[indent] Ара не смотрит под ноги, лениво цепляет ветки и траву ногами – ей в целом без разницы. Есть вещи, которые неустанно делаешь подсознательно, что-то цикличное и бесконечное – Афэус знает путь как свои пять пальцев, и даже смутные воспоминания здесь ей кажутся более яркими. В белом шуме из мыслей всплывает одна, скорее просьба, Ара должна была по дороге собрать что-то из трав. Её руки не привыкли к такой нежной работе, она чиркает острым ножом по стеблям, почти отсекает кожу на пальцах – не чувствует, вытирает кровь о зеленые листья. Она мало что понимает об безопасности, морщит нос под съехавшими очками, как будто это поможет не вымазать стекла в алую жидкость. Ара сжимает охапку растений, старается не размять её в пальцах в труху – но и положить в сумку не может, материал насквозь пропитается соком и будет тянуть этот лесной аромат ещё очень долго. По воле случая Арада уже какой год неумолимо пахла травами, оттеняя запах гари и крови – его слышала только она сама. Для остальных она походила скорее на букет высохшей травы, что кидают в чай, оно выходит само по себе. Но что не сделаешь, лишь бы кожа оправлялась быстрее?

I will always find you

[indent] Арада стучит костяшками по сухому дереву, на мгновение останавливается в незакрытых дверях – помимо неё путь к этом дому знали все в деревне. Она опирается о дверной косяк, неловко прижимает букет трав к груди, мажет окровавленным пальцем по ткани; храмовница выглядит как побитый жизнью кавалер, такой же угрюмый и злобный. Лекарь – её контраст, сама жизнь, помогающая другим выжить в такой непростое время. Ей самой было иногда интересно, каково это, не вызывать у людей страха – местные Арады не боялись, иногда даже слишком. Маленькая девочка хватает женщину за руку, чистую и тянет за собой, мол чего она в проходе торчит.

[indent] —Я не хочу мешать, — храмовница бубнит, лениво переставляя ноги следом за ребёнком, — я бы зашла попозже.

[indent] Присутствие девочки означало только одно – она снова сопровождала свою бабушку и Аре повезло подойти именно к этому моменту. Она старается улыбнуться, выходит горько и неловко, но девочка не отстает и отпускает руку инквизитора только тогда, когда она наконец встречается взглядом с тем, ради кого сюда пришла. Улыбается, но как обычно – искренне и хищно, такое уж у неё непростое лицо.

[indent] — Я думала подождать на выходе, но… — Ара легко выпускает детские пальцы из свей ладони, — как видишь, меня сюда притащили. Я подожду.

Like it's written in the stars

[indent] И она ждёт. Беззвучно подпирает спиной деревянную стену, всё также прижимая пучок травы к себе. Арада для обычного человека кажется жутко неловкой, даже нелюдимой – она отвыкла от компании людей, даже будучи постоянно бок о бок с другими храмовниками и жрецами. Афэус верна своему одиночеству, глубокой мысли о том, что ей стоит говорить только тогда, когда её попросят. Но местные и правда свыклись с её компанией, будто бы она хоть чем-то могла защитить их от ереси, будто бы приглядывала за каждым. Аре же хотелось думать, что она как-то сумеет сберечь хрупкий баланс хотя бы в одной маленькой деревне. Но кто она такая?

[indent] — Мм? — пожилая женщина хлопает Ару по плечу, очень слабо и скорее по-дружески, сама храмовница немного наклоняется. В таких мелочах и строилось их доверие к ней, пускай изуродованной и едва ли живой, но верной как собака, Арада возвращалась сюда из раза в раз. И она обманет, если скажет, что причина была в жителях деревни. Нет, причина сейчас сидела к ней спиной и дотошно протирала что-то из своих медицинских мелочей. Пришедшие спешно покинули дом, оставив их в тяжелой тишине. Ара выдохнула.

[indent] — Я не знаю, ту ли траву я выкосила, но вот. — ещё свежие цветы она кладет на стол, стараясь не пачкать дерево подсохшей раной. Это ерунда.
Она двигает невысокий стул к себе, и наконец садится, неловко, будто бы не делала это в сотый раз.
[indent] —Есть что-то новое? Всё в порядке? — она спрашивает каждый раз, будто бы за неделю её отсутствия может случиться что-то плохое. Может, но ни сама Ара, ни боги уже тогда не помогут. Последний бастион её души. Она искренне волнуется за тот последний клочок стабильности, который выкроила для себя – Арада сломается, если её лишат и этого. Она пропускает все формальности, не видит в них смысла. Что толку здороваться?

We can run, but we can't hide

Отредактировано Ара (2023-06-18 00:12:24)

[indent] Храмовница – спутанный клубок ниток, в который постоянно забивается куча других чувств, чужих. Она чудом сохраняет здравость ума, постоянно утопая в своём собственном сожалении. Одна мысль о том, что любой в её окружении может умереть из-за неё вызывает у Ары тошноту, страх, панику. Воспоминания накрывают её высокой волной, напоминают о том, что случилось с Кайей. Последнее, что она хочет – потерять свой единственный клочок спокойствия, даже если он клином сходился на одном человеке. Раньше бы она сбежала, спряталась и забыла – соврала бы, что умерла или потерялась, сделала всё, чтобы избежать привязанности; сейчас – сама возвращается к Джу, побитая и злая, но ещё живая. Араду погубит её собственное сердце, но пока у неё есть ноги, и она может дышать – всегда найдет дорогу домой. Домой? И давно она так говорит?

  [indent] — Да это ерунда, — насколько бы она не хотела создавать лишних проблем, настолько же Арада попросту не могла отказать, — заживёт до завтра. Ты так и не ответил, м-м...

[indent] Из раза в раз она забывает, что её некогда сильное тело стало уязвимым, что даже такая мелочь может обернуться для неё не очень хорошо. Она не помнит этих мелочей, но хорошо её учит боль – Ара иной раз запоминает, что раны надо чем-то прикрывать, особенно в дороге. Афэус чувствует между ними разящую разницу – не догадывается о её простой природе, но и вряд ли дойдет до этого сама. Тем не менее женщина не злиться от чужих прикосновений, спокойно наблюдает, кажется, совсем привычно. Ей не нравятся фамильярности, не нравится, когда её трогают – это непременно будет неприятно саднить, но есть в это жизни исключения. Холодные пальцы, кажется, делают даже лучше. Или Аре просто кажется. Или ей хочется в это верить. И она верит.

[indent] — С того дня как я снесла твой забор, я стараюсь не входить без приглашения, – Ара снова морщит нос, сгибает уже подлатанную руку, — тем более я могу отвлечь.
[indent] Ара невзначай напоследок гладит чужую руку кончиками пальцев, привычное дело. Она не мастер в том, чтобы выражать свои чувства как-то иначе, всё что было в её жизни – непроглядный ужас, даже те короткие пару лет с семьей научили её ничему. Ара же сама для себя решает, что сделает всё, что он её попросит. И даже больше. Возможно, она когда-то сможет возместить каждую минуту своей благодарности мелкими делами, возможно, отдаст за это свою жизнь. Вряд ли это то, чего лекарь бы хотел. Она глупо упускает за своей гордыней простое чувство волнения. Это не было для них долгом. Ара снова легко улыбается, но уже не так неловко.

[indent] По правде говоря, она зацикливается лишь на одной мысли – своей чужеродности. Блеск оружия, тёмная ткань, угрюмое лицо; Ара никогда не вызывала у людей восторга, но сейчас. Ей кажется, что ей непременно нет здесь места, но для этого нет никаких поводов. На деревянный стол она укладывает очки, снимает с плеч накидку – ничего ей здесь не угрожает, да и стыдиться уже нечего. Тонкие руки угрожающе хрустят, едва ли зажившая кожа блестит в редком свете свечи, ей просто хочется наконец отдохнуть.

Кстати, о сломанном заборе…

Отредактировано Ара (2023-06-18 15:06:19)

[indent] Заприметив реакцию на свои слова Ара довольно хмыкнула себе под нос, оперлась локтем о край стола, чтобы чуть наклонится и взглянуть на его лицо чуть ближе. Ей не кажется, что это слишком фамильярно, нет, ей действительно интересно – обрывками тёплых воспоминаний она замещала гнетущую пустоту внутри себя.
[indent] — Ещё неделю здесь ошивалась, но починила всё-таки, — Арада подытоживает, выпрямляя спину, отдаляясь, — не то, чтобы я могла уйти.
[indent] Она щурится, напрягает глаза на короткий миг – сразу же прекращает. Ей вглядываться здесь нет смысла, ей здесь никто не навредит, но она каждый раз ловит себя на своих плохих привычках. Привыкшая находится в бесконечном напряжении и тисках своих собственных мыслей храмовница очень редко давала себе спуск, только когда не могла дышать. Но сейчас? Она дышит. Ей ничего не угрожает, и ничего в целом мире не сможет нарушить её покой. Ара складывает голову на свои руки, прячет усталость в шрамах на предплечьях – что-то устало бурчит.
[indent] — Я не хочу делать невозможное. – на короткий миг она поднимает лицо с предплечий, лежащих на столе, и со всей серьезностью палит во враче дырку взглядом. Её невозможно переубедить ни в чем, если так подумать. Упертость всегда шля рядом с её непомерной гордыней, которая должна была выгореть вместе с её кожей – увы. Ара горевала так, что стала монолитом своего страха – жестокая и озлобленная, яростно кусающая руки помощи. Так ведут себя загнанные животные, наряду с человеком, который потерял всё. И обрёл всё заново. Заново.

[indent] Она устала, очевидно, от дороги и от тяжёлой работы. Покуда её меч будет оставаться священным, а руки не сотрутся в кровь – Ара не отложит своих дел. Ей взамен ничего не надо, эфемерные сансарические гонки – бесконечный поток страданий. И ей жаль, что она обрекает на эту судьбу ещё кого-то, но хочет верить, что он свой выбор сделал не под её давлением. Но какое у неё здесь давление? В своей слабости Арада власти не имела, не имела власти и над Джу, только над своей вымученной беспомощностью. Но её это покамест устраивает. Женщина мелко зевает, снова укладывая лицо на изгиб локтя. Иногда ей не остаётся ничего, кроме как молча наблюдать за его работой – это успокаивало.

Отредактировано Ара (2023-06-19 20:48:21)

[indent] — Ты меня знаешь, если переломать мне обе ноги, я всё равно доберусь до выхода, не то, чтобы ты готов был мне их поломать, мм? – Ара снова отвлекается, приходит в себя уже тогда, когда смахивает с чужого лица упавшую прядь. Её раздражает ограничение собственного обзора, даже если это означает, что храмовница без задней мысли должна влезть в чужое личное пространство. Может, так было бы лучше – иногда её сума отвлекали настырные внешние факторы, и вот она тут как тут – спешит на помощь. Своеобразно. В пустоте её фраз что-то всё же есть, далёкий блеск выгоревшей девичьей наивности, смешной. Если бы она была кем-то другим, если бы осталась в своей деревне – всё бы сложилось иначе, возможно, намного счастливее. Но возможно не для них.

[indent] — Эй! – храмовница возмущенно косит глаза к лбу, встречает взглядом свои подсохшие шрамы, - Никакого уважения к старшему храмовнику в этом доме. Ужасно.

[indent] Разница лишь в том, что здесь она не была «старшим храмовником» и «Арой» не была, здесь она – Арада Афэус, юная пострадавшая от рук магов женщина, которое посчастливилось выбороть свою жизнь. Её титул здесь ничего не решал, ничего не выставляло перед ней обязанностей, кроме одной – она готова была стереть пальцы в кровь, защищая это место, готова была отдать то, что сейчас называла жизнью. Страшная мысль, но лишь в её голове, ни лекарь, ни жители этого знать не должны.

[indent] — У меня есть полномочия на самосуд, если ты не знал, — ложь, чистая ложь, — и я могу решать вопросы таких серьезных преступлений сама, — она продолжает врать, — что скажешь в своё оправдание?

[indent] Для пущей правдивости сказанных нею слов (чистой лжи) Ара вздернула нос вверх и сложила руки на груди. Она так легко подхватывала любую попытку облегчить и без того тяжелое настроение в комнате, но делала исключение только для него. Любая другая попытка её соратников даже подумать дурашливо прикоснуться к Аре заканчивалась довольно неприятно – в лучшем случае суровым взглядом. Возможно, в таких мелких социальных деталях состояла ценность её времени здесь, возможно в чём-то немного другом. Демон, засевший где-то глубоко внутри её тела, ненастоящий и придуманный нею – но каждый раз горестно сжимающий своими мелкими руками её сердце. Ара невнятно розовее в щеках, если то вообще можно приметить в полутемени.

Отредактировано Ара (2023-06-20 17:50:27)

[indent] — Ты что меня за безумную совсем держишь? – Ара морщит нос, если бы они встретились годами ранее, то признал бы в этом её детскую привычку. Но увы. В ней всё ещё оставалось что-то искреннее, и оно выливалось наружу тяжелым масляным мазком – инфантилизмом. Араду тяжело уличить в её слабостях, потому что о них никто не знает. Там, за стенами дома она – стойкий оловянный солдатик в чужих руках, который будет стоять, пока может. У неё не чувств и желаний, у неё есть только цель. И цель эта благородная, как бы ей казалось, но иногда…

[indent] В глазах отступников сверкает огонь надежды, когда они видят цепкую хватку Арады на её мече, они проскальзывают сквозь пальцы, она сочувствует – в своем сочувствии утопает. Как можно выпускать из виду тех, кого они не считают праведными? Ара смягчается с каждым днём, непонятно почему прогибается под весом новых суждений – она побывала везде, куда только могла добраться нога человека, и пришла к одной мысли. Нет ничего ценнее жизни, особенно чужой. Афэус уже умирала, и теперь в своем перерождении страдал за все свои предыдущие выборы. Ионы кармической связи проникают в каждую каплю потерянной крови, в бою же, или по своей собственной вине. Тому ли она служит? На чьей Ара стороне?

[indent]  — Ой-ой, — в сути своей она не могла читать эмоций чужих людей, но к нему как-то привыкла, — Порядок?

[indent] Она уточняет из раза в раз, как будто надеется услышать что-то кроме «да», как будто подсознательно чувствует груз недосказанности. В каждом из них есть такое, и Арада это понимает. У каждого в этом мире есть свои секрет – вопросы лишь в их глубине. В секретах Ары можно погрузиться по локоть, непременно вытащить окровавленные руки. Ей не стыдно скрывать все вещи, которые ей приходилось делать за последние несколько лет – не стыдно признавать, что таких знаний не достойны даже самые опытные храмовники.  Ара самолично считает, что её бы хорошо утопить в ближайшей речке да не переживать больше о том, что вернется, но у кого хватит сил?

[indent] Вмиг Ара снова пересекает личное пространство Джу, накрывает свободную руку своей – обгоревшей. Есть в них некий визуальный контраст, даже работая не покладая рук тот оставался мертвецки бледным, в отличие от слегка подпеченной солнцем (и огнем) Арады. Но кто ж знает о таких вещах как родословная? Некоторые северяне круглый год были белыми как снег, да и вопрос не возникало. В молчаливом согласии она видит невообразимую печаль, поэтому спешит её развеять хоть чем-то, хоть теплом собственных рук.

  [indent] — Оно почти зажило, хм. – она думает вслух, задевает струны своей собственной души. В голове мелькает иное воспоминание.

Отредактировано Ара (2023-06-22 00:00:49)

[indent] Вот она здесь – живая и очень даже весёлая, с ужасом ловящая легкий взгляд на саму себя в зеркале. Ей, впрочем, смотреть долго в него никогда не хотелось, её ценность никогда не состояла в пышности кос и красота глаз, нет. Тем не менее Ара чудом сохранила человеческий облик, редкие шрамы побелели и стали напоминать ей о старом облике. Она ленива убирает волосы с лица, безболезненно прикасается к своим ожогам – без страха. Время идёт и храмовница растет над собой. И она понимает одну простую истину – кому угодно было бы мерзко на неё смотреть, поэтому реакцию Джулиана она понимает полностью, складывает виновато руки на коленях. Женщина обижено прикусывает нижнюю губу, но понимает.

[indent] — Да, извини, я больше не буду. — она коротко отворачивается в сторону прохода, даже не поднимая очков со стола, всё рано рассмотреть в темени вечера она ничего не хотела. Она пряталась. От себя ли, или от него?

[indent] — Хорошо. Не смею мешать. — внезапный тёплый тон сменяет будничным, которым она говорила со своими коллегами. Женщина встаёт и с металлически лязгом снимает с бедра один меч, а потом второй – меч Каи, бросает их возле входа, и делает пару шагов за порог. Ей, наверное, потребуется выдохнуть, смириться с засевшей в горле неприятной горечью. Благо, там всё ещё стояла косая лавка, которую Ара так любила.

заметай снега // скрой, зима, всё, что осталось от меня

[indent] Смутные сумерки – калейдоскоп потускневшего под светом луны стекла, даром что Ара знает каждый сантиметр двора и даже не спотыкается о камни. Она слышит то, что не слышат другие, и даже больше – она слышит голос мёртвой подруги, тошнотворный и тянущий её на дно. На дно? Ара смотрит чудовищу в глаза, сжимает в пальцах длинный меч, и что-то, чертово что-то, советует ей меч опустить. Советует сдаться, советует наконец-то отдохнуть. Но какое для неё теперь отдых? Арада ловит на себя чужие взгляды, там, в башне – никто не хочет закончить как она, не хочет обиженно прихрамывать у порога и прятать руки от солнца. Афэус слаба. До глупого слабовольная и глупая, потерянным детством по щекам катятся слёзы – неприятная горчинка на кончике языка. Она вертит в руках короткий кортик, которым срезала травы, вытирает с кромки ножа засохший сок и кровь – пальцами, скребет по лезвию кожей. Многим хотелось верить, что шрамы её закалили, сделали её устойчивее и лучше, но по правде говоря – Ара страдала от каждого прикосновения в десять раз больше, чем раньше. В чем же тогда была суть?

[indent] Шёпот трав несет сладковатый запас куда-то на север, туда, где когда-то сгорела её юность. Ара дышит шумно, упирается спиной в что-то твердое, пытается хоть на секунду расслабить плечи – армейская закалка, сквозь боль и слезы держать спину гордо. Только для неё вечер не пахнет травами, забивает нос запахом костра, горелой кожи и крови. Но женщина привыкла, так привыкла, то считает этот запах своим. Это ложь. Гнилой самообман.
[indent] — Что бы я сделала раньше? Зачем оставила мечи? Могла бы просто уйти, все равно дела мне тут нет. – Ара ерошит тёмные волосы, немного отросшие с последнего раза, и смотрит в лужу под ногами. На зеркальной поверхности тяжелый оттенок боли – её собственное лицо, шрамы, которые Ара осторожно прижимает пальцами. Сейчас она меньше похожа на дикую псину и больше на женщину, правда, только явно повидавшую виды. Арада улыбается своему отражению, старается разглядеть хоть что-то хорошее – отворачивается. Это ведь всё такая ерунда. Она просто должна была собрать свои вещи и наконец бросить всё, забыть дорогу в эту деревню и никогда больше не обременять никого собой. Но храмовница не может, безвольно помыкает чужой жалостью. Но хотела ли Ара жалости? Нет, Ара хотела понимания. Чудно как.

заметай  вьюга// не оставь снегами от меня ни следа
[indent] Она не слышит чужих шагов, уникальная возможность – любой другой бы уже оказался под Арой, встретился бы с её ножом, но не он. Она втыкает нож в землю, там, где ещё не так влажно, хрустит затекшими суставами локтей.  

[indent]  — Всё нормально, я сама виновата, — тонкие пальцы сплетаются в замок, Ара выворачивает пальцы наружу с хрустом, — мне стоит оставить свои руки при себе.

[indent] Афэус самой противно от того, как приторно звучит её голос, но она не может врать себе или лекарю. Злосчастное отражение снова мелькает на водной глади, она спешно отворачивает лицо в сторону – лишь бы не встречаться глазами с самой собой. Ей страшно увидеть там чудовище, с которым она встречается в бою – женщина, отражение которой она видит в своём мече, настоящая Ара, не Арада. Что-то первобытное и страшное, что орден по своей воле спустило с поводка – не стоило.

[indent]  — Ты… не делаешь, — она наконец разжимает добела сжатые кулаки и укладывает руки на край лавки, чуть расслабляясь, — это всё моя вина.

[indent] Ара хотела сделать больше, хотела бы сказать больше, но слова застревают в горле комом – она даже не может поднять на него глаз. Если поднимет, то непременно будет понятно по блеску её глаз – она вот-вот заплачет. Но сильным не положено, особенно ей. Она старательно скрывает вещи, которые, кажется, уже стали нормальными между ними; Ара не хочет лишь одного – снова привязываться, снова терять, снова разочаровывать. Теперь она – кошмар, свой собственный и чужой, ей хочется поскорее снова прикрыть свои шрамы, отвернуться и больше никогда не смотреть ему в глаза. Да, она уродлива внутри и снаружи, и это с ней навсегда. Ара сдерживает негромкий всхлип, качает головой – с ней всё будет непременно хорошо.

Отредактировано Ара (2023-06-23 23:48:33)