[indent] И всё же, поверить в это всё было как-то сложно до сих пор. Лавиарель – эта вольная птица, это средоточие всея свободолюбия мира, это непостоянное, как направление ветра, создание – и окольцован, нагло схвачен в тиски брака, повязан узами семьи, верности и преданности, и, что страшнее всего – рад этому, как еврейский ребёнок бесплатной конфете. И как они только могли до такого докатиться, дойти до такой банальщины и быть удовлетворёнными такой жизнью? Ну… Ладно, ладно, хорошо, стоит признать – Лави не испытывал никаких сожалений о принятом решении связать свою жизнь с жизнью этой противной змеюки, и особо не думал о том, как бы пошла его жизнь, если бы он не был с ним, но в его голове до сих пор как-то странно звучала констатация того факта, что он замужем. Замужем. Кошмар. Но классно.

[indent] Не то, чтобы Лавиарель от факта наличия штампа в документах и красивой блестяшки на пальце сильно одомашнился – нет, он по-прежнему шароёбился где-то по барам, играл на своей гитаре то да сё, воротил нос от самой идеи работы в офисе и постоянно норовил вляпаться в неприятности, чтоб пополнить своей историей репертуар группы Король и Шут. Но зная, что Люцию, скорее всего, не к лицу будет роль печальной вдовы под чёрной вуалью – старался всё же щадить его нервишки, и теперь вместо передоза неизвестными веществами на кухне мог словить только передоз пельменями.

[indent] И, правда, ему нравилась их совместная жизнь. Нравились утренние совместные чаепития, нравилось, обрызгивая кучу своих комнатных растений из пульверизатора, иногда пускать струю в лицо змею и с гадким смехом убегать от него, порою из-за принципиальности получения победы в их перепалках выпрыгивая в окно (хвала богам, что они живут не в высотке какого-нибудь Нью-Йорка), а ещё ужасно нравилось петь ему перед сном, и, когда тот расслаблялся, переводить лиричные песни в какие-нибудь предельно тупые частушки с коверканьем нормальных слов и цитированием тупых мемов из интернета. Нравилось, едва супруг глаза разлепит поутру, показывать ему фотографии щеночков и вслух размышлять о том, чтобы завести собаку, и, видят боги, Лавиарелю безумно нравилось, что у змея нет ног. Минус вонючие носки, разбросанные, где попало, ха!

[indent] О том, был ли Лави хорошим супругом, рассуждать сложно. Он был верным – пожалуй, отличная база для адекватных здоровых отношений, а ещё заботился – по-идиотски, конечно, в своём долбанутом стиле, но всё же заботился. Даже иногда завтраки в постель приносил, но потом сам же выпрашивал еду и до ужаса обижался, когда с ним не делились. За тот месяц, что они жили почётной ячейкой общества, он ещё не успел проявить себя в полной мере – но спасибо уже и на том, что он не старался запудрить Люцию мозг фальшивой идеальностью, чтоб потом, спустя годы совместной жизни – разочаровать своей истинной личиной. Лавиарель был собой – всё тот же ебанько, только влюблённый по уши, что аж стыдно себе в этом признаться. И раз уж змеюка всё-ещё не сожрал их свидетельство о браке (ну, или как там змеи решают проблемы) – его, видно, всё устраивало. Ну, да, без любовных посланий под окнами, без «утибоземой мой котёночек сюсипуси сладенький заинька чмоки чмоки» круглые сутки, без миллиона фотографий их лобызаний во всех соцсетях. Зато душа в душу.

[indent] Но кое-что его всё же… Не то, чтобы прямо-таки тревожило, но иногда заставляло проснуться средь ночи и тупить в потолок, пытаясь понять, виноват ли он в этом или просто так сложились обстоятельства. Вот они, вроде бы как, живут вместе, едят вместе, спят вместе, ситкомы по требованию ушастого тоже смотрят вместе. Но, типа… Всё. Иногда Лави, возвращаясь домой поздно вечером, слышал скрежет стен, скрип кроватей и охи-вздохи из некоторых домов, и задумывался над тем, что же он делает не так. Ну, ладно, допустим, он понимает, что возможность его резиста крайне мала. Но они даже не пробовали! И даже намёков на сие мероприятие друг другу не давали. Да, вроде как, им обоим было нормально и от отсутствия полового контакта никто из них не ущемился, но Лавиарелю было всё же интересно – может, они что-то действительно упускают?

[indent] В общем, довольно предсказуемым образом всё дошло до того, что сей остроухий товарищ решил попробовать поспособствовать возникновению чего-то нового в их совместной жизни. Просто попробовать; нет – так нет, им не убудет от попытки и обоюдного отказа, если вдруг попытка провалится и им обоим не понравится. К тому же, Лави задумал устроить всё красиво – с ужином, красивыми арома-свечами в форме самых разных фигурок, с новым постельным бельём, которым застелил постель сразу же, как только наг удосужился поднять свой чешуйчатый зад и покинуть опочивальню, с интересным фильмом про что-то смешное, но достаточно романтичное, и «стартовым набором» из секс-шопа. Короче, полно удовольствий помимо секса – и плохим этот вечер не окажется априори. Особенно если использовать вибратор в качестве массажера.

[indent] И вот представьте – Лавиарель, который обычно пытается казаться эдаким супер-альфа-львом, стоит в розовом фартуке, волосы в конский хвост собрав, и, матерясь на рецепты из интернета с их дебильными «ингредиенты по вкусу, готовить до готовности», готовит ужин, иногда подпевая и пританцовывая с кастрюльками под льющиеся из радиоприёмника мелодии кантри. А потом, всё так же матерясь, развешивает гирлянды по окнам-стенам, падает со стула и набивает кучу синяков, а потом минут двадцать лежит и фрустрирует, пытаясь понять, стоит ли оно того. Заказал бы жраку из макдональдса, включил бы первое попавшееся порно, и нормально – ну, чёрт, у других же как-то получается! Но встаёт и продолжает стараться. Потому что – ебись оно через три прогиба – любит. Но, видят все святые – Лави откусит ему всё, что плохо торчит, если он его стараний не заценит.

[indent] И сейчас он завершал последние приготовления, зажигая свечи, и подумывал, что, наверное, стоило бы ещё за цветами метнуться кабанчиком. Хотя, в принципе, у него трусы с ромашками – короче, считается: романтический вечер не без цветов.

Отредактировано Лавиарель (2021-05-23 13:46:31)

[indent] Лавиарель знал, в каких часах ему нужно ждать Люция с работы – потому спланировал всё так, чтобы к приходу супруга еда была ещё тёплой, а свечи, не расплавившись слишком сильно, уже распустили по комнате приятный аромат. Змей обычно не задерживался, а если и задерживался, то давал об этом знать, за что Лави и его нервная система были ему очень благодарны, ведь остроухий вечно начинал слишком сильно паниковать и накручивать ужасные картины изнасилования-убийства-расчленения-сожжения-утопления, если спутник его жизни задерживался секунд на двадцать – и сейчас, к счастью, паниковать было рано: если внутренние часы эльфа не обманывают его, то наг должен был уже закончить трудиться в поте лица и потихоньку шевелить своими милыми чешуйчатыми булочками в сторону дома, но быть притом на приличном расстоянии от него. Около двадцати минут у Лави ещё было, а это значило, что можно немножко подумать о реализации его идиотского плана Барбаросса с вторжением… Не будем говорить, куда.

[indent] Ну, да, Люций был большим. Очень большим, если сравнивать с самим Лави, который и среди своих остроухих сородичей был не то, чтобы эталоном высокого роста. И всё же, в том, что дражайший муженёк был таким здоровенным, были многочисленные плюсы. Во-первых, огромная кровать – когда змея не было дома, а Лави сидел дома и бездельничал, он мог свободно развалиться на их лежбище, притащить сюда целую кучу плюшевых игрушек, набрать всякой еды из мака, и притом останется ещё куча места; и это не метафора, а опытным путём проверенный факт – потому что эльф неоднократно болел и именно этим занимался в свободное от быта время. Во-вторых, размер одежды, которую носил Люций – серьёзно, тут даже слова не передадут то, насколько сильно остроухий любил игнорировать собственный гардероб и по дому ходить именно в рубашках, свитерах, футболках и халатах, позаимствованных у змея, пока тот не видит, потому что они прикрывали всё, что надо, но притом были свободными и безумно удобными, не сковывали движений и шикарно развевались на ветру, когда он утром открывал окна и проветривал комнаты. В-третьих, открывание банок и доставание всяких штук с высоких полок – прерогатива именно Люция, потому что, как практика показывает, эльф при малейших попытках залезть повыше начинает косплеить Гагарина и с визгом «поехали!» улетает в верхние слои атмосферы, а потом болезненно кряхтит и ноет из-за космических синяков на своей заднице. А ещё Люци был достаточно сильным, чтобы спокойненько возвращать нерадивого супруга в постель, когда тот вырубался не там, где надо, и вполне мог бы помочь сохранить семейный бюджет за счёт экономии на грузчиках и иных разнорабочих, потому что, как Лави казалось, с грузоподъёмностью у него проблем никогда не было. А, и ещё, и ещё! Люций – личный супергерой эльфа, потому что безо всяких стремянок спасал застрявших на дереве котиков по первому его зову. В общем, идеальный мужчина, что тут думать-то вообще?

[indent] Вот только…  Да чёрт, ладно, вся проблема была именно в Лави. Утром он рассматривал себя в зеркало и чувствовал, пожалуй, что-то сродни абсолютной апатии: если полностью раздеть его и поставить рядом с обнажённым змеем, то случайный зритель будет ржать и тыкать в эльфа пальцем, как в циркового уродца. Люций был прекрасен каждой клеточкой своего огромного тела – статный, крепкий, изящный, он никогда не знал бы отказа ни среди девушек, ни среди парней многим привлекательнее Лавиареля, и ради него, наверное, не грешно было бы развязать войну, лишь бы заслужить шанс хоть раз коснуться его, – но Лави… Почти белоснежные спутанные волосы, рассыпавшись по худым плечам, едва ли могли скрыть изгибы, вызванные его худобой. Да, худоба была приятной – по крайней мере, она выдавала то, что над телом юноша работал и не запускал себя, но, увы, он не мог похвастаться ни сочными грудными мышцами, ни бицепсами, ни кубиками пресса. Узкая талия, подтянутый живот, крепкие за счёт путешествий ноги – и на всём этом безобразии хаотичные веснушки, даже на задницу заползшие аккуратной бледноватой россыпью. Рассматривая всё это, остроухий всё пытался понять, какой участок ему нужно прикрыть полотенцем, чтоб выглядело более-менее хорошо, но потом понял, что всего полотенца ему не хватит, чтобы спрятать всё нужное. То есть, всё, совсем всё. Только уши оставить, потому что забавные.

[indent] И это уже не говоря о том, что Лави, скорее всего, физически не был способен на то, что желал опробовать. Хотя о пределах своих возможностей он не знал, конечно, но все равно осознавал, что приятного будет мало, даже если у них что-нибудь таки получится осуществить. И всё же… И всё же. Если уж он посмел присвоить змея себе, нагло ввалившись в его жизнь и забрав у всех тех красавчиков, с коими даже близко не мог конкурировать – он должен давать ему то, что ему полагается, должен хотя бы попытаться. Так что апатия и хандра были вежливо посланы в пешее эротическое (что весьма иронично в данной ситуации), а Лави решил ради любви всей жизни рвать жопу. Бадум-тссс.

[indent] Вернёмся же к реальности – за окном неожиданно начал шуметь дождь, но остроухий не заметил этого, увлёкшись своими мыслями и наблюдениями за тем, как стрелка часов с тихими щелчками механизма постепенно приближает его встречу с супругом. Хотя Лавиарель очень редко озвучивал нечто подобное, находя это ужасно приторным и банальным, но он ужасно соскучился – и скучал по змею каждый божий день, зачастую места себе не находя от скуки и одиночества. Иногда он настолько тосковал, что даже начинал задумываться о серьёзной работе – но, к счастью, происходило это примерно в тот же момент, когда за окном слышался скрежет калитки, прогоняющий такие страшные и опасные мысли прочь. А сегодня у него просто было достаточно дел, чтобы не думать о таких глупостях, но это не отменяло тот факт, что он с нетерпением ждал прихода своего змея. И даже если эльф не успеет закончить приготовления – пусть Люций приходит так скоро, как может, и готовится выслушивать недовольное бурчание насчёт несвоевременности, в котором кроется столько любви, сколько нет ни в одной романтической песне.

[indent] То, как скрипнула калитка, в этот раз заглушал дождь и гадкое шипение приёмника, который из-за погоды сказал, что его полномочия всё, – вот, что случается, когда полагаешься на раритетную фигню, подаренную дальними родственниками, – поэтому голос Люца из прихожей был немножко внезапным и чуть не спровоцировал трагическую гибель тарелки, которую эльф едва не выронил с перепугу, но успел схватить и поставить на стол. - Прив-… Господи, что с тобой случилось? - на лице остроухого отразился чуть ли не экзистенциальный ужас, стоило ему увидеть полностью мокрого змея. Только сейчас до него дошло, что за окном уже вовсю бушевала непогода, но даже сейчас он не обратил на это ни малейшего внимания и быстро убежал в ванную, а через несколько секунд вернулся с махровым полотенцем. Без особых причитаний на тему «заболеешь, дебил» и «термометр в жопу засуну, если чихнёшь в моём присутствии» он торопливо приступил к стягиванию мокрой одежды с супруга, а полотенце сразу накинул ему на голову и мимо ушей пропустил почти всё, кроме слов о пятнице. - А что, сегодня пятница? - спросил неуверенно и бегло что-то посчитал в уме. - Значит, завтра утром ты не бросишь меня одного и не убежишь перекладывать бумажки. Звучит, как повод для праздника.

[indent] Ну, да, он понимал, что для него организация чего-то такого была странной и обычно символизировала либо то, что он где-то по-крупному нашкодил и пытался как-нибудь сгладить углы, либо хотел что-нибудь у змея выпросить – и, если подумать, сейчас всё вполне вписывалось в типичную схему, только с необычной поправочкой на то, что Лави собирается просить что-то ради самого же змея. - Давай я принесу плед? А ты пока поешь. У этой хреновины есть какое-то крутое ресторанное название, которое я уже забыл, но по содержанию – мясной рулет. И нет, я не заказал его в ближайшем ресторане, чтоб выдать за свою стряпню, так что, эм… Активированный уголь сам найдёшь, если что.

Отредактировано Лавиарель (2021-05-23 21:22:26)

[indent] И, вроде, Лавиарель даже не был среднестатистической мечтой латентного гомосексуального альфа-самца. Слабость и беззащитность? Мимо: примерно в то же время, когда они с Люцием только познакомились, этот эльф жил в общаге и к нему в комнату через открытое окно залез то ли вор, то ли маньяк-насильник – детали забылись, но результат один – Лави загасил бедолагу бутылкой из-под вина и потом ещё в ментовке оправдывался, что нападавший – не он, и он правда жертва в этой ситуации. Нежность и покорность? Тоже не к нему – он буквально никогда не примерял на себя роль ведомого и, наплевав на то, что Люц превосходит его по всем параметрам, с удивительной категоричностью диктовал свои условия и не терпел никаких пререканий, потому что он, дескать, главный и не потерпит, чтобы его кто-либо прогибал под себя. Тут куда ни глянь – всюду мимо: эльф почти не умел готовить, ненавидел заниматься бытовыми делами, вечно бесил своим сарказмом вместо каких-то намёков на нежность, а заботу подавал под соусом из благого мата и «убьёшься – домой не приходи». Нет, он точно не был той хрупкой сдуваемой ветром пушинкой, ради которого здоровенные мужики поднимали бы флаг своей радужности. Он не был слабым, как первый весенний ветерок, несущий аромат первоцветов, не был чистым, как слёзы девственной девы, иль хрустальным, как чёртов бабкин фужер. Лавиарель – это ёбаный бронепоезд от мира эльфов. И все, кто его знал, с уважением шарахались от этого боевого сапсана, как от гнева божьего, и признавали, что бард, переставший по-идиотски шутить и вместо того насупившийся – страшен, как ядерная война. Потому что он злился спокойно, с миролюбивой улыбкой, покачивая неизменной бутылкой в руках с немой угрозой анальной безопасности своих обидчиков, и немногие, кому довелось такие эпизоды пережить, тихо признавали: лучше бы он просто орал.

[indent] Он не был романтичен, мил и сладок, какими рисуют юношей его типажа в яойных мангах. Он не был тем, что девочки в фанфиках называют «хрупкой омежкой», и даже близко не казался тем стереотипным образом дитя леса с дендрофилией, длинными волосами и банным листом на жопе, какими представлялись эльфы. И вот, эта квинтэссенция неоправданных ожиданий вырисовывается рядом с змеем – и тут уже не знаешь, можно ли с такого смеяться или это уже вышло за грань самых всратых эльфийских каламбуров, потому что, когда наг был рядом, с Лави происходили такие метаморфозы, что маменька, будь она в добром здравии, сказала бы, что её сын ебанулся и пошёл по долбанутой линии отца. Люций был катализатором для того, чтобы остроухий превращался во взрослого ребёнка, который любит плюшевые игрушки, мультики, компьютерные игры и похвалу, и способствовал тому, что эльф манипулировал змеем при помощи этого, ловко вил из него верёвки, используя свои щенячьи глазки и талант по-детски выпячивать губки. Лави мог себя защитить – но он позволял делать это мужу и иногда намеренно провоцировал окружающих, чтобы спрятаться у змея за спиной; он мог самостоятельно открыть вино – но почти всегда прибегал с бутылкой и нежным сладким голосочком просил открыть, чтоб лишний раз не напрягать свои «хрупкие» ручки. Он многое делал руками своего супруга, и всё же давал ему не меньше, хотя иногда ужасно хотелось расслабиться и наслаждаться райской жизнью, забив на собственные обязательства. И, боже милостивый, он всегда подбирал для него с пола эти идиотские шмотки, весело и с пониманием болтая про «я живу с дедом» и «бедняжка, пора купить что-нибудь для спины».

[indent] И во всей этой совокупности милых, но специфичных способов коммуникации и выражения своей любви практически не находилось мыслей для похоти. В смысле, Лави, если бы не окружающие его люди, даже не думал бы о том, что надо что-то как-то делать не только в области поддержания материальных ресурсов их брака, но и на более глубоком эмоциональном уровне с целью полного слияния их чувств, состояний, переживаний и, конечно, любви. Ему было хорошо без этого всего, и поцелуев между делом вполне хватало, чтобы он чувствовал себя любимым, а его сердце без малейшего сомнения убеждалось в их нерушимой связи. Повлияло ли общественное мнение на его личное? И да, и нет. Эльфу по-прежнему было очень хорошо и в большем он не нуждался, но его тревожила мысль о том, что наг подобным мог быть недоволен и не выражал (или подавлял) свои желания то ли из-за страха обидеть, то ли из-за каких-то диковатых инстинктов, диктующих, что эльф, аки самка богомола, открутит ему голову и сожрёт сразу же после фееричного финала их первого тесного контакта. Так или иначе, чтобы это выяснить – кто-либо из них должен был сделать первый шаг, и коли уж Лавиарель взял на себя роль доминирующего и ведущего в этих отношениях, то на нём и лежала эта роль направления их в сторону новых свершений. Маленький шаг для эльфа и огромный шаг для половой жизни нага.

[indent] - Никаких чердаков в эти выходные, - строгость тона Лавиареля не терпела возражений, потому что планы его были совершенно иными, а настрой оставался боевым настолько, что за попытки отступить он готов был действительно побыть кем-то, кто жрёт своих мужей. И всё же, он мило улыбнулся в ответ на улыбку возлюбленного. - Мыши от нас никуда не денутся, а ты каждый день убегаешь. Это немножко обидно… - и губки надул, чтоб уж точно не оставить Люцию и шанса.

[indent] Так вот, послали его, значит, за пледом, и он ушёл, заодно мокрые шмотки захватив, чтобы швырнуть их куда подальше хотя бы до завтрашнего утра. По пути Лавиарель ловко умудрился забыть, зачем он вообще куда-то ушёл, потому что в голове вместо пледов уже крутились образы из просмотренного ранее в исследовательских целях порно, которое должно было дать эльфу понять пределы возможностей энных эльфийских мест на предмет принятия в них чего-либо большого. Возможности, если вам интересно, оказались весьма велики, но речь сейчас всё-таки не об этом. Про плед он вспомнил уже на обратном пути, когда, достав из старого серванта припрятанное вино и на ходу открыв его (один-ноль в пользу эльфов-силачей) и осушив, кажется, второй бокал, с третьим и бутылкой в руках возвращался к супругу и запнулся об стул, чуть через него не навернувшись. Запнулся, потому что отвлёкся на отвратительный столовый этикет Люция и хотел на эту тему возмутиться, а не навернулся, потому что пришлось бы вино от пола оттирать, а ему лень. - Пледа нет, но эта штука тебя тоже согреет, м? - с лукавым, точно кошачьим прищуром эльф покачал бутылкой и облокотился бедром об стол, сделав ещё несколько глотков из бокала, после чего поставил его, почти пустой, перед Люцем, а сам с бутылкой устроился на стуле напротив. И тут его понесло. «В Лондоне сегодня жарко, но не так жарко, как в ваших мыслях, господин эльф!».

[indent] Внешне он казался неизменным – всё тот же типичный Лави, который, конечно, выглядел, как задумавший какую-то чертовщину хулиган, но был таким постоянно и оттого ничем не пугал. Он спокойно попивал вино из горла и постоянно переглядывался между делом с супругом. Спросить про то, правда ли понравился ужин? Про работу и планы на выходные? Предложить совместный досуг? Вариантов было много, но Лавиарель хранил молчание. И вдруг в какой-то момент змей мог ощутить, как босая нога эльфа нагло касается его хвоста кончиками чуть прохладных пальцев и плавно ползёт выше, поглаживая, а уста остроухого всё же открылись в тихой, чуть хрипловатой речи. На щеках начинал наливаться румянец, но непонятно, было ли это из-за смущения или из-за алкоголя, и слабая улыбка тронула уголки его губ. - Я тут подумал… Мы вместе уже довольно давно, но ещё ни разу не… - запнулся. Не то, чтобы он репетировал, но запнуться в таком моменте было верхом тупости, и Лави явно чуть растерялся из-за этого момента. - …Тем самым. Ну, и я подумал, что, может… Мы могли бы… Эм… Попробовать?..

[indent] И всё же, было что-то отчасти печальное в том, что между ними не было ничего серьёзнее поцелуев. Как будто Лавиарель – обуза для змея, и от этой гадкой роли ему никогда не отделаться, не отмыться от своей ничтожности, не избавиться от чувства полной беспомощности в вопросах удовлетворения всех потребностей Люция. Да, если подумать, они были идеальной парой – перекрывали своими достоинствами недостатки друг друга, закрывали любые намёки на неполноценность, складываясь, как идеально подогнанный по размерам паззл, являя собой сочетание даже более прекрасное, чем красное вино и ароматный сыр, но стоило подумать о таких нюансах их отношений – и весь этот идеальный баланс рушился, как карточный домик. А что, если Люций вскоре осознает, какой Лави жалкий, и уйдёт от него? Что, если найдёт кого-то получше, а эльфа бросит, как наскучившую игрушку? И хочется ведь верить, что остроухий, как обычно, улыбнётся широко-широко, сощурит свои медовые глаза и весело махнёт рукой, в типичной для него легкомысленной манере сказав, что это мелочи, но будем честны – вряд ли Лави сможет так просто пережить разрыв. Удавится поди, или зарежет себя – но точно не сможет спокойно принять то, что его змей его больше не любит.

[indent] Он ведь… Всегда хотел казаться весёлым. Никогда не показывал, что его что-то беспокоит, не выражал подлинный страх – только в шутливой манере мог скорчить деву в беде, увидев крысу или что-либо в этом роде, но на самом же деле упорно дистанцировал Люция от всех своих истинных проблем. Лави никогда не говорил о своей семье, ловко обходя эту тему шутками про тараканов в голове своего отца, никогда не говорил о том, что не помнит мать, никогда не рассказывал об оставшейся от неё старомодной броши, которую всегда носил, несмотря на то, что она никак не сочеталась с его стилем одежды. Не говорил о том, что ему довелось пережить, пока он путешествовал по миру автостопом, и не говорил, почему те или иные вещи могут вызвать у него смятение и дрожь, будто напоминая ему о чём-то, чего он не желал помнить. Он всегда улыбался, а когда улыбаться не было сил – убегал куда-нибудь, оставив в записке пару слов вроде «пошёл работать», и надирался в барах. Прятался в них даже – выбирал те, что подальше от дома и те, в которых Люц не станет его искать, но попадался всякий раз – к счастью, уже в том состоянии, когда какие-либо проблемы, кроме алкоголизма, на нём уже не были видны. И да, даже алкоголь не развязывал ему язык – точнее, говорил он вечно о каких-то глупостях и тупых анекдотах, но не о том, что его тревожило. Отшучивался – «меня тревожит, что ты такой красивый». Остальное – даже под пытками не выдал бы, предпочтя сохранить блаженное неведение любимого супруга. Потому что Люций заслуживал счастья, заслуживал хорошего, сильного, позитивного человека рядом, и отравлять эти отношения своими слезами и тревогами – нет уж, увольте. И как-то так вышло, что вместе со всеми страхами Лави скрывал ещё и то, как сильно он любит мужа, и казалось, будто эти отношения он совсем не ценил. Но так даже лучше, наверное? Если Люций захочет расстаться – значит, так будет лучше для него, и Лави не хотел бы, чтобы Люци испытывал угрызения совести из-за решения стать счастливым без лишнего груза в виде этого эльфа. Пусть лучше думает, что его не любят; пусть верит, что Лавиарель от этого ничего не потеряет. И пусть… Не сожалеет ни о чём.

[indent] Но, может, был какой-то шанс стать лучше, чтобы у нага не было повода думать об уходе и расставании? Именно с этой мыслью Лави и затеял весь этот анал-карнавал: хотел дать мужу всё – абсолютно всё, на что способен, чтобы обозначить предел своих возможностей и вместе с тем постараться… Впечатлить, возможно? Но только сейчас он начал думать – может, Люций уже нашёл кого-то получше и потому никогда не касался этой темы, а сохранял определённую дистанцию с эльфом? Лави топтался в коридоре с бутылкой вина и упрямо хлестал алкоголь в надежде на то, что оно смоет все эти мысли, но становилось только хуже. Может быть, он противен мужу? Может быть, этот брак вообще держится на жалости змея к такому ничтожному, никому не нужному эльфу? Может, ему мерзко даже думать о том, чтобы сблизиться с Лави полноценно, чётко обозначив, что их отношения куда серьёзнее сложившейся между ними связи а-ля родитель-ребёнок? Эльф чувствовал, что его захватывает что-то сродни панической атаки, но, пару раз нервно зажмурив глаза, он успокоился. Допустим, змей откажет в интиме. У них ведь всё-ещё есть возможность провести время вместе, пусть даже без сексуального контакта – но зато с мультиками и, вероятно, поцелуями даже. Всё будет нормально. Всё будет.

[indent] Сидя за столом, эльф бессовестно заигрывал с мужем. Мягко, но настойчиво касался его, губы кокетливо облизывал после выпитого вина, строил глазки, томно опуская ресницы после столь откровенного и смелого вопроса, и слегка ноги раздвигал, ощутив ответные касания. Люций просто не мог отказать, не мог, не мог! Но отказал. И Лави сначала не поверил, что это произошло, и только когда ему через несколько секунд дошло, что его отшили и сейчас уже выходят из-за стола, чтобы уйти, он резко вскочил на месте и ударил кулаками по столу, громко возмутившись: - Да у тебя каждый день тяжёлый, Люций! Ты каждый день приходишь уставший! - но кому какое дело было до него? Конечно. Конечно, Люций уполз, оставив эльфа наедине с самим собой. Чего ещё можно было ожидать? Лавиарель обессиленно плюхнулся обратно на стул и локтями на стол опёрся, зарывшись пальцами в волосы и взлохмачивая некогда аккуратный хвостик. Он идиот. Лучше бы он вообще никогда речь за это не заводил. Лучше бы оставил всё так, как есть, и помалкивал. Идиот, идиот, идиот.

[indent] Сколько он так просидел – секунд десять или целый час? Смотреть на часы было как-то тошно, поэтому на этот вопрос остроухий не мог ответить даже самому себе. И, тем не менее, спустя энное количество времени он всё же встал, чуть покачиваясь, и принялся разгребать последствия своего похотливого настроения. Свечи, что не догорели, потушил и убрал, гирлянды снял, в этот раз в каком-то полутрансе даже не свалившись, посуду собрал и помыл. Всё убрал, будто ничего этого не было, будто весь этот разговор ему приснился, но на душе по-прежнему было паршиво, сколько ни мой испачканные тарелки, сколько ни три присыпанный крошками стол. Наверняка у Люция кто-то был. Ну, конечно, был – как иначе он бы терпел жизнь с этим жалким и бесполезным эльфом? Лави быстро принял холодный душ, в процессе, кажется, дав волю слезам, от которых глаза раскраснелись, но внимания на это совсем не обратил. Чёрт с ним. И с Люцием. Любимый шёлковый халат натянул на мокрое холодное тело и поплёлся в спальню, абсолютно ни на что не обращая внимание, и просто на край кровати плюхнулся, сразу глаза закрывая и даже жмуря. - Спокойной ночи, - только и шепнул, поджав колени к груди. Скорее бы заснуть и закончить этот тупой день.

[indent] Лави искренне любил истории Люция и весь тот энтузиазм, с которым он вспоминал своё прошлое. Слушал каждый раз так внимательно и заинтересованно, как будто его привели на экскурсию, о которой он всю жизнь мечтал, и даже песни о похождениях супруга писал, только не показывал ему, конечно же – наверняка он не одобрит такого фанатизма. Чёрт, да Лави… Любил его. Просто любил. С ног до головы, от каждого изгиба тела супруга до каждой его идиотской истории, до каждого слова, которое он произносил как-то по-особенному, по-своему – так красиво, что Лави отдал бы душу, лишь бы слушать его до конца своих дней. Любил его запах, отдающийся Лави какими-то кедровыми нотками, хотя у них, кажется, не было никаких средств гигиены с таким ароматом – видно, больное воображение Лави взыграло, навеяв ему такие ассоциации с любимым. Любил то, как под пальцами ощущалась его кожа, когда эльф в моменты просмотра чего-либо укладывался на плече у змея и выводил подушечками пальцев узоры на его груди, будто бы рисуя их совместное светлое будущее, и ещё… Ох, он любил его всего. Без конкретики, без обоснований «за что» - просто по-мальчишески любил и видел в нём свет всей своей жизни, свой дар свыше, который Лави не заслуживает. Хотелось сжать его в своих руках, переплести с ним пальцы и никогда, никогда-никогда не отпускать, не отдавать никому – но имел ли Лавиарель право на подобное? Ответ был ему известен, и он даже… Смирился с ним. Смирился – и никогда не держал.

[indent] Эльф никогда не пытался казаться лучше, чем есть на самом деле. Да, он многое скрывал – но не прятал от змея всю мерзость своей персоны, а выпячивал её, как будто говоря: «посмотри на меня, осознай меня – и уйди, пока не поздно, потому что позже я могу не отпустить тебя». Порой он намеренно вёл себя гадко, позволял себе ужасные вещи, злил, провоцировал Люция, действовал ему на нервы, нарывался. Много разговаривал, много всего делал, разбрасывал всюду свои вещи, занимал всё пространство и всё время своего супруга, нагло нарушая все личные границы, тараторил то и дело, даже средь ночи иногда заставляя его проснуться, чтобы высказать какую-то тупую идею типа «а с точки зрения динозавров мы живём в постапокалипсисе, круто, да?». Но Люций терпел его, а Лави… Не знал, радоваться ему или плакать от этого. Если Бог есть – Лавиарель не сомневался, что это он подарил этому эльфу такого прекрасного мужчину, видимо, решив разыграть какую-то идиотскую шутку и поиздеваться, чтобы посмотреть, как он будет мучиться, не зная, что ему делать с этим незаслуженным сокровищем, свалившимся на его голову. Вот она – божественная кара. Или дар? А хер его разберёшь.

[indent] И всякий раз, когда Лави пытался поступить правильно, перестать прятаться за своей мнимой отвратительностью и показать всю нежность и хрупкость чувства, таившегося внутри этого нерешительного эльфа – всё накрывалось медным тазом, будто наказывая его просто за то, что он влюблён в того, кто намного лучше, краше, интереснее, чувственнее его самого. Наказывая за саму идею, что на его чувства ответят, подарив встречную любовь – ведь такого быть не может, ведь он… Он – Лавиарель. Глупый бард, который живёт одним днём и ни о чём не думает, кроме секундных удовольствий. И плевать, что это было раньше и сейчас он изменился – вселенной плевать, вселенная уже начала натягивать его на кармическую бутылку. Казалось бы – вот, вот, отпускает помаленьку, понемногу, и легче становится, дышится свободнее и руки уже не связаны, и можно протянуть пальцы, коснуться груди возлюбленного и услышать, что его сердце бьётся чуть чаще, когда эльф рядом – но холодный паралич сковывает так резко, что даже вдохнуть не удаётся, и рука безвольно падает, почти дотянувшись, почти коснувшись, а сознание лжёт себе, убеждая, что ему удалось уловить крупицу тепла любимого тела.

[indent] Не смотреть в зеркало. Не смотреть. Ни в душе, ни где-либо пути в спальню – не смотреть, чтобы не увидеть свою ничтожность. Жалкий, жалкий, убогий, отвратительный. Мокрые волосы по плечам растеклись, на лицо упали, скрывая опустошённый взгляд. Больно ли ему? Грустно? Обидно? Холодно хотя бы? Нет, он ничего не чувствует – даже отвращение от самого себя временно куда-то отступило, хотя Лави знает, что оно вернётся ночью с удушьем и тошнотой. Хорошо, что он выпил накануне – удастся свалить всё на алкоголь, и тогда вместо сочувствия или беспокойства он получит гневный взгляд и, может, парочку каких-то нравоучений. И всё будет нормально. А утром он сам полезет на чердак и скроется там от лишних вопросов.

[indent] Прятаться под одеялом – любимое дело Лави. Прятаться от подкроватных монстров, от ночных кошмаров, от грозы, темноты и глупых мыслей – от чего угодно… И прятать там свою же слабость. И всё это всегда выглядит, как игра, как детские шалости – и никто не воспринимает всерьёз то, что заставляет эльфа зарываться с головой в тёплую ткань, одинаково реагируя парой коротких утешительных слов, чем бы ни было спровоцировано то, что он снова полез в своё укрытие. Оказавшись в кровати, остроухий какое-то время лежал абсолютно неподвижно, будто бы правда уснул сразу, даже уголком одеяла не укрывшись – и лишь спустя время тишину прервал очень тихий и нерешительный шорох попыток аккуратно натянуть одеяло, который тут же прервался, как только Лавиарель ощутил прикосновение. По телу пронеслась очень сильная дрожь – почему-то мозг отозвался на касание, как на боль – будто ему только что поставили клеймо, опалив нежную холодную кожу, и Лави лишь сильнее сжался, в панике забывая уж про одеяло, но утыкаясь лицом в колени, которые лишь ближе к себе подтянул и обнял руками. Надо было взять подушку и уйти спать в другое место. Надо было… Чёрт, да хоть без подушки, хоть даже без сна – но он не должен был приходить сюда, чтобы Люцию никогда не пришлось видеть его таким. Уйти, уйти хотя бы сейчас – но тело не слушается и заставляет слушать. Эльф снова зажмурился, вдохнул очень хрипло, но спустя время начал отвечать. - Я не хотел всего этого… Не хотел гостей, пышных торжеств, пафоса. Даже кольца эти не хотел… Это ты решил, что вместо ключей-открывашек с банок из-под пива нам нужны нормальные украшения. А мне просто нужен был ты. Потому что я тебя люблю, а не все эти помпезные проявления на публику, - Лави не начал ни плакать, ни злиться. Холодно, апатично смотрел куда-то сквозь то, что было перед ним, полностью расфокусировав зрение, и не сопротивлялся объятиям, безвольно уступив себя Люцию – все равно ведь живёт только ради него, так что пусть делает с ним то, что считает нужным. - Я хотел быть лучше… Хотел дать тебе то, что ты заслуживаешь. Но тебе это не нужно. И я, наверное, тоже, - бессознательность вдруг отступила, и эльф резко отстранился, садясь на кровати. Губы расплылись в улыбке, надрывистой, но, кажется, искренней – хоть и выдавленной из последних сил. - Всё нормально. Я тебе новый фильм нашёл, можешь посмотреть, если спать не хочешь. А я посплю.