— Твоё существование позорит эльфийский род.
...так начался очередной, казалось бы, вечер для Тики.
Прежде чем сознание полуэльфки отказало, она успела запомнить сильные мужские руки, твёрдый, суровый голос с красивым акцентом и запах трав, будто бы отдалённо знакомых. До работы Тика так и не дошла.

Очнулась она в каком-то заброшенном доме.
Из одежды — лишь тонкое белое платьице и чёрные чулки. Трусики лежали на полу рядом с незнакомцем, который тщетно пытался разжечь печь и поминал Пожирателя на каждом неудачном шагу.
Тика старательно прислушалась к своему телу. Оно затекло, голова сильно болела, запястья саднило, но никакой жгучей боли промеж ног, сзади или в горле не было, значит — её, кажется, не насиловали, пока она была без сознания; такое уже случалось пару раз раньше. Ладони и ступни неприятно леденели.
Полуэльфка осмотрелась вокруг, моргая, попутно подвигав руками, те были чем-то связаны. Судя по блеснам и сетям, висящим тут и там, прогнившим дырявым вёдрам и безнадёжно засохшим удочкам, когда-то дом был рыбацкой хибарой.
— О, проснулась? — Незнакомец поднялся на ноги, зачем-то отряхнул колени и улыбнулся во все четырнадцать зубов. Больше у него не было. — Не хотел начинать, пока ты без сознания... не стоит, когда не слышу стонов, понимаешь?
Тика робко кивнула, перепугавшись. Она и правда понимала — многие клиенты любили стоны.
— Вот и умница. Но блядский мороз!.. Никак не могу согреться. Подожди пока здесь, ладно? — Мужчина ухмыльнулся, явно довольный своим остроумием. — Я схожу, поищу чего бы в огонь подкинуть...
Его голос был не тем голосом, который схватил Тику. И пахло от него совсем по-другому.
Дверь со свистом закрылась и полуэльфка осталась одна. Она попыталась встать с пола, но получилось так себе — руки были связаны за спиной, друг с дружкой и какой-то железкой. Путы, сделанные, видимо, из сетей, не были чрезмерно крепкими, но и Тика не была воином.
— Больно. — Тихонечко прошептала Тика.
Путы глубоко впивались в тонкую кожу, оставляя красные следы.
Дверь открылась, но в этот раз внутрь вошли сразу двое незнакомых мужчин, моложе и здоровее того, что вышел. Один пах лошадьми, второй — маслом.
— О, и правда проснулась. Ну, пока он ищет дрова, мы развлечёмся, а? 
Перемигнувшись, не церемонясь, они взялись за Тику. Один порвал платье, чтобы добраться по крохотной груди, и тут же, сжав её, жадно поцеловал полуэльфку, а другой, оттолкнув первого в сторону, повернул девочку боком и взялся обеими руками за зад молочно-белого цвета, явно намереваясь пристроиться к нему. Краем глаза Тика заметила, как он слюнявит свой палец.

Отредактировано Тика (2021-05-05 15:15:15)

Всхлипнуть Тике не дали. В рот залез чужой язык, и единственное, что осталось полукровке, — слёзы на глазах, да едва слышные, неразборчивые звуки. Щёки сжали твёрдые пальцы, пресекающие всяческое сопротивление.
Другой палец, другого мужчины, вошёл промеж ягодиц сзади, раздвинув плотное, скользкое кольцо мышц, из-за чего Тика напряглась вся и невольно сжала щиколотки. Больно, хоть и не слишком. С работой Тики сложно было не привыкнуть к грубости.
Скрип двери всех троих застал врасплох.
— Какого?.. — С явной неохотой оба разбойника отвлеклись от полуэльфского тела и развернулись как раз к моменту, когда незнакомый гость вошёл внутрь. Тика в этот момент закашлялась, отплёвываясь от чужих слюней.
Первая мысль разбойников была синхронной — набить чужаку морду, однако тот сам взял инициативу и не успели насильники оглянуться, как в них уже полетели камни.
Один успел ухнуть вниз, уклоняясь, другой — поставить блок и принять удар на руки.
— Больно, блядь!
— Мужик, ты че творишь? — Вскинул руку тот, что на карачках расположился на полу. Он оказался не только ловким, но и сообразительным. — Мы тут воровку поймали в городе, ну и наказывает по совести! Лучше уж в рот да жопу трахнуть, чем руки отрезать, а?
Второй сообразил не сразу, о чём брешет первый, но потом истово закивал, поддерживая его слова.
— Думает, раз полутварь, так всё можно! Вот ведь... тварь!
— Мы ж это, сознательные граждане! И наказываем, и шанс даём, можт одумается! — Оскорбился первый, но улыбнулся и подмигнул незнакомцу как родному. — Так что ты эт, камнями не кидайся! Если хочешь — давай к нам, у неё ж три дырки, на всех хватит!
И рукой поманил.
Тика же, взмокшая, дрожащая и опешившая, окончательно потерявшая ориентиры, вдруг услышала запах: от незнакомца тянуло песком. Как когда-то многие годы назад, в детстве, от...
— Кассьян? — Неверящим голосом пробормотала она.

Пока велись разговоры, оба разбойника не постеснялись потянуться за дубинкам. Ножи — это для тех, кто умеет с ними обращаться, мечи — прерогатива аристократов, копья здесь вовсе не нужны, а арбалетов они с собой не взяли. Зачем, если им предстояло разобраться с мелкой, беззащитной шлюхой? Делиться третьей дыркой они не планировали.
— А ты, чтоль, законник? — Сплюнул, поднимаясь на ноги, один из разбойников. — Не хочешь — не больно надо, мы и тебя оприходуем, только дубинкой...
И одновременно с тем, как дёрнулись пальцы южанина, бандиты ринулись в бой. Увы, их тылы оказались не защищены, а кожаные доспехи они себе позволить не могли, да и не хотели (что толку, если тебя и в них, и без них повесят, если поймают?). Со звучным свистом песчаные иглы пробили тело сначала одного ублюдка, вырвав тугую струю крови прямиком из сердца, а потом — другого, который за мгновение до смерти успел оглянуться на товарища, а после рухнул, подкошенный, на пол сам; разбойник инстинктивно попытался пригнуться и окровавленный глаз, повисший на шмате лица, отлетел вместе с куском плоти куда-то в сторону, премерзко хлюпнув. К счастью, Тика ничего не видела — она просто не могла.

Полукровка лежала в своём углу, прикованная по рукам рыбацкой сетью к проржавевшей железной скобе, вбитой в стену дома. Серебристые волосы растрепались и едва-едва прикрывали плечи, но совершенно не мешали смотреть ни на широкие, молочно-белые бёдра, ни на гладкую промежность, чуть смоченную сзади, промеж ягодиц, куда один из мертвецов успел-таки впихнуть большой палец, ни на миниатюрную, упругую грудь. Тика была тонкой, маленькой и до бесстыдства нежной; полотно цвета свежего снега разбавляла лишь розовая краска, тут и там добавляя телу жизни, узкие чёрные полосы-паутинки, кажущиеся липкими (но на деле даже мягче кожи), огромные жёлтые глаза и практически непопорченные чулки чуть выше колен.
Тика напряглась и почти не дышала — она не видела схватки, но поняла, чем всё закончилось. Ей стало страшно и кровь отхлынула от её лица, сделав его мертвенно-бледным.
— П-простите! — Тихонечко прозвучала она, чуточку поёрзав (остатки платья больно впивались в бедро с того бока, на котором Тика лежала). — Просто... в-вы пахнете как он. Я... — Тика сглотнула. Ей казалось, что если она скажет правду — её убьют, а если солжёт — убьют тем более. На янтарных глазах проступили слёзы. — Я когда-то принадлежала Кассьяну... вот.
О своей любви к нему говорить, наверное, не стоило. Не то, чтобы Тика думала на несколько шагов вперёд; просто практика показывала, что такое признание никогда ни к чему хорошему не приводило. Да и зачем?..
— Вы меня убьёте?.. — Шмыгнула носом полуэльфка.

Отредактировано Тика (2021-05-11 19:07:18)

Тика замерла и закусила нижнюю губу, чтобы не дернуться случайно. Тетива натянулась и лопнула, — Аслан медитативно разрезал сеть, освобождая полукровку от пут, — и запястья, ещё зудящие стянутым жаром, наконец-то вздохнули свободно. Тика, однако, держала глаза закрытыми до самого конца, пока хозяин не сказал, что работа завершена. Тогда же маленькая профурсетка решилась пошевелиться.
Борясь с затёкшим телом, Тика осторожно уселась прямо на пол, ягодицами, коленками и ступнями ощущая мёрзлый пол. От платья остались лишь воспоминания, а про трусики и думать не приходилось. Прикрываться полукровка тоже не пыталась — зачем? — и обняла сама себя руками в первую очередь для того, чтобы не отпускать тепло из груди.
Ещё помня страх, Тика быстро вспомнила и про возбуждение, когда руки Аслана коснулись её тела. Тика была хрупкой, нежной, мягкой и упругой, и кажется — практически не пострадала. Не считая пары мелких синяков и прокушенной (самой же Тикой) кожи под нижней губой — никаких ран. Тем не менее, Аслан явно решил перестраховаться и вручил девице зелье, к которому та тут же присосалась, сжав склянку обеими ладошками. Пара капель сорвались с маленьких губ и упала под ключицы, откуда стекли на грудь и замерли, объединившись в единый крохотный мокрый след, блестящей искрой на соске.
Тика просто очень хотела пить. И очень любила пить зелья. Такое — золотистое, исцеляющее — она пила впервые, и несмотря на явный алхимический привкус сочла очень вкусным. Щёки сами собой расцвели нежным румянцем — смущение бесстыжим образом смешалось со стыдом.
Испытывая прилив благодарности и возбуждения (а также — едва осознаваемое желание откупиться, порождённое остатками страха) Тика, уже с плащом на плечах, забралась к Аслану на колени и осторожно прижалась к нему вся, робко обняв мужчину за спину. Упругая, миниатюрная грудь прижалась к горячей груди спасителя, и тогда Тика поняла, что отлипать от него совершенно-таки не хочется.
Острое эльфийское ухо, чуть раздвоенное у основания, ненароком лизнуло шею Аслана своим кончиком. Коленка его, та, где промежность Тики находилась большей частью, чуточку намокла.
— У-ум.. — Помотала она головой. — Я не беглая. Меня купил Красный Дом, тут недалеко... вы меня... — «Возьмёте?»; осталось несказанным, — В-проводите?
Спросила она каким-то совершенно непотребным образом, оставив горячие тихие слова на шее мужчины. Лицо Тики, впрочем, оставалось поразительно спокойным и невозмутимым, хоть и покрасневшим.

Сердце стучало всё чаще.
Тика посмотрела в окошко следом за Аланом и с охотой признала, что он был прав. Метель — страшная сила, зачастую — даже более опасная, чем разбойники, если вовремя не найти укрытие. К счастью, у Тики и Алана оно было.
— Ум... — Грустно прозвучала Тика, ощутимо вздохнула и ткнулась носом в грудь южанина, тайком принюхиваясь к нему.
Сперва ей казалось, что Алан пахнет песком, но оказавшись ближе почуяла, что под ним скрывается что-то ещё... шоколад? Какао?.. Зефир? Тика не удержалась и кончиком языка мимолётно лизнула юношу в шею, состроив в процессе самое невозмутимое лицо на свете.
...Шоколад!
Юноша, пахнущий шоколадом, от Тики избавляться не спешил, а та и не против. Ею сейчас управляло два простых желания, и первое из них — согреться. Был ли способ проще? Едва ли. Печью Тика пользоваться не умела, да и не хотела. Огонь казался ей слишком пугающим.
— Тика. — Ровным голосом ответила маленькая профурсетка.
Грудь у неё была миниатюрная, при желании — уместится в одной достаточно широкой ладони, если очень постараться, а вот с задницей так просто было не справиться (Тика искренне верила, что это из-за людской примеси), у полукровки и бёдра, и ягодицы были упругими, мягкими и очень широкими. Алан, однако, справился, а она обхватила его тонкими руками за шею, чтобы было попроще.
Страх постепенно отступал, как и холод.
— Тика — полукровка. — Вздохнув, призналась Тика. Ей нравилось, что Алан считает её чистокровной эльфийкой, но врать она не могла. Хозяин учил её, что говорить правду завсегда важнее. — Красный Дом — это бордель в Ларне. Тика там живёт...
Голос Тики звучал тихо, будто бы робко.
На новый вопрос полуэльфка поёрзала и беззаботно пожала плечами.
— Не знаю. — Честно сообщила она. — Кажется, тот, кто меня пленил, говорил иначе... тот, кто пошёл искать дрова — тоже отличался от этих двоих... наверное, их больше, чем два.
Тика даже кивнула в подтверждение своих слов.
Второе желание, живущее в сердце Тики, кажется, с самого её рождения — жажда любви. По крайней мере, в Ларне полукровка не помнила и дня, чтобы ей не хотелось вступить с кем-то в тесную телесную связь, благо Клэр и другие девушки никогда не отказывали Тике в ласках, подшучивая, что это и им практика, и Тике лишней не будет (та в эти моменты обычно молчала, поскольку рот (и язык) её был занят тёплой вагиной подруги).
Вот и сейчас, сызнова пересаживаясь на мужские колени, уже на печи, Тика ощутила, как что-то твёрдое ткнулось ей в пах. В этот момент Тика решительно вся вздрогнула, напряглась и осознала всем телом, вплоть до пальчиков на ногах, что она привлекает Алана.
Тика приподнялась на коленках, покрасневшая от нахлынувшего волной возбуждения, взяла лицо Алана в руки и ласково поцеловала, нависнув над ним и закрыв глаза, налитые липовым мёдом. Полуэльфские ушки дрогнули; от собственного же нахальства, когда не успев даже отнять руки от лица юноши, профурсетка уже вторглась языком ему в рот.
Правая ладошка надолго наверху не задержалась, она очертила рваный путь по мужскому торсу и нырнула ему в штаны, без труда освобождая член. Пальцы пробежались по плоти, налитой кровью, от основания до головки, и дальше, выше, — скользнули на гладкую промежность, где без труда нашли горячую жидкость, и уже с нею вернулись обратно. Смазав член, Тика — уже третий поцелуй кряду чётко давал понять, что отпускать Алана так просто полукровка не собирается, — не стала медлить: девочка плотно прижалась к юноше, пахнущему шоколадом, — грудь к груди, живот к животу, — и плавно опустилась вниз, впуская член в себя, но не спереди, а сзади, сжимая головку немыслимо тугим кольцом мышц, ещё помнящих слюну одного из разбойников.
Вздох из нежной, аккуратной груди вырвался сам собой, и только сейчас Тика наконец-то отпустила поцелуй.

Зима безропотно аккомпанировала заоконным свистом тихому, нежному стону, пролившемуся из полуэльфских губ.
Вообще-то, было больно. Очень. Но в заднице Тики и не такие члены бывали — привыкнет. А кроме того — вообще-то приятно. И куда больше приятно, нежели больно. Твёрдый, горячий и ненасытный; телу Тики казалось, что член заполнил её целиком, — хотя не вошёл пока и на половину, — и это чувство было восхитительным, пусть и недостаточным.
— М-мм... — Со слезами на глазах, моргнув, пропела-простонала полукровка вновь.
Она не знала, что значит «быть начеку», и что это за «чека» такая вообще. Тике хотелось тепла и любви. Сознание, пережившее недавний ужас, словно бы перетряхнуло смерчем, а потому и без того не слишком умная полуэльфка отказывалась воспринимать сложные жизненные пертурбации, раз за разом возвращаясь к простым аксиомам.
Губы горячие и мягкие — они целуют её кожу. Член горячий и твёрдый, она сжимает его собственными внутренностями, гладкими, мягкими и до безобразия склизкими (но удивительно чистыми). Мужская шея тоже была горячая и нежная, её Тика обвила ладошками. Но ненадолго.
Приподнявшись на пару дюймов, Тика резко опустилась обратно, как только почувствовала стылую пустоту внутри. Слишком резко — жгучая боль разрезала тело изнутри, — А-ай... — но крови не было — и славно. Полукровка не собиралась останавливаться.
Мужские руки тоже были горячими, ими-то Тика и занялась в следующую очередь.
Первую руку, взяв её обеими ладошками, — Тика приподнялась и, поигрывая членом, потрогала его головкой себя изнутри с разных сторон, — полукровка положила себе же на грудь, а вторую, — Тика плавно опустилась, поднялась и опустилась вновь, затем снова поднялась, и снова опустилась, изгибаясь так, чтобы член прошёл как можно дальше в каждое своё новое погружение, — требовательно подтянула к вагине, в которую неловко завела несколько мужских пальцев. Если Алан расстарается — сможет через тонкую стенку внутри Тики ощутить движение собственного члена, но сама полукровка к этому моменту вновь обвила его ручками за шею и в очередной раз села на член, отпечатывая бёдрами чуть влажный след на его ногах.
Взгляд Тики, медовый, непосредственный и спокойный, смешанный с робкой краской на щеках, посылал смешанные сигналы: ей будто бы было страшно, и в то же время — она явно просила всё это, желала всем сердцем. Рот в противовес раз за разом посылал стоны вполне однозначные.

Тонкое тело (не считая ненавистно широких мягких бёдер) дарило полукровке странные, смешанные ощущения. За их необычность Тика и полюбила глубокий анальный секс.
Они отдалённо походили на тошноту в паху; словно Алан ненароком закручивал и перемешивал внутренности полуэльфки, и мало твёрдого, горячего члена непосредственно внутри, занимающего непозволительно много места, — простецкая боль к этому моменту начала отступать, — но и повыше, там, куда он толкался, казалось, будто ещё немного — и что-то тянущее, сосущее, обязательно перевернётся и порвётся, и тогда член окропит кровью и мягкостью совсем иного порядка.
Но ничего такого не происходило. Тика хорошо знала своё тело и понимала, что впечатление обманчиво и задница выдержит. А потом можно будет и зелье выпить.
Цветком сзади расходился жар и занимал всё-всё тело. Тело, которое уже со всем смирилось.
Тугое кольцо мышц давно расслабилось, мягкий, тёплый кишечник безропотно пустил в себя головку члена Алана, и тогда Тика вновь выгнулась под руками своего хозяина — напряжённая грудь чутко отзывалась на притязания, пальцы, ласкающие промежность, лучше прочего чувствовали нарастающую влагу и жар.
Тепло. Этого и хотела Тика. Об этом и пела без слов, издавая нежные неопределённые стоны.
Девичьи бёдра хлёстко шлёпнулись о мужские ноги, вгоняя член в Тику до самого основания, когда послышался скрип двери. Третий вернулся.

Поднявшаяся метель подчистила следы Алана, поэтому разбойник не сразу понял, что внутри есть кто-то лишний. По той же причине действовал неосторожно, давая юноше время собраться.
— Блядская вьюга... — Проплевался он, роняя набранные деревяшки. Затем протёр глаза и обнаружил мертвецов, лежащих в собственной крови. — Твою ж... Цейн пресвятой, это ещё что такое?
Момент замешательства длился недолго. Через уши до мозга наконец-то добрались побочные сигналы — стоны шлюхи, характерные хлюпающие звуки, жар от печи и чья-то тень за белым девичьим телом.
— Шлюха! Мы ж тебя убить могли, пощадили, а ты вона до чего довела! — Взревел он и, схватившись за топор, рванул в косом замахе вперёд, так, чтобы убить ненавистную девчонку, которую они ранее пощадили лишь по той причине, что могли ещё немного попользовать.
Эльфу-то тому что? Не жалко. Раз сам руки марать не хочет грязной кровью, пусть терпит!