| РОЗМАРИ СМИТ 26 лет • ~ 170 см; • киборг 1. Сирота с планеты-свалки. Откуда вылезла, кажется, своими стараниями. Или не только своими. Не то чтобы скрытна, но не очень любит говорить о временах под орбитой, зато очень любит рассказывать о своей работе на станциях и кораблях. Создает впечатление человека, который побывал "везде". По крайней мере, когда открывает рот.
2. Оператор дронов на 3403. То есть, большую часть проводит не в своем теле из плоти и крови, а в металлическом. Иногда в двух сразу, но об этом не распространяется, зато получает за такой подход больше денег. И больше рисков, сопряженных с кризисом личности и другими проблемами с психикой, обязывающими проходить осмотр у психолога чаще обычного.
3. Молчаливый профи Не часто, за исключением обязательных разговоров, замечена в общении с другими людьми. Старается поддерживать его, но на минимальном уровне. Обычно молчит. Имеются явные проблемы с самооценкой, из-за которых считает, что ее мнение если и будет кому интересно, то только в рамках работы, и уж точно не в рамках "как прошел твой день" или "как у тебя дела".
4. Любит космос. Возможно, даже слишком. |
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0a/8d/5/790494.jpg[/icon][nick]Роззи[/nick][status]space jockey[/status]
Позади нее гудела и переваливалась с ноги на ноги МЕЛ-3403. Через безвоздушное пространство между ней и станцией звуки не передавались, но Роззи прекрасно знала, какой шум издает хор пластика и металла позади нее, пока та плавала в пустоте, не обращая внимание на место, которое называла домом последние... Сколько лет? В целом, несущественно. Дома все равно скоро не станет. Ее тоже не станет. Не то чтобы удалось пройти через все стадии принятия смерти, но когда подобные сценарии приходится держать в голове, тренировать и воспринимать как что-то естественное, вдруг оказывается, что смерть, так-то, не слишком внезапно.
Не то чтобы она не была готова. Она не была готова, да. Вообще не готова. Хотела пожить еще. Желательно, подольше. Никакое количество тренингов, психотестов и препаратов, какими бы замечательными они ни были, не подготовят к тому, что будет на самом деле. Роззи знала, что нужно будет делать, если ее дрон потеряет связь со станцией. Отключить себя. Надеяться на лучшее. Что ее достанут. И та Роззи, которая осталась на станции, когда-нибудь найдет датабанк с потерянными воспоминаниями.И решит вставить его. А может не решит. Что тогда будет с Роззи, которая потерялась в дроне? Ничего. И с ними, со всеми, кто был на станции МЕЛ-3403, тоже не будет ничего. Просто испарятся. Без воспоминаний, без вариантов, при которых их опыт, каким бы мизерным он ни был, сохранится. Пуф. Все.
Этот «пуф» как раз был той вещью, к которой Розмари была готова. Она всегда была готова. Каждый раз, когда залезала в капсулу, каждый раз, когда просыпалась в металлическом теле, вместо своего. Каждый раз, когда смотрела на спящую себя. Каждый раз, когда таймер четырехчасовой смены начинал тикать. Сейчас он не тикал. Потому что уже было плевать. Уже неважно. Совсем не важно.
С тем же успехом, свои последние часы она могла провести и в том теле, которое использовала для работы. И именно это Роззи и делала. Зависнув в пустоте неподалеку от станции, глядя на неисчислимое количество звезд — маленьких точек, далеких и миленьких. Она не смотрела на сущность, жрущую планеты. Та была близко. И от того казалась страшной. Омерзительной. Звезды же, какими бы страшными не были вблизи, сейчас казались миленькими. И крохотными. Словно их можно было взять в ладонь, аккуратно выцепить с неба. Роззи даже не заметила, как сама потянулась рукой к одной из них. Легонько прикрыла светящуюся точку сверху пальцами. Будто щенка. И попробовала нежно погладить.
Ничего. Конечно, ничего, звезда же далеко. Но ощущение того, что ее практически можно было погладить, вызвало улыбку. Как и призрак теплого прикосновения. Звезды теплые. Адски горячие, на самом деле, но учитывая, что скоро все они помрут, Роззи могла позволить себе немного наивного безумия. Так что, пусть сейчас звезды будут теплыми. Правда, все так же далеко. Этот факт, увы, не изменить. Поэтому правая рука сгибается. Левая медленно, будто под водой, касается ее. Немного мнет ладонь подушечкой большого пальца. Давление. Трение. Инстинктивное сгибание пальцев. Опускающиеся веки.
«Не хочу умирать.» - говорит Роззи сама себе. Ее голос не доносится до радиоканалов. Да если бы и донесся бы — его бы заглушил Джонни Кэш. Который стоял на повторе в канале, отведенном Смит. «Отвалите от меня» - простое предостережение, но не в виде таблички, а в виде старой песни.
Сгибаются и ноги. Руки обхватывают колени. Она съеживается, хотя до этого летала в открытом космосе звездочкой, глядя на те же звездочки. Сейчас уже не хочется. Хочется другого. Хочется... Хочется. Голова кладется на колени, пока тело плавно поворачивается в невесомости. Датчики еле слышно пищат. «Все в норме» - говорят они. На самом деле нет. Роззи умрет, она не в норме. Умрет не только в дроне. Умрет взаправду. И все на станции тоже умрут.
Не хочется.
Только ничего не поделаешь. Вообще ничего. И она поднимает голову. Пока тяжкие думы заставляли размышлять о том, что произойдет, ее тело успело повернуться несколько раз. И теперь перед Роззи опять была станция. С иллюминаторами, окнами, ангарами, антеннами, крутящимися кольцами для дешевой гравитации. И людьми. Которые сновали туда-сюда. А кто-то не сновал. Просто сидел. Сидел за барной стойкой. Там пили.
Может, тоже стоило выпить?
Почему нет? Не то чтобы Роззи понадобятся почки. Или чувство самосохранения. Поэтому, почему нет?
Она разгибается. Смотрит, где ближайший вход. Неподалеку. Затем делает пару жестов. Пальцами. «Вперед.» Выпустить немного газа из баллонов, чтобы начать плавно двигаться в сторону люка. Схватитсья за него. Не в первый раз уже делает так. Движения уверенны. Как и нажатия на кнопки панели, после которых две толстенные створки открываются, впуская Роззи в крохотную комнатушку. Шлюз. Скоро в нем появится воздух. Она сможет дышать.
Но не дышит.
По коридору раздаются шаги. Металлические удары об пол. Уверенные, ровно до момента, пока не оказываются рядом с дверями в ту часть станции, что была переоборудована под бар. Тишина. Затем писк. Короткий, оповещающий о том, что двери сейчас откроются. И они открываются — две створки разъезжаются в стороны, открывая вид на коридор. И на фигуру, что стояла там.
Дрон. Человекоподобное нечто. Голем из пластика и металла, защищаюий людей от того, чтобы выходить самостоятельно в космос. Там, где радиация. Где опасно. Где удар маленького камешка может превратить внутренности в труху. Дрона тоже в труху, но его хотя бы не жалко. Ведь всегда можно вернуться. И открыть глаза, сидя в капсуле. Но не в этот раз. В этот раз железный дровосек, стоящий в дверях, кажется, заблудился. Кажется.
Но потом он делает шаг. Вперед, внутрь. Чуть сгорбившись. Глаза-окуляры смотрят то направо, то налево, бегают туда-сюда, старательно избегая контакта с людьми, что уже осели за стойкой, пока железное тело грузно шагает к ней же. Топ-топ-топ. Тяжелые сапоги. Тяжелое нечто. Но оно идет. Оно идет, ровно до момента, пока не доходит до незанятого места. И под садящимся роботом начинает скрипеть сиденье. Выдержит. Но скрипит.
Металлические руки кладутся на стойку. Робко. Голова, повернутая к бармену, на мгновение поворачивается к доктору. Чуть приоткрыв рот, он кивает. Будто в знак приветствия. Будто смущается. Будто ему нельзя. Но очень хочется алкоголя. Действительно нельзя. Роззи нельзя пить на работе. Жан это знает. Роззи это знает. Жан знает, что Роззи часто слишком долго остается «в дроне». Роззи уже забыла о том, что она не выглядит как Роззи. Ее руки — аккуратные и бледные, с узорами кибернетики, сейчас лежат на барной стойке, а сама девица чуть наклоняется вперед, заставляя сиденье еще раз болезненно скрипнуть, а потом открывает рот.
- М... М-можно мне виски? Со льдом... Эм. Как это... - взор падает вниз — два окуляра с характерным «бжк» сначала опускают взгляд механических глаз с сияющей радужкой и черным недвижимым зрачком, а потом поднимают его с тем же звуком - «На камнях?» -
Голос. Женский. Искаженный, но узнаваемый. Розмари Смит. Хотя выглядела она скорее как терминатор, с которого сняли лицо Шварцнеггера. Если в эти дни кто-то еще помнил ту классику.