Этим вечером в постоялом дворе было людно. Пели местные барды, распивали пиво рабочие, смеялись молодые девки. Лишь старик был печален - и не было на его красном лице ничего, кроме слез. Он сидел перед каким-то юношей, утирая трясущимися руками щетинистые щеки, и рассказывал о своей печальной истории - и старика не совсем волновало, желали ли его слушать.
- Моя внучка. Она была такой прекрасной! У нее были красивейшие русые волосы, а какие косы она заплетала.. Моя девочка, моя любимая внученька, она была такой молоденькой! - старик разразился рыданиями, прикусывая остатками зубов обслюнявленные губы.
- Она пропала, уже прошло столько зим, я уже не надеюсь на ее возвращение, я смирился, но... У меня в доме, знаешь, внучок, ничего ценного то и не осталось - только сундучок с ее украшениями, гребешками ее да сережками. Я ей сам столько покупал, пока моложе был, о-о-о! - он вытянул палец вверх - тот трясся так, будто пришло землетрясение. А затем старик взял в свои сухие натруженные ладони тонкие руки юнца.
- Я не знаю, кого попросить, все считают, что я сошел с ума! - он перешел на заговорческий шепот, и его речь стало разбирать еще сложнее. Он смотрел в глаза собеседнику, выпучив красные глаза.
- Трусдел, это точно Трусдел! Он всегда мне завидовал, он всегда говорил, какие красивые у моей внученьки сережки, это он все украл для своей уродливой жены! Забери у него сундучок обратно, прошу, - старик снова заплакал, переставая сжимать чужие руки до посинения.
- У меня ничего не осталось больше, ничего!
[indent]
Апрельское солнышко согревало полностью оттаявшую землю, трава росла с невиданной скоростью, деревья покрывались листвой, а Нармо совершал очередное паломничество во славу денег и будущей зимовки. Он шел человеческими ногами среди густой травы в нескольких метрах от тропы, ведущий к деревне Кель. Он наслаждался холодной росой, щекочущей голени, и маленькими камушками и листвой под ногами. Вдали виднелись просыпающиеся этим утром домики, и чем ближе Волк подходил, тем отчетливые становились крыши и оконца. Вместе с ними этим утром просыпались и коровы, которые как раз стройным рядком отправлялись к пастбищам, а еще местные козы и даже птица - гуси, как самые разумные местные представители. Едва завидев их, Нармо изменил свой маршрут, дабы не попадаться стае на глаза.
[indent]
Не дойдя до постоялого двора, Нармо наткнулся на старика, переминающегося с ноги на ногу. Еще не успел войти в деревню, а этот незнакомец потащил Нармо за руку к собственному дому. И не успел оборотень ретироваться, как нашел работу.
Не прошло и пары минут, а волк уже слушает старика, восклицающего о том, что в этом городе никто не собирается ему помогать, и что без его сундучка его тело кинут в яму или, того хуже, скормят свиньям - ведь там золото, что пойдет в уплату похорон - он копил его всю свою жизнь. Он брал Нармо за руки, хлопал по плечу, тащил к себе в дом и показывал собственную бедность - все, лишь бы наемник взялся за дело. Честно говоря, Нармо просто хотелось, чтобы от него отстали, поэтому он согласился - и пообещал, что на следующее утро все будет выполнено.
[indent]
К ночи Нармо был неподалеку от поместья - двухэтажного деревянного дома с небольшим количеством охраны. Его целью был сам барон Трусдел, властитель этих земель. Нармо все думал, не выжил ли старик из ума, и не выставят ли его из деревни навсегда за такую выходку. Но старик сказал, что там есть даже золото. Волк не верил, но пару серебренников позволили бы ему купить что-нибудь вкусненькое.
Шорох! Снова. Что-то ему подсказывало, что он не один здесь в эту ночь...