|
|
|
Deny what is important, holds back contents
That makes Pandora's box contents look non-violent
Behind my eyelids are islands of violence
My mind shipwrecked, this is the only land my mind could find
Отредактировано Агни (2021-06-17 22:40:28)
Легенды Янтаря |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенды Янтаря » Орден странствий и сказаний » Завершённые истории » 02.02.885 - when in doubt, go for the head
|
|
|
Deny what is important, holds back contents
That makes Pandora's box contents look non-violent
Behind my eyelids are islands of violence
My mind shipwrecked, this is the only land my mind could find
Отредактировано Агни (2021-06-17 22:40:28)
Try to wash my hands
never gonna get them clean
[indent] Агни привыкла, что само мироздание пихает ей палки в колеса, выламывает руки и толкает лицом в грязь; держать голову высоко вверх – необходимость, а не преференция. Сколько безвольных сломались под давлением мира, сколько не смогли справится с ощущением ненависти. Впрочем, на этом чувстве она и жила, и продолжит жить еще столько же лет, не сомневайтесь. Женщина несколько десятков лет выстраивала вокруг себя образ Агнии, возводя стены непреступной безупречности и фундамент из жёстких моральных принципов. Взобравшись достаточно высоко, не хотелось бы упасть, потеряв не только целый образ, но и очередную «жизнь». Храмовники всегда знали слишком много, пихали свой нос не в свои дела, выискивая среди толпы неугодных церкви. Демоница скрипит зубами от факта их существования, корчится в ненавистном оскале, когда ей доводится разглядеть тех на улицах. Держаться подальше невозможно мало, надо быть умнее, надо заметать каждый свой шаг, оправдывать каждое свое движение.
[indent] Подобравшихся слишком близко быстро уберут, или заставят забыть навсегда. Агния не пачкала руки уже многие года, пользовалась другими, хотя «чистого» места на ее теле не было уже как три сотни лет. Грязь к грязи, кровь к крови. Желающих получить монету в свой карман было великое множество, только не каждый из них справлялся с работой так, как этого требовала она. Простой убийца вряд ли решится притащить заказчице голову убитого, если того потребует она сама. А она потребует. Какие еще могут быть гарантии?
[indent] Не важно, как его зовут, не важно, как он узнал, нужно поскорее избавиться от свидетелей. Эдмун устало потирает виски, сидя за тяжелым дубовым лицом, и рассматривает носки своих же сапог. Откуда ты вылез, святая ты паскуда? Очередной пытливый святошка полез в чужие дела, и стал о чем-то подозревать. Слухи не нужны, свидетели должны быть устранены. И для этого у нее есть свои инструменты. Кому-то плевать, как и кто окажется под лезвием их клинка, а волнует лишь цена, которую назначат за голову. Моральные принципы излишни в таких вопросах, а ими уже давно никто не интересовался. У богачей всегда были свои мерзкие секретики, и потому вопросов никто не задавал. Злость, ярость, ненависть. Она криво улыбается, подумав лишь о тех, чьими руками будет стелить перед собой кровавую тропу. Идеальные образцы тех людей, которые ей так нравились. Нравились? Иронично, учитывая все те годы ненависти, которые они ласково проносила в своем сердце к той, что вот-вот зайдет к ней. Это иррационально, глупо и безрассудно, но своих врагов хорошо бы держать близко; во многом, на ее выбор повлияла Вишна, помогла ей угомонить свою непомерную гордость и смирится. Это было даже по-своему приятно, наблюдать за медленным упадком, следить за сменой нравов. Ей стыдно это признать, но она довольна. Довольна в своей богомерзкой извращенной манере.
[indent] Резиденция в Вейле была, скорее, старенькой и прохудившейся. Здесь не было привычных ей множеств комнат, не было и шикарных коридоров. Все привычно, как в доме обнищалого помещика. А роскошь была ни к чему, Агния скрывала здесь, прятала свои следы, которые вели прямиком в Пустоту. Никто не заподозрит, если ты прикроешь все это своим трудоголизмом. Какие же люди глупые. Длинные ногти стучат по крепкому дереву, когда за дверью слышаться шаги. Знакомые, ничуть не новые для нее. Судьба издевается над Агни, как только может. За ней по пятам следуют те, кого она не хотела бы видеть, и вскоре становятся ей важны. На секунду в красных глазах застывает легкая грусть, когда та мысленно возвращается в много сотен лет назад. Подкинет ли жизнь очередную встречу с старым прохиндеем когда-нибудь? Но это не важно. Все процедура как странный ритуал, здесь никто не стучится, не спрашивает можно ли войти; демоница задумчиво разглядывает пол, будто бы ничего не заметила.
[indent] - Как в первый раз, не так ли? - довольная сука, демонически довольная. Улыбка ее уже не такая натянутая, как в тот злополучный день, а голос не дрожит. Странно видеть ее не в лужи собственной поганой крови, не с рассеченным напрочь лицом и без клинка под ключицей, так ведь? Должно быть, жалко, что не добила.
Отредактировано Агни (2021-06-19 00:45:45)
Deep rooted anger still remains in my right hand
That power of ache will just keep me alive.
У судьбы хуевое чувство юмора. Судьба ломает тебя опустившимся колесом, втаптывая в грязь дороги и продавливая весом до разожжённых костей и вытекших глаз. Судьба это то, во что верят последователи Цейна и приличные люди, а ни к первым, ни к вторым Крыса больше не относится. Ее мировоззрение вытеснил прагматизм и одна единственная, призрачная цель — все остальное неизбежно отцвело и превратилось в пыль. Ей бы впору задуматься, не роднит ли ее это с демонами, бродящими по Янтарю не первую сотню лет, с ней, которая ждет за чередой богатых тяжелых дверей, да некогда.
Все они куда-то торопятся: демоны с возрастом приобретают практически человеческую поспешность, человеческую уязвимость. Те, кто еще лет сто назад мог рвать людей голыми руками предпочитают шелк, парчу и тяжелый бархат, предпочитают такое людское благосостояние, власть, успех. Демоны так долго и так упорно играют в людей, что теряют то ужасающее, что когда-то их наполняло, убаюкивают и предпочитают красивый сон обыденной реальности. Не Крысе их попрекать, конечно — реальность, хочешь или нет, а то еще говно, грязь и смерть.
Перед Крысой услужливо распахиваются двери, свидетели черт знает каких дел своей хозяйки, распахиваются как порталы в Пустоту в брюхе ненасытного зверя, но Крыса на то и Крыса, чтобы перестать терзать себя червячком былой праведности и ощущать себя почти как дома. Тем более, что у нее есть вполне недвусмысленное приглашение.
Юра задумчиво скребет пальцами щеку: она давненько не обходилась без шрамов, но так уж получилось, что она терпеть не могла приходить на работу побитой. Если Вишне она с неудовольствием позволила утирать ей кровавые сопли над старым ковром и поить стылой водой, то той, что с нетерпением ждала ее за последней тяжелой дверью, Крыса не собиралась давать ничего.
Тяжелой волной раздражение просыпается где-то внутри ее существа, низко вибрирует, отдается от ребер и дает в голову тяжелым пыльным мешком.
Агния улыбается довольной разомлевшей на солнце кошкой, которая намертво держит в когтях перепуганную насмерть мышь: Агния думает, что крепко держит Крысу в своих маленьких бледных руках. Юра возвращает краски старым воспоминаниям подернутым пылью столетий, и они сочатся маниакальным удовольствием — она все еще раздражается в присутствии демоницы, этого отнять нельзя. Взгляд цепляет взгляд тяжелыми крючьями цепей: долго, исподлобья и тяжело, словно взгляд — опущенный на красивую голову молот, словно кортик, пущенный точно в глаз.
Крыса стоит — неподвижная высокая клякса чернил в пляшущем свете свечей, словно пришедший по велению мага демон. Впору рассмеяться, зло, лающе; что, не можешь без меня? Обязательно нужно еще раз напомнить себе, что теперь эта крыса у тебя на коротком поводке, чтобы спокойно спать? Крыса щурится, оглядывая молодое, довольное лицо — красивое, словно у фарфоровой куклы. С тонкой шеей, так и просящей вокруг себя тяжелого латного кулака.
Вдох.
Это просто работа. Такая же, как и любая другая.
— Нет, — хмуро отбивает чужой довольный комментарий, — нет реки.
В показных любезностях нет нужды, они только мешают, тонкими змеями обвивают тело, лишая фокуса и концентрации, заставляя забыть, зачем на самом деле она сюда пришла. Расстояние до стола Крыса преодолевает в пару размашистых тяжелых шагов. Темные доспехи, ловя отсветы свечей, звякают, когда она занимает стул напротив — никаких обманчивых уступок. Не для тебя.
— Займемся делом? — в голосе мелькает тень усталости.
Агния ее выматывает. Вынимает жилу за жилой, подцепляя тонкими острыми ногтями, и Крыса подпирает голову, рассматривая резьбу стола, бумаги, тяжелую печать для бумаг. Островок порядка в хаосе происходящего, вот как. Можно было бы перевернуть стол, пригвоздить ее к полу, заставив извиваться и уродливо рыдать, совсем как тогда; но ностальгия с привкусом фантазий никогда не была сильной стороной Юры. Когда она захочет убить демоницу, она сделает это быстро и точно, без долгих разговоров и влажного шепота куда-то в ухо.
Только так можно расставаться со старыми знакомыми, которых проносишь сквозь время.
— Что за услуга тебе нужна?
Крысе могут вырвать язык за такую дерзость, но время, когда ее волновала потеря конечностей и острая боль предсмертной агонии, закончилось почти сто лет тому назад, оставив лишь сухую деловую хватку и кривую усмешку на обветренных губах.
I know we ain't got much to say
Before I let you get away, yeah
[indent] Некогда четкая граница между ними давно размылась в водах времен, давно потеряла свою определенную строгость. Агни было досадно принимать тот факт, что друг от друга их отличает слишком мало вещей, и что в конце концов итог один – нож в спине. Своей же или спине бывшей храмовницы – совсем не важно. Все же, эта театральная постановка тянется не первый год, и, если бы она затрагивала только этих двоих. Может, Эдмун уже разучилась давать отпор, разучилась брать дело в свои руки. Нет. В ней было столько силы, сколько было в тот день, когда она вышла на этот свет. Мерзкое, грязное пятно на белоснежных просторах Янтаря, разрастающееся с невероятной силой. Топтать, рушить, убивать, уничтожать. Большего ей не дано.
[indent] - Не очень хотела бы мочить волосы в этот раз. Боюсь испортить прическу. – не одна Юра могла вливать в свои речи тонну змеиного яда. Напряжение в комнате можно было резать ножом и подавать как богатые деликатесы с интересным названием. Агни было не так легко пронять, особенно из-за того, что она ощущала себя главной. Мысль о том, что некогда заклятый враг сейчас прокладывал своими руками дорожку в счастливое демонское будущее тешила. Улыбку не стереть с ее лица, ведь она знает, что выглядит просто невероятно, когда улыбается.
[indent] Лицо напротив такое знакомое, но такое далекое. Что же случилось, ее интересует; будто бы не знает, как это бывает, когда жизнь издевается над тобой. Очередная побитая душонка в прогнившей насквозь реальности. Стоила ли служба великому и ужасному Цейну того? Где же эти блядские божественные благодарности сейчас? Где хоры из наивных детишек и послушные монашки, жрецы, снимающие порчу, и вся эта божественная канитель? Все равны в этом мире, и демоны, которых Отец полюбовно выплюнул сюда как пушечное мясо, и творения Цейна, на которых тому глубоко плевать. Никто не поможет им, если они не научатся помогать себе сами.
[indent] Агни убирает руки на стол, широким движением убирая все, что могло бы помешать ей видеть Юру кристально чисто. Стопка бумаг неверно покачивается от толчка, но не падает. Вот так лучше. Намного.
[indent] - Неужели ты вовсе не рада меня видеть, chérie? Спустя сколько лет, ах! – Эдмун издевается, как всегда издевалась. Превосходство было заложено в нее с самого момента сотворения, как сама демоница считала. На деле же ей было досадно, больно и тошно. Почему она вообще все еще живая? Почему не злится и не бросается на нее как тогда? Все нутро сжимает от одного взгляда, но Агни дрессирует себя, не сводит глаз. Их ненависть взаимна до страшного, многовековое пламя, которое не под силу потушить никому. И не надо. Пускай, мать его, горит. Горит и поджигает все на своем пути, как неминуемая казнь за все совершенные проступки. Агни терпела на протяжении доброй сотни лет, даже двух, потерпит и сейчас, чтобы наконец довести это все до своего логического завершения. Люди слабы. Но была ли она человеком или лишь оболочкой от того величия, что довелось видеть раньше?
[indent] - Дело вот в чем, - ранее почти до боли приторный тон ее голоса снова приобретает неизменные холодные нотки, - вышло так, что некий молодой храмовник застал меня не в очень хорошей форме. Не до страшного, но парочка подозрений у него закралась. Будет досадно, если эти подозрения могли уйти слишком далеко, а то еще наплодят странные слухи. Не хотелось бы, чтобы вскоре в гости ко мне наведывалась не ты, а кто-то более… праведный.
[indent] Речь ее спокойна как никогда, без привычной издевки. Ей правда нужна помощь, но не от безысходности или беспомощности, а потому что эту помощь она могла запросить. Слишком высоко устроившись своими руками уже вниз, не потянешься. Агни прикусывает губу от внезапно взыгравшей досады, нырнула рукой под стол, чтобы открыть потайной ящик подл столешницей. Имя, звание, все что нужно было – на одной бумажке, заботливо спрятанной от чужих глаз. В ее интересах дать как можно больше информации, предоставить все, чтобы дело прошло успешно, дак еще и доплатить за некоторые услуги. Может быть она отродье, сотканное из ненависти и плоти Пожирателя, но хорошую работу уважала. Особенно, ее работу.
[indent] - В целом, дело не такое уж и сложное. Мальчишка совсем зеленый, едва ли за второй десяток, но догадливый. Ничем особенным не отличился, лучшим из своего отряда не прослыл, просто… попал не в то время не в то место. Если у тебя есть вопросы – задавай их сейчас. – бумага ловко скользит по гладкому дереву, останавливаясь прямо перед противоположным краем стола. Аккуратным почерком выписаны все нужные вещи, пусть и не так много. Все остальное она предпочла держать в голове, на случай если спрятанный ящик все же найдут.
Отредактировано Агни (2021-06-23 00:22:33)
Was it you
Left your secrets inside
All the lies you can't hide
It's a dangerous game
В чем Крысе никогда не приходится сомневаться, так это во взаимности. Связавшая их двести лет назад встреча одинаково саднила оставленным кинжалом, горчила на корне языка и врезалась в виски. Все остальное — только жалкая прелюдия в попытках успокоить себя. Людям, как и нелюдям всегда приятно думать, что они приручают хищника, кладут косматую голову себе на колени с возможностью в любой момент прекратить биение чужого сердца. Им с Агнией безопаснее в их молчаливо навязанном перемирии, из которого каждая извлекает свою выгоду.
Выгода Агнии у нее на лице написана: за годы знакомства эту черту в демонице Юра изучила вдоль и поперек. Болезненное, детское желание превосходства на горе трупов, которое ничто и никогда не может утолить. Каково это жить в постоянном голоде? В постоянном нездоровом стремлении без возможности остановиться, ведь Папочка сделал тебя именно такой? Червь в груди неприятно ноет. Юре, может быть, даже ее жалко.
Выгода Крысы материальна, потому что она живет в моменте. Потому что деньги — это власть богатых, для бедных и рукастых вроде нее, это лишь медиум, чтобы питаться. Крыса знает цену тому что делает, просит соответственно и давно забыла про стыд. Юре кажется, что она знает, где ее черта, за которую она сама не ступит, знает, где материальное и нематериальное зло расходятся. Так, по крайней мере, чувствует ее нутро.
Агния улыбается: за эту улыбку молодые фигляры и старые торгаши рвут на себе волосы, но Юре она кажется не более чем оскалом, до боли знакомым, пытающимся выцыганить из нее что-то. Хоть что-нибудь? Слово, жест, нахмуренные брови. Это удары по тяжелой внутренней броне, раз за разом, проверяя на прорехи, пока не найдется то мягкое место, из которого можно пустить кровь.
Взгляд как удар тяжелой глефы по мечу.
Попытайся еще раз.
— Ждала меня? — Юра складывает руки на груди, бренча доспехом, с присущей ей обманчивой леностью, — Не расстраивайся.
Может, Цейн не вложил в нее змеиного яда и способность извиваться, податливо выгибаясь, но он даровал ей толстую кожу. Агнии просто не повезло однажды увидеть прореху, высвободив ту потаенную, глубинную искру, которая и сейчас порой несла Юру вперед, побитую, израненную, но непреклонную. Не повезло увидеть. Не повезло не суметь забыть. Но это сугубо демонические проблемы, которую Крысу мало волновали. Ее жизнь давно превратилась в реку лиц, слов, дел. Даже демон не казался ей больше чем-то незыблемым и вечным. Все эти переглядки, шипение друг на друга, река, дубовый стол, смешанные с раздражением и мысли. Все это закончится рано или поздно. Пройдет. Раствориться в небытие, не оставив ни памяти, ни имен. Крыса это понимала. А что насчет...?
Речь о храмовнике вырывает из Юры низкий короткий смешок, хоть она слушает вполне внимательно: все почему-то возвращается к Храмовникам. К непоколебимой людской вере, слепой и проносимой через столетия, как тонкое пламя свечи. Хотя Юра бы назвала их, скорее, твердолобыми баранами, нужно же ей войти в положение клиента?
Крыса жует собственную щеку: придется заняться вызнаванием, насколько далеко малец успел растрепать о своих подозрениях. Это отдельный сорт работы: слишком назойливое внимание вокруг даже одного из Ордена Цепи тут же вызовет подозрения. Насколько сама Юра знала, любые подозрения необходимо было передавать вышестоящим. Существовали определенные правила, по которым Орден действовал, а значит, скорее всего, малец либо затаился, либо попытается достать что-то существеннее увиденного. Там они его и подловят.
Несчастный случай значит.
Демоница перед ней разыгрывает беспокойство высшей пробы, вручая Юре небольшой листочек со всем необходимым, по которому та бегло проходится — хорошо иметь данные под рукой, а не выспрашивать их по закоулкам. Как минимум, большую их часть.
— Он не пойдет к тебе один, — откликается она наконец, поднимая глаза от клочка бумаги, — слишком звание низкое. Если ему поверят, а поверят только если он предоставит доказательства, то тебя будет ждать целый отряд с цепями и щитами.
Крыса хмыкает: ну да, ведь теперь линзы для выяснения природы того или иного существа у них нет. Юра следит за демоницей внимательным немигающим взглядом. Ей все еще интересно, почему не Вишня? Любимая сестричка, у которой можно пожелать какую-нибудь амнезию или смерть от упавшего пушечного ядра.
— Ты кого уговариваешь? — интересуется она между делом, кладя бумагу обратно на стол, — меня или себя?
Ведь с таким «зеленым» храмовником справились бы и обученные парни из Гильдии. Агния, конечно, могла позвать Юру смеха ради, чтобы бывшая Храмовница убила Храмовника нынешнего, но Юру такой расклад, мягко говоря, не впечатлял. Слишком мелочно, постарайся получше, хорошо?
— Тут явно не все. Что конкретно он видел и что ты мне не сказала?
Как же она ненавидела играть в угадайку.
There so many lies that you can't keep straight
But when they finally meet their fate
There's no wait and see
There's just see and wait
[indent] Каждый демон – недолюбленное дитя, брошенное нерадивым папенькой возле забора; им остается только учиться бороться со всем миром, который вот-вот растопчет и даже не оглянется. Агни не хочется верить, что она все такой же одинокий ребенок, с застывшим страхом в глазах и непониманием базовых принципов Янтаря. Нет. Она больше, сильнее, выше этого, и старается лишь для своей «семьи», старается для тех, кто будет абсолютно также выброшен на произвол судьбы. Пожиратель держит их на коротком поводке, это вовсе не отцовская любовь, не кровные узы. Это расчет, рабство, повинность. Куколка на ниточках, которая давным-давно оставлена своим создателем в темном углу, но все же кто-то должен дергать эти ниточки. Досада скапливается с каждым годом все больше и больше, ведь ей приходится каждый день терпеть и мирится с людским окружением, с их глупостью и назойливостью. А кому-то даже удается задеть за живое, пробраться в нутро и выедать его изнутри, ноющей болью отдавая в каждый уголок демонической сущности. И вот она, сидит перед Эдмун, относительно живая и здоровая, даже не планирует помирать. Превосходство было эфемерным, они более чем равны, и всегда были. Это бесит.
[indent] - Что ж мне еще делать? – Агни театрально пожимает плечами, после чего одним жестом размещает локти на столе, сплетая пальцы в замок, опираясь на них подбородком, - Никого так не жду, как тебя, знаешь.
[indent] Ей плевать, заденет это или нет. Удар за ударом и любая защита падет, нужно лишь ждать и не отступать. Ранее она бы без раздумий предпочла решить вопрос кулаками, упивалась бы каждой каплей крови, которую Юра бы могла потерять, сходила с ума от невыносимой боли. И прекрасно знает, что это весьма взаимное ощущение, она видела достаточно и никогда того не забудет. Кажется, это все становилось какой-то нездоровой обсессией, от которой по-хорошему бы избавляться, а не усугублять с каждым годом, привыкая к такому укладу. Живем один раз, если уж суждено положить века на многовековую обиду, то так тому и быть. Эдмун не привыкла противиться первобытным инстинктам в таких вопросах, но сейчас это было бы глупым шагом. Полагаться на своих врагов, в каком-то роде зависеть от них, и даже доверять; это ли не показатель невероятной выдержи и силы? Это ли не повод уважать хоть что-то в ней? Ей это не нужно. Она будет изгаляться сколько потребуется, чтобы получить хоть крупицу былого, положит все силы на одну лишь глупость, ведь это ее предназначение. Обречена вечно биться о границы собственного сознания, которое ей было дано от момента ее появления, не понимая, что это уже более, чем простая ненависть. Неужели это судьба?
[indent] Эдмун устала скрываться который год подряд, устала выискивать любопытных, устала быть чужой для всех здесь. Локти неприятно потерлись от поверхности стола, когда она придвинулась ближе на стуле, будто бы спешила рассказать великую тайну. Всегда будут те, кто окажутся не в то время, не в том месте, и обязательно это выйдет боком. Мальчишка не рыскал, не подозревал, а уж тем более не спешил за ней следить. Агния Эдмун – женщина удивительного социального статуса, да и грешными делами занималась тихо, вовсе незаметно.
- Будь проклят этот переулок. Я была неосторожна, заигралась. – раздражение ощутимо сквозь кроткие фразы, - Так вышло, что мне пришлось по нраву подначивать пьянчуг на улице, было в них что-то эдакое. Я не знаю, понял ли он, что именно я диктую им эту мысли прямо в голову, или же нет, но было довольно странно встретить финансового советника в компании вот-вот начавших драку мужчин. Тем более… Без видимых на то причин.
[indent] Агни чудесно припоминает, что стояла чуть поодаль, жадно бросая взгляды на живых, ощущая, что их ярость вспыхнет, только подтолкни. И толчок был. Неосторожный, небрежный, заставивший ее саму отшатнуться по инерции. Мальчика стоял в другой части переулка, но не мог не приметить шум и хищный блеск ее глаз. Оправдания были придуманы сразу же, донесены до ушей наивного мальчишки с самой слезной интонацией в мире, только вот поверил ли тот. У него не было доказательств ее вины, мало ли каике были оправдания для драки. Но все чаще та стала замечать, будто бы кто-то за ней приглядывает. Привыкшая действовать аккуратно демоница стала еще тише, еще спокойнее, еще праведнее. Самая честная женщина во всем гребанном мире, самая чистая. Но слежка не прекращалась, подозрения не спадали, а доказательств тот все не мог собрать. Надо было его убрать. Быстро. Пока нужная улика не оказалась у горе-Шерлока в руках. Не хотелось бы отправиться к Отцу.
[indent] - Подозревать ведь принято всех, это не удивительно. Но разве одного случая достаточно? Малец оказался настойчивым, все никак не отстанет, но и добраться до сути ему не суждено. Честно, у меня есть ощущение, что за ним стоит кто-то или что-то большее, чем просто попытки добраться до очередного демона. К чему такая упертость? – не дано ей было ответить на вопрос прямо, ведь больше этого узнать не удалось. Все было очень непросто, и об этом стоило бы подумать вместе. Все-таки, Агни никогда не была храмовником, в отличии от Юры. - Может, он далеко не один.
Hungry for the kill, but this hunger, it isn't you
Voices disappear when you are speaking, in sombre tunes
I will be the wolf and when you're starving, you'll need it too.
Иногда Юра не понимает, кого Агния на самом деле пытается наказать. Юру? Людей? Саму себя?
— Как давно это произошло? — она хмурится так, что глубокая складка ложится между бровями, — Сколько времени у нас есть?
Нехорошо.
Ей нет смысла сомневаться в том, что Агния говорит ей правду — довольно редкое качество для демона — но по тому, как она говорит, как нервно бегают ее глаза и дрожат от гнева темные ресницы, как она старается при всем при этом сохранять контроль над ситуацией и высокий статус, ненавидя даже помыслить о помощи червяков извне вроде Крысы; в это можно верить. Легче от такого знания вряд ли станет, если учесть то, как в Ордене Цепи делаются дела.
Не связывай их работа, а за ее пределами засохшее коркой спекшейся крови нечто большее, Юра бы посмеялась: запрокинула бы на наивные детские лепетания голову, лающим хохотом выплевывая воздух из легких, которому вторил бы звон ее темных лат. Насколько же судьба имеет дурацкое чувство юмора — урок, который демоница так старательно пыталась ей преподнести, но сама же угодила в заботливо устроенный медвежий капкан. В ее-то возрасте. Работа меняла их: если это утверждение стало справедливым для Крысы, чем хуже Агния, старше ее в пару раз?
Юра вздыхает, с сомнением потирает подбородок: рассказ звучит складно, также звучит предположение. Конечно, за ним стоит что-то большее — целая, мать его, организация, а демону не суждено понять и принять глубину человеческого фанатизма. Люди смертны, люди слабы, люди как паразиты вцепляются в свою жизнь и изничтожают любого, кто ей угрожает, выжидая и подсиживая даже самого искусного врага. Людям нужно уметь ради чего-то сплотиться — общий заклятый враг, против которого нужно обращать свою первобытную злобу, иначе они перегрызут себя сами. Для людей такой враг — Пустота и ее дети, и то, на что они готовы пойти, чтобы преуспеть порой пугает гораздо больше, чем любое демоническое злодеяние.
Будь они в Эльмноте — дело бы складывалось иначе; обитатели более плодородных земель отличались меньшей надоедливой дотошностью и морозной злобой — тогда Агнии все сошло бы с рук. Змее вроде нее легко находить в людских сердцах лазейки и выжидать, а век человеческий слишком короток и слишком непредсказуем, чтобы долго хранить обиду. Уголки губ ползут вниз: внимание со стороны Храмовников Вайрона ощутимо грозит Агнии потерей личины, это и ребенку понятно. Такой обожаемой личины, которую она лелеяла так долго. Всей той работы, которой та занималась последние годы — демоны в Янтаре удивительно очеловечивались. Казалось бы, ну подстрой ты себе замену, стань гибкой и изворотливой, совсем как тогда, на горном перевале. Тогда инстинкт самосохранения привел Агнию в холодную воду на грани гибели — сменить тело, подготовив «преемницу» в таком разрезе практически пустяк.
Кто по чьим правилам играет теперь?
Агния пожинает плоды игры в тех самых людей, которых ненавидит. Крыса с неудовольствием цокает языком, пытаясь оценить ситуацию здраво и с присущим ей профессионализмом без взаимных упреков, потому что демоница ей платит за трезвый ум и твердую руку, иначе позвала бы своих разношерстных убийц-мясников, которые повылезали в последние годы словно грибы после дождя. Она смотрит на бумажку, немым укором отложенную на стол, прежде чем соизволить посмотреть два обманчивых багровых омута.
— Его ранг слишком низок, чтобы самостоятельно учинить проблему, — Крыса произносит это медленно, все еще не веря, что за 400 лет Агния не изучила вражину вдоль и поперек, — конечно он не один. Еще три звена сверху.
Она показывает пальцами три ступени, сложенные стопкой: командир звена и командир взвода. Выше непроверенные сведения не пойдут, соответственно проблему можно локализовать, но сделать это нужно так, чтобы не было никакой связи с уважаемой торговой советницей. Необходимо понять, на каком счету у них малец, чтобы понять, будут ли они продолжать его предсмертное расследование. Командир взвода, скорее всего, имел гораздо больше дел и проблем с поимкой магов и одержимых, чтобы лояльно относится к попытке выслужиться. Значит, это требует минимальной инфильтрации.
Помимо этого у каждого дела, конечно, имелся «срок годности», по истечению которого записи отправлялись в архив. Возможно, срок подходит, раз мальчишка так упорствует. Стоила ли овчинка выделки?
— Они все равно тебя еще проверят даже после его смерти, — обозначает она, — если будет чисто, замнут через несколько месяцев.
В лучшем случае, конечно, но Агния и сама это понимает. Проблему-то Крыса устранить более чем в состоянии, а вот долгосрочные последствия... Демонице придется узнать много нового про этот аспект жизни в Янтарном плане бытия. Сойти с блестящего пьедестала всемогущества в грязное настоящее простых насекомых. Это ли не трагедия? Внутри что-то протестующе ноет, едва-едва тянет несправедливым упреком, но Юра ли, Крыса ли, от голосков отмахивается — не к месту.
— Пока он не добыл доказательства, тебе остается только быть на самом виду, пока я осведомлюсь, как далеко ушли чужие подозрения. После? Несчастный случай, фатальное ранение, смерть во сне, принести тебе на пытки, словом, как хочешь. Ты допустила оплошность, — говорит она прямо, словно мать отчитывающая неразумное дитя, — Орден и без того словно муравьиное гнездо, а ты ткнула в него палкой.
В тот раз что, было мало, дурочка?
When choices end
You must defend
[indent] Глупые оправдания ни к чему, когда в игру вступает ее упорство, порой до идиотства дотошное, глупое и безрассудное. Ум вещь достаточно сложная, непредсказуемая и многогранная, и уж точно всего понять в этом мире не суждено. Она не человек, и даже не близкое к человеку, вовсе нет. Имитация жизни тщетно старается подражать, повторяя все, запоминая, обучаясь. Агни злится, что в общем-то для нее нормально, раздраженно попинывает ногой ножку стола, лишь бы не взболтнуть чего сгоряча. Никто не смеет учить ее жизни, а уж тем более наставлять и вздыхать о ее неблагоразумности, никто не может разыгрывать перед ней сцену ложной обеспокоенности, аки мама-наседка перед юным цыпленком.
[indent] - Не более недели назад, я думаю. Я не стала ждать долго, чтобы сразу забить тревогу. - инстинктивно хватает себя рукой за колено, впиваясь ногтями в мягкую кожу, останавливает нервное покачивание ноги. Боль одно из немногих ощущений, которое быстро возвращает ее обратно к сути дела, заставляя горделиво выпрямить спину и уставится на бывшую храмовницу. Даже через еще две сотни лет, смотреть она на нее будет также, с тем же пренебрежением и легкой насмешкой. Даже по уши застрявши в бренности людской, привязавшись к нынешним порядкам, она все еще имела свое положение, которое тяжелым грузом давило на каждого, то посмел сказать ей кривое слово. Балласт из огромного количества грязных денег, которыми она могла распоряжаться как сама хотела, за которые могла бы купить что-угодно, ведь именно они нужны всем. Всем, и даже той, что сейчас сидит напротив, стараясь упразднить глупость Агни. В этом молчаливом сражении нельзя давать слабину, сдавать позиций и признавать свое поражение хотя бы на секунду. Все же преимущество очевидно, пусть и не совсем честное. Она не намерена проигрывать больше никогда, рассчитывая лишь на безоговорочную победу. Кто она вообще нахрен такая?
[indent] - Почему каждый раз нужно так все усложнять? Отродья цейновы… - последнее она шепчет на вздохе, но достаточно громко, чтобы расслышать. Достаточно ироничное заявление, если подумать. Выражение звучит куцо, ведь попросту является зеркальным от частого оскорбления, которые используют в отношении демонов. Неожиданно даже для самой себя Эдмун мягко улыбается, опуская взгляд то на столешницу, то поднимая обратно, к Юре. Весь этот чертов театр одного актера вовсе не о том, что могло бы показаться на первый взгляд. Врага надо знать в лицо, надо изучить до мозга костей, да вот пробраться демону в ряды служителей церкви – занятие самоубийственное. Никто из белых и пушистых праведников не решился бы продать свою совесть за пару лишних золотых. Никто? Или все же кто-то? Определенный, осязаемый, вполне реальный, сломленный надвое и растоптанный теми же самыми порядками, вывернутый душой наружу, без страха же теперь внимающий богомерзкой твари. Она знает лучше, чем знает Агни, на нее можно положиться, а еще мерзко похихикать над иронией бытия. Гордыня губит в демонице здравый смысл, вытеснял тихую осторожность, лишь бы лишний раз впутаться во что-то эдакое; это не глупость, это слепая ненависть, застилающая алые глаза не первый десяток лет, в погоне за уничижением врага она делает хуже лишь себе. В этой лодке их двое, и каждая безбожно толкает руками хлипкий борт, не боясь перевалиться и утонуть. Ведь это непременно значит, что утонешь не одна, утонете вместе. И сейчас Агни толкнула изо всех сил. Зря.
[indent] Агни слушает внимательно, лениво кивая на такие, казалось бы, простые и понятные тезисы. Это не первая попытка следить за ней, не первый зеленый идиот, который в своих попытках угнаться за признанием закончил в канаве без головы на плечах. Желающих приложить руку к ее темным делам полно, достаточно, чтобы выбирать и воротить носом, хранить свои секреты только в круге самых надежных лиц. Все они давно связаны чем-то большим, чем простые рабочие связи, и в каждом случае причины разные, все равно спрашивать было некому. Люди так жадны, так порочны, что готовы взять на душу страшнейший из грехов, лишь бы иметь маленький шанс на счастливую жизнь сейчас. Эдмун вздыхает особенно тяжело, осознавая, что сейчас придется в очередной раз строить из себя хорошую девочку, услуживать Ордену, хотя бы на виду. В принципе, возражений она не имеет, лишь внимает сказанному, не отрицая. Но с ней каждое слово не просто так, весь конструктив всегда будет ласково полит ядом, каждая фраза будет что укол в шею, резкий и фатальный. Но Агния не дитя малое, и уж тем более не будет терпеть нравоучений, даже если крупно оплошала. Гордость не позволит.
[indent] - Мне срать, честное слово, – цедит сквозь зубы она, хватаясь за остатки хладнокровия, моментально успокаивается, - меня интересует только то, как избавиться от этих святош, не тебе меня учить. - рука, что все еще сжимала ноющее колено незаметно прихватывает край стола, сжимает что есть силы. В тишине, повисшей в кабинете слышен легкий хруст дерева под цепкими пальцами. Эдмун спешит скрыть его за внезапным кашлем, выходит слишком заметно. Ну и бес с ним. Они обе не были безгрешными, не были идеальными образцами и лучшими из лучших, во многом позволяя себе искреннее бахвальство и наглость, но и терпеть нравоучений не хотелось. Да как ты смеешь?
Отредактировано Агни (2021-07-08 22:26:09)
There’s a humming in the restless summer air
And we’re slipping off the course that we prepared
But in all chaos, there is calculation
Dropping glasses just to hear them break.
Никогда такого не было и вот опять.
Юра жует губу: в мизерном желании кооперации Агнии не откажешь, потому что ее шкура висит на волоске. Волосок этот короткий и жесткий, прилипший к некогда обожженному лбу: Юра даже ерошит свой непослушный ёжик, словно там грязь какая с улицы налетела. Ее голова, простая в своей прагматичности отметает все лишние отговорки и ненужную словесную шушеру — это прерогатива малолетних выпендрежников и многолетних насосавшихся власти нелюдей. Она усваивает информацию, пережевывает ее и размалывает, коротко кивнув. Часть ее уже не в настоящем, а где-то в через пару дней, выстраивает разведку, пару удачных личин и то, как удобнее будет разобраться с парнишкой, который вряд ли сделал в своей жизни что-то хуже, чем мочился у городской стены.
Шестеренки и жернова ее ума крутятся достаточно, чтобы отвлечь ее от всяких внешних проявлений демонического неудовольствия: Крыса на Агнию даже не смотрит, пока глаза бегают по узорам темного дерева, не потому, что такое безразличие демоницу нарочно из себя выведет, а потому что ей нужно подумать. Она замирает, погружаясь в привычные ей закоулки собственной памяти, вычленяя, словно паук, из нее нужные вещи. Людям неспроста отводится определенный срок — не больше, чем те могут вынести — иначе голова у них просто лопнет как перезрелая дыня. Забывчивости подвержены все, даже создания Пустоты, вынужденные жить по устоявшимся законам чуждого им мира, и черта с два Юра позволит Агнии сейчас себя отвлекать на улыбки, взгляды и прочее, чем они занимались до этого. Чем занимаются каждый божий раз, когда судьба сводит их снова под одной крышей. Круг замыкается снова.
Слова, явно задуманные как укол, Юра игнорирует, не удосуживаясь отмахнуться от них. Крыса груба, прямолинейна и до омерзения прибита к земле. Яда кобры нужно совсем немного, чтобы убить человека — но у Крысы слишком крепкая кожа для её хрупких клыков, которые можно вырвать, оставив их ни с чем. Кобра — побеждает в бою, но не на войне.
Она отвлекается на звук ломающегося дерева, которое не особо то и скрывается: с чего бы Агнии давать такую видимую слабину? Вечер, что ли, перестает быть томным? Благими намерениями выложена дорога в Пустоту, и Юра лишь изгибает бровь, молча оглядывая испорченный нынче стол. Чужое терпение явно дает уродливую трещину, длинную и извилистую, и с полминуты Крыса еще пережевывает это непонятное ощущение, пытаясь дать ему окраску. Достать какой-то скрытый смысл, если он вообще когда-то там имелся, и это неминуемо заставляет ее заново осознать себя в комнате. Крыса возвращается из рабочего будущего в оплёванное, покореженное настоящее и эту идиотскую словесную перепалку, где каждый из них тыкает в другого палкой, как ребенок в блестящего жука.
Глупости какие-то, ей богу.
— Как избавиться от этих святош тебя не интересует, — Крыса резюмирует складно, — иначе бы ты давно об этом спросила, у тебя есть рот.
Это чистая правда — отрицать неразумно. Хотя речь о демоне — человеческие понятия применимы к ним с огромной натяжкой. Может быть когда-то Крысе и хотелось знать, что творится по ту сторону симпатичной черепной коробки, потому что знать своего врага — это одна из многих вещей, которые ей нравилось делать с возрастом; те мгновения прошли и растворились, как слезы в дожде.
Она неспешно оживает из подобия живой статуи: поднимается, собирая за собой тяжелый плащ, лязгает латами и цепями, без особого энтузиазма оправляя снаряжение. Вопрос себя исчерпал, как исчерпало себя чужое стылое гостеприимство — Крысе совсем не улыбается пережить припадок ярости прямо здесь, в самом сердце деревянных перегородок и прочих острых предметов, которые она может распахать спиной и головой. Ей не улыбается это жеманное уродство, чужое поле игры, на которое ее втаскивают батогами против воли. Она смотрит на Агнию, которая хочет прожечь в ней две аккуратные дырки, которая всегда хочет выходить из боя победителем и сидеть в своей маленькой принцессьей башенке из кости, весело болтая ножками.
— Остальное моя работа.
Крыса наклоняется к столу, тянет закованную в сталь руку к искусно вырезанной чернильнице, чтобы разлаписто, оставляя жирные черные кляксы, на такой полезной бумажке с информацией написать цифры, которые ей причитаются. Хоть какая-то польза в образовании при Башне. Она молча стучит указательным пальцем, разворачивая написанное к Агни, чтобы та знала, на что тратит гильдийские гроши и сколько. Нужно же быть хозяйственной, верно?
Обе знают, что это только задаток.
Взгляд скользит невесомо от темной макушки до изломанной тонкими пальцами столешницы, сверху вниз, с холодной точностью, которую ласково лижут языки чужого гнева. Юра грется: мгновение — два; человек, идущий мимо яркого праздничного костра. Зачем еще какие-то слова, когда жест и взгляд — тонкое жало стилета, проникающее в самое мягкое нутро.
Укол.
Р а н е н а.
В древних сказаниях, что передают в деревне из уст в уста при свете печей, всегда говорят, что к злу нельзя поворачиваться спиной. Она узнала все, что ей было нужно: Юра шагает назад неторопливо, насмешливо почти — дочка кузнеца — прежде чем скользнуть за дверь, отвесив шутливый поклон. Им ведь не нужно еще и словами подтверждать, кто из них вышел из перепалки сухим в этот раз?
Смотри не запусти в дверь пресс-папье.
Вы здесь » Легенды Янтаря » Орден странствий и сказаний » Завершённые истории » 02.02.885 - when in doubt, go for the head