— Эх, Ингольф, — разочарованно произнёс Альвер. — Не знай я, что ты вчера пил, и подумал бы, что ты подшучиваешь, а не говоришь искренне. Если детально помнишь чей-то цвет глаз, то либо та персона в розыске, либо твои голова, сердце и то, что в штанах, больше тебе не принадлежат. Бежать бесполезно. — Он хмыкнул. — Латунно-золотые. Поэт.
Добавил:
— Обет безбрачия не значит обета целомудрия. Да и выбора у тебя уже нет, попался. Предков ты заочно разочаровал, когда столкнулся с нашей ведьмой взглядом и начал цвета различать. Вертеться им в гробах, как флюгерам в шторм.
От любви не сбежать: нужно быть полным дураком, чтобы отрицать влияние сей хаотичной силы на всех, кто способен её испытывать. Альвер вот сам полюбил один раз и на всю жизнь, и разлюбить никак не может. Улыбнувшись, он незаметно погладил ледяную, как снег, Афвалу: главный символ принадлежности к Ордену. Сердце запело. Как часто Афвала бывала измазана сажей вперемешку с кровью: что собственной, что демонической, что вражеской. И каждый раз он терпеливо чистил её звенья: любовно, с заботой и уважением. А она хранила его в ответ, порой чудом достигая цели в самый последний момент.
Как печально, что Хьюберт предпочёл своей цепи какого-то там человека.
И снова болтовня Ингольфа возымела антипохмельный эффект, помогая преодолеть особо тяжёлую часть пути. Пока они продвигались вперёд, усилился снег, и серо-бурые оттенки разбавились бьющей в лицо метелью.
- Мило, - заметил Альвер, выслушав легенду. - Я выпил бы с такой чаровницей чаю, прежде чем пригласить её на прогулку до башни. Понимаешь, Ингольф? Болота. - Окинув безрадостный пейзаж рукой, Альвер улыбнулся. - Завораживают.
Его головная боль чуть притихла от идеи погостить у хозяина этих мест: кровожадной и знающей толк в красоте личности.
- Прежде чем перейти к твоему предположению о нашей ведьме, позволь ответить любезностью на любезность и рассказать тебе историю. Хозяин болот не менее любопытный персонаж. О нём слышал? Концепция сей личности ясна, как день: он любит растворять своих гостей до самых косточек, да медленно, со вкусом. Кровь их в топи впитывает и поглощает. Кожу размягчает, как куриную, когда её проваривают в бульоне. А влюбиться в хозяина болота что смертным, что ведьмам проще простого. Представь: корячишься ты целый день, пробираясь через тухлую болотную жижу, и под вечер выходишь на поляну, всю в кувшинках да светлячках. Волшебную: поляна и осенью, и зимой цветёт. На поляне дом с выделанной мохом крышей, светом в окнах и дымом из печной трубы, а хозяин дома сидит на крыльце и вырезает деревянные фигурки. Улыбнётся тебе, путнику, так что у тебя весна в душе наступит. Заговорит, и каждое его слово про тебя будет, в сердце серебряной монетой западёт. "Останься, друг, на ночь. Живу я один, скучно мне в топях. Накормлю тебя, напою, песней и шуткой тоску развею". А тебе уже и хочется узнать его историю: почему вдруг такой ладный парень свою молодость на болотах хоронит, - даже если секунду назад ты шёл в город людей обманывать или невольников продавать. Поужинаешь у кудрявого, выпьешь его ягодной настойки, - а в еде и выпивке привкус такой, будто ряску съел и воду донную выпил вместе с улитками. Хозяин улыбается, улыбается, а глаза его в пламени свечи подобны озеру с расходящимися кругами. Сетчатыми становясь, как у стрекозы: болотного хищника, что всё на своём пути сожрать готов. Простой человек уже здесь захворает, уснёт и станет хозяйским ужином, а ведьма от угощений лишь зацветёт, раскраснеется: для этих созданий ряска что приворотное зелье. Будет приходить к болотному владыке, приводить к нему кушанья, колени стирать, в ноги ему кланяясь. Плакать по ночам кровавыми слезами, за него тёмному богу молясь. Так душу по крупице и отдаст. А тот, ненасытный, угощается и улыбается. Запасов на зиму не делает: предпочитает свежее мясо.
Альвер усмехнулся, резким звуком стряхивая с себя умение рассказывать истории. Ингольф никогда никому не докажет, что слышал от него легенду, пересказанную педантично и с выражением: ровно как рассказывал её Матис.
Подобные истории с детства заставляли сердце Альвера биться чаще. Они были загадочными, жестокими и настоящими, как мир. Ласку в них мог позволить себе тот, чья рука не дрогнет, когда придёт черёд отрезать дорогому гостю голову.
- Впрочем, наша магичка не похожа ни на ту, что ты описал, ни на хозяина болот. Хотя от твоей чаровницы она взяла умение преобразить целую область в цветущий луг по своему велению, а от хозяина болот позаимствовала его очарование. - Альвер хмыкнул. - Мотыльков влечёт свет, а людей - сила характера. Манера держаться, выражать мысли. Наша ведьма вовсе не красавица, и даже не из тех, что, подобно королевам, привлекают своей властностью и хваткой. Глинда просто чертовски хорошо шутит.
Настолько, что шуткой становится мир вокруг неё и каждый, кто в это метаироничное пространство вовлечётся. Именно такой шуткой стал Хьюберт.
- Порой я жалею, что редко попадаются враги, обладающие чувством юмора... Глинде не нужны приспешники: ей достаточно пары собственных рук без браслетов. Она талантлива и противна. В свои триста лет она подобна пятилетнему ребёнку, который перепробовал все мягкие игрушки, и теперь играется с самим мирозданием. Вот кто наша магесса.
Указав на следы в грязи, по которым их вёл Ингольф, Альвер покачал головой:
- Погляди. Даже не потрудилась их стереть. А будь её воля, и тот мост, по которому мы проезжали, подпрыгнул бы под нами, обратился в ёлку: лиловую, что твои волосы. А затем отстегал бы нас ветвями по задней части доспехов. Теперь понимаешь, Ингольф? Наша стратегия - импровизировать и постараться не умереть.
На этих словах Альвер спрыгнул с лошади и повязал ту за поводья к покрытому струпьями стволу берёзы.
Приложив палец к губам, он указал кивком головы на ближайший холм, за которым поднимался дым от костра.
Издалека тот дым не был виден и не давал запаха: явно был скрыт магией. Стоило храмовникам подобраться ближе, как они заметили, что он разлетался во все стороны в виде миниатюрных бабочек.
- Хьюберт любит бабочек, - послышался высокий голос ведьмы, юный, звонкий и слегка капризный. - Любишь же, Хьюби? Смотри: капустницы, шоколадницы, дьявольские глазки. Смотри! Ах, если нас убьёт твой злой начальник, то на том свете как на них посмотришь?
Она запустила рой бабочек в спину храмовника, который преграждал Альверу и Ингольфу путь к костру. Хьюберт застыл, выставив перед собой щит и готовясь по возможности провести атаку. Забрало его шлема было опущено.
- Как недружелюбно, - развёл руками Альвер, и прибоченился, кладя левую ладонь на рукоять цепи. - Неужели лучший ученик не удостоит взглядом своего учителя?
Насмешливый яд пропитывал его слова.
Несколько дымных бабочек перепорхнули на храмовников: две, коснувшись волос Альвера, стали сиреневыми. Ещё несколько ударились об Ингольфа и окрасились в оттенки розового.
Раздражённо махнув рукой, Хассель поймал цветной дым металлической перчаткой и развеял его. Ведьма засмеялась, ведь на перчатке осталось два ярких пятна, складываясь в фразу, которую командор не увидел.
- Хьюберт, - произнёс Хассель, ухмылка стёрлась с его лица. - Я пришёл договориться. - Он указал когтем перчатки сперва на храмовника, затем на магессу. - Арестуй и передай нам отступницу. Тогда твой приговор не будет смертельным. Переговоры закончены, благодарю за внимание. Ингольф, добавишь что-то к моим словам?
Отредактировано Альвер (2023-10-11 02:17:07)