Вереск готов и наизнанку вывернуться, чтобы попасть в эту экспедицию.
[indent]
Герой вечера долго ждать себя не заставляет.
Внешне он и правда соответствует слухам (почти уже легендам) — высокая фигура, даже в дверной проход спокойно не вмещающаяся, приковает к себе взгляды мгновенно, сопровождая своё появление сначала накрывшей помещение волной тишины, а после — громоподобным голосом, разрешившим вошедшей следом буре разразиться.
[indent]
Побелевшего от свалившейся на его голову шумной толпы трактирщика немного даже жаль, но Вереск улыбается, как весёлый фавн, задумчиво прикладывает к губам указательный палец, с озорными искрами в ясных глазах наблюдает за Халидом — его уж ни с кем, кажется, спутать невозможно. Он приближается шагами широкими, тяжёлыми, уверенными, и лицо его спокойно, точно вытесано из камня.
^{На ум приходит невольно образ гномьего бога.}
[indent]
Разглядывать полугнома вблизи ещё интереснее. Верас кивает, расслабленным жестом указывает на свободные стулья за видавшим виды деревянным столом.
— Добрый вечер, — голос мягкий, как пух, сладкий, как вересковый мёд, но хорошо различимый даже среди шумного хаоса, ввалившегося за огромным человеком. Ремарка, получеловеком. Не зная наверняка, и не поверишь с первого взгляда, что перекрывшая собой почти весь свет тень принадлежит потомку гномов. Это... безусловно, впечатляет и восхищает. Одно дело — големы, драконы, гиганты, которым по замыслу богов положено быть большими; совсем другое — тот, кто на фоне своих сородичей по какой-то (вполне возможно, случайной) причине так сильно выделяется.
— Халид Данкрист, — даже не вопрос — констатация очевидного факта. Цинна восторженными речами прожужжала за недолгую прогулку все уши (Вереск был совсем не против).
— Рад встретить вас лично, — слова похожи на дежурную любезность, но из его уст звучат искренне. Верас протянул бы руку, да только за сохранность своих — птичьих, считай, на фоне такого титана — костей слегка опасается. Так и тянет немедленно взять в руки уголь и зарисовать в потрёпанном дневнике образ колосса, оставить в памяти надёжный след, который не исчезнет навеки под песками времени, но это, наверное, покажется странным. Быть может, позже.
— Не уверен, что именно Цинна рассказывала обо мне, но я алхимик, родом из Алвады. Также медик, немного владею магией воздуха, выгляжу молодо из-за эльфийской крови, — врунишка, самую малость, даже не краснеет, но это ведь куда проще и безопаснее, чем пытаться расписать свою биографию в трёх томах. Он выбрал эту ложь во благо давно и совершенно осознанно. Порой он ощущает себя безответственным взрослым, бессовестно врущим детям, но быстро отмахивается от этой мысли как от слишком высокомерной.
— Можете задавать любые вопросы, но прежде, скажите мне, Халид, — Верас опирается о столешницу локтями, наклоняется ближе, заглядывая в глаза бесстрашно и испытующе. — Это грандиозное предприятие. Я восхищён вашей целеустремлённостью, правда. Но что вами движет? Как далеко вы намереваетесь зайти? Вы ведь понимаете, что при худшем раскладе назад может никто не вернуться? Знаю, что понимаете. И всё же верите в успех? — щурится слегка, готовый внимать не только словам, но и каждому жесту, малейшему движению ресниц. Не собирается ничьё время тратить впустую — Вереску важно сразу понять, тот ли перед ним человек, которому можно доверить жизнь не только свою, но и многих других, внявших его зову.
[indent]
Под наброшенной на плечи тканью что-то плавно шевелится. От контраста прохладной чешуи и тёплой кожи по телу бегут мелкие мурашки, и Вереск привычно чуть поворачивает голову, чтобы совсем рядом со своим лицом увидеть алые глазки-бусинки, едва ли выражающие хоть что-то, и заинтересованно часто мелькающий в воздухе раздвоенный язык — оставленный на полу молот явно привлёк внимание Кетцаль. Согласен, искусная работа. Верас касается головы питона кончиками пальцев, слегка поглаживает, безмолвно обещая найти возможность рассмотреть оружие поближе.

^{Среди разыгравшейся бури он был скалой недвижимой, маяком, указующим путь, надёжным якорем.}
Вереск позволяет своим глазам чуть больше свободы. Взгляд невесомый, как крылья бабочки, скользит от окружённого ночной чернотой солнечного золота радужек к закатно-алым прядям, к широким плечам, на которые взвалена добровольно такая ответственность, вера и надежда народа, — на них, кажется, мог бы покоиться чей-то мир целиком. Легенды сурового севера часто описывают героев именно такими: грозными, как море в непогоду, непреклонными, как жестокий борей, стойкими, как заснеженные горы, и искусными во владении оружием, как сама Хелиг. Верас, впрочем, уверен, что в Алваде Халида посчитали бы отмеченным Рагфиром. Невольно цепляют и притягивают внимание золотые линии на светлой коже, похожие на шрамы, — драгоценные прожилки в монолитном камне. Соблазн просто протянуть руку и коснуться их пальцами невероятно велик, но за полторы тысячи лет всё же учишься сдерживать сиюминутные порывы.
[indent]
Кетцаль прячется обратно в складки ткани — громкая толпа её утомляет и немного пугает. Вереск же, напротив, терпеть не может одиночество, на которое волею судьбы — прихотью богов — обречён, и находит утешение в шумном кутеже вокруг, в чужом веселье, в смехе, отнюдь не мелодичном, даже не благозвучном, но таком искреннем и живом, что сдержать счастливую улыбку никак не получается (он не очень-то и старается, здороваясь негромко, но приветливо, с подошедшей к столу гномке).
^{Было бы славно ненадолго забыться вместе с ними. Однако...}
Размеренный глубокий голос приковывает к реальности надёжнее любых цепей.
^{Что прячет он в своей душе? Живое бьётся в груди сердце или холодный камень?}
[indent]
Взгляд Вераса смягчается моментально, стоит полугному закончить говорить, подражает ласковому теплу весеннего солнца, что уже скрылось за горизонтом, лишь у самого края небес оставив пастельные росчерки.
— Понимаю, не очень тактично требовать ответа на такие вопросы при первой же встрече, — Верас кивает медленно, приложив к груди раскрытую ладонь. Жест напоминает поклон, выражающий что-то между извинением за бестактность и благодарностью за честный ответ. Халид, конечно, мог и соврать, сказать то, что от него ожидают услышать, но Верас хотел ему довериться и не чувствовал ни страха, ни необходимости искать следы лжи и скрытые смыслы между строк. Интуиция? Возможно. Или отчаянное желание ринуться навстречу опасности в компании таких же безбашенных. Кто знает? Человеческая натура весьма непредсказуема и загадочна даже для самих людей.
— Но я очень ценю время. Особенно чужое, — своего-то у Вереска хоть отбавляй. Когда живёшь так долго, срок, отмеренный людям, оборотням и полукровкам кажется лишь вспышкой — порой яркой, завораживающей, но всегда печально короткой, оставляющей пустой холод после обжигающего жара. И у идущих к своей цели нет роскоши растрачивать бесценный и невосполнимый ресурс попусту.
— И теперь я точно знаю, что под вашим началом готов приложить любые усилия к успеху экспедиции, — смахивает машинально лезущую в глаза белоснежную чёлку. — Если вы мне позволите присоединиться, конечно.
Позволите же?

Навевает воспоминания? Спокойный голос в голове не принадлежит ему, но Верас привык к этому настолько, будто Кетцаль была рядом, неотделимая, с самого рождения. Всего лишь заблуждение, конечно, обманка слабого человеческого разума, но попасть в эту сеть очень легко — они провели вместе века, знали друг о друге решительно всё.
Не всегда удобно иметь кого-то, кто видит тебя насквозь. Но Вереск не подаёт виду, будто в собственных мыслях он — единственный хозяин, будто змея ошиблась в суждениях, и в памяти не всплывают размытые образы, вызванные к жизни бурлящим в таверне весельем. Как давно он видел своими глазами столько гномов в одном месте? Да ещё в таком хорошем настроении? Даже Вераса происходящее слегка удивляло, что уж говорить об обычных людях, совершенно потерявшихся в сумасбродном хаосе.
^{Кажется, ещё немного, и здание не выдержит. Доски загорятся от жара пьянеющих тел, стены задрожат от раскатистых голосов, пиво польётся рекой прямо из окон. И это было далеко не худшим завершением вечера, которое Вереск мог вообразить. Такой финал даже не поразил бы его ни капли — вы были когда-нибудь на настоящем гномьем празднестве?}
[indent]
Голос Халида перехватывает быстро строптивое внимание Вераса, всё норовящее ускользнуть куда-то за грань настоящего, — то, с какой лёгкостью это удаётся внешне весьма сдержанному, почти безэмоциональному титану немного даже настораживает. И будоражит, честно говоря.
^{Яркий свет огня среди кромешной темноты для ночного мотылька.}
Madralee. Слово настолько древнее, что едва ли кто-то ещё мог бы его вспомнить, приходит на ум совершенно спонтанно, но подходит красноволосому гиганту так хорошо, что Вереск на секунду открывает глаза чуть шире, приподняв брови. По крайней мере, можно притвориться, что Вереск так удивлён сравнению с шапкой, хотя Цинна могла бы сказать что-то такое слово в слово.
[indent]
Верас кивает понимающе. Конечно, там будут монстры, опасные, искажённые порчей твари. Туннели могут обвалиться, с горы может сойти каменная лавина (хоть на сей раз и не по воле бога), даже по дороге может случиться решительно что угодно. Ничто из этого его не пугает (почти) — он слишком стар, чтобы трястись за свою жизнь, и искренне хочет помочь.
Он бы высказался на этот счёт, да только нестройный хор перебивает, похоже, обоих. Сперва Вереск едва разбирает слова, но постепенно привыкает к отдалённо знакомому пьяному гномьему, понимая содержание примерно. Слишком уж мало практики с этим языком последние лет восемьсот. Или даже больше. Вереск прячет озорную ухмылку, прикрывая её ладонью. Едва ли подобное может смутить его, в отличие от залившейся краской гномки, но чужое веселье заразительно, и манера, в которой гномы восхваляют своего лидера увлекательна (забавна).
[indent]
— Не сознаюсь под страхом смерти, — короткий смешок сдержать не удаётся, но Верас совсем об этом не жалеет. Он и без того слишком много о себе врёт, чтобы ещё и чувства скрывать. Проскакивает мысль, что и самому неплохо бы чем-нибудь смочить горло. Внимательные глаза быстро находят разнощицу, в обнимку с подносом прижавшуюся спиной к одной из стен, — гномы и без неё справлялись на ура. Он делает короткий, но плавный манящий жест рукой, стоит их взглядам пересечься.
[indent]
— А вы же, алхимик, да?
— Верно! Я посвятил этому... — жизнерадостный голос запинается едва заметно, Верас постукивает кончиками пальцев по потёртой столешнице. Огонёк в глазах исчезает бесследно на краткий миг, стоит ему отвести взгляд куда-то в сторону, но возвращается столь же быстро, когда Вереск вновь смотрит на Халида. — Значительную часть своей жизни.
Он сцепляет руки в замок, облокачивается локтями о стол, ожидая терпеливо.

Отредактировано Верас (2023-04-16 22:28:08)