https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/71091.css https://forumstatic.ru/files/0013/b7/c4/35385.css
https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/48412.css https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/89297.css
https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/93092.css https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/23201.css
https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/56908.css https://forumstatic.ru/files/001b/0a/8d/37427.css
Легенды Янтаря
Добро пожаловать, путник!

Побудь у нашего костра этой весной,
мы рады тебя приветствовать!

Авторский мир, фэнтези, расы и магия. Рисованные внешности и аниме.
Эпизодическая система, рейтинг 18+.
Смешанный мастеринг.

Легенды Янтаря

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Легенды Янтаря » Орден странствий и сказаний » Завершённые истории » 24.06.888 - Будет ласковый дождь


24.06.888 - Будет ласковый дождь

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

24.06.888

Аслейв, восток города

Открыт

https://forumupload.ru/uploads/001b/0a/8d/416/t321688.jpg

Генри Шетланд, Лиза Карштайн и несколько аристократов
- Проклятье, он не успокаивается! Останавливай!
- Нет, нельзя здесь вставать, сворачивай направо, мы все равно уже не успеем никуда.
- Я против затеи, он умрет такими темпами, надо вести его к лекарю.
- Именно туда и едем, сэр, ближайшая лечебка в восточном квартале.
- Если он не испустит дух в экипаже, то на их столе, вези к центру, там-
- Идон, закрой пасть! Кучер, в восточный квартал, и не жалей лошадей!

Отредактировано Лиза Карштайн (2021-06-25 20:58:21)

+1

2

Лиза Карштайн сидела в подвале. В подвале было прохладно. Она провела в нем практически весь день, точно так же, как и предыдущие, и проведет еще несколько ,потому что вне подвала вся лечебница была настолько жаркой, что находиться в ней женщина не могла. Нет, конечно, она выходила наверх, стоило ей услышать звоночек в приемной, поднимаясь по лестнице, выходя из коридора слева и только тогда приветствуя посетителей лечебницы, но во все остальное время вампирша проводила под землей.
Дел у нее было достаточно, чтобы не прохлаждаться. Лекарства, учет на складе, хотя, конечно, без плевания в потолок тоже не обошлось, но по крайней мере летом максимум, на что можно было расчитывать, это на прибытие редких страдальцев с головной болью от жары. И в последнее время жары было много. Как и страдальцев. Но если последние были скоротечны – встречи с ними заканчивались обменом обезболивающего на пару медяков, то вот с жарой приходилось бороться куда тщательней, не менее тщательнее избегая встреч с солнцем, которое к вечеру, правда, все же начало скрываться за облаками и тучами, что плыли с юга на север и обещали через несколько часов как раз проползти над Аслейвом и лечебницей Карштайн в частности.
Но пока… Пока по коридорам двухэтажного здания с острой крышей гулял ветер, от одного открытого окна к другому. Из одной палаты в другую. Из коридора к лестнице ,а от лестницы к закрытым дверям, оказавшихся запертыми в тот самый момент, когда у Лизы был условный “перерыв”. Вечернее затишье, когда для пьянчуг с соседней улицы, в очередной раз отравившихся не самым качественным алкоголем, было еще рановато, а вот для честных работников уже поздновато. Редкие моменты, когда лечебница не пускала в себя никого, и только крохотный дворик, отделявший небольшое здание от ограды и самой Косой Улицы, оставался открытым, потому как выходить и запирать железные ворота Карштайн считала слишком утомительным.
В очередной раз ее руки прошлись со звоном от удара ногтей по склянкам с лекарствами, пересчитывая самые часто использующиеся. Чуть сгорбленная, Лиза в очередной раз, чувствуя, как из-за дневной жары, постепенно уходящей с приходом вечера, у нее расплавились мозги, потому что иной причины, почему она уже который раз сбивается со счета, у нее просто не появлялось. Так что, пересчет. Раз за разом. Затем возращение к пергаменту с пером, попытка записать количество и снова вопрос “Стоп, сколько их там было?” Рассеяность. Которую можно было себе позволить, но которую нужно будет отбросить через несколько минут, потому что до ушей брюнетки с белой прядью волос, идущей от макушки ко лбу, донеслось… Что-то странное.
Шаги, торопливые, нестройные, будто сбитый ритм мелодии. Какие-то крики. Даже не крики, скорее, выкрики, вместе с грубыми словами, распознать которые не удалось. Достаточно четкие, правда, чтобы понять – они приближаются, из-за чего Карштайн, чуть нахмурившись, подошла к крохотному оконцу – тому, что смотрело из подвала на внутренний двор, и стоило ей подойти ближе, источник шума стал ясен.
Несколько мужчин. Двое. Те, что были в сознании, между ними – еще один, чьи ноги волочатся по земле, но… Как-то странно. Будто мышцы напряжены. И с еще одним шагом  поддерживающих его тело знакомых, становится понятно, что через каждый полушаг, тот, что был посередине, содрогался. Всем телом. Выгибая спину, запрокидывая голову, потом расслабляя все, что ниже шеи и все так же смотря в небо. Во рту – кляп. Что вызывало бы еще больше вопросов, если бы мысль, что вряд ли бы пленника несли в таком виде. Скорее, его бы связали. Наверное. ЧТо, впрочем, было абсолютно неважно, ведь к тому моменту, как троица оказалась у дверей лечебницы, а по приемной разнесся агрессивный стук кулаком о деревянную створку, Лиза уже выходила из подвала, сжимая в руке веер, тщательно пытаясь смахнуть им с лица последние остатки усталости и рассеяности.
Она торопилась. Шаг за шагом, хотя тесное черное платье, закрывающее тело, но подчеркивающее ее фигуру изгибами ткани, не слишком подходило для беготни. Еще одна вереница ударов по двери заставила доктора поторопиться, попутно открыв рот, позволив шраму от уголков губ к ушам разойтись и тут же сомкнуться обратно. Привычка. Она хотела крикнуть. Но кричать, не открывая рта так, чтобы не пугать людей, было трудно. Так что, голос Лизы звучал скорее приглушенно. Если звучал для посетителей вовсе.
- Уже ид-ду! - скорее, громко прошептала вампирша, передвигая ноги еще быстрее, пока не оказалась рядом со входом. Но перед тем, как щелкнуть замком, приподняла правую руку, ту, что была с веером, и прикрыла нижнюю часть лица. А затем отворила дверь. Настежь.
На аристократов, тех, что ехали в Аслейв по своим делам, когда одного из них начало трясти так, будто в него вселился злой дух, уставилась странная особа. Странная, потому что выглядела не как кто-то, кого можно было бы встретить в клинике, больнице или лечебнице.
Больше подходила для похоронного бюро.
Черное высокое платье, от шеи к полу скрывавшее полностью, но облегающее, в мере достаточной, чтобы подчеркнуть не слишком вызывающие, но заметные бедра и грудь. Бледная кожа. На плечах – единственном месте, не скрытом тканью платья или длинных перчаток, обрезанных у пальцев. Тоже бледных. С крепкими ногтями. И такая же бледная на лице, на верхней его части. Той, что была видна, потому что все, что ниже переносицы – скрыто шелковым веером с узорчатым узором. Тоже черным, конечно, из-за чего неизвестная могла быть воспринята как вдова.
Но вдовы редко переходят к делу.
- Внутрь. Дверь справа, и на койку его. - без лишних приветствий произносит она, не открывая лица, смотря глазами уставшими, но по-своему пронзительными. Такими, в которых чувствуется уверенность в своих силах. Чего не скажешь о движениях – левая рука, свободная, чуть согнулась и, подрагивая, указала пальцем в сторону приемной. Небольшого зала, где было не так уж много свободного места, с диванчиками по краям, окном и дверцей впереди, и еще двумя проемами по бокам. Направо. Она точно сказала “Дверь справа”, та, что вела в другую комнату, с низким потолком. Стулом, бедноватой койкой, на которой можно было бы осмотреть лежавших пациентов, а еще столом. И свечами. Множеством свечей, ныне потушенных, потому как с открытым окном в них не было необходимости.
Оставалось только положить припадочного.

+2

3

Это был чертовски жаркий и длинный день, который по плану должен был завершить месячное пребывание в Эльмноте. Началось все обычно - Генри уже около полугода нес службу в свите барона Ларса фон Амундсона, бывалого вояки и командира пехоты в войске герцога Ларнского. Когда барона послали в столицу соседнего королевства, то Генри последовал за ним. В течение двух недель группа, возглавляемая бароном Амундсоном и немногочисленной свитой, добиралась до Аслейва - старинного людского города, чьи стены помнят королей древности и ходящих по земле богов. По прибытии они быстро заселись в постоялый двор в хорошем столичном районе, чтобы буквально на следующий день приступить к возложенной на них миссии. Генри понятия не имел, что на уме у высших дворян, была ли причина спешки в том, что скоро ожидался рост цен на стальные изделия или барон просто не хотел задерживаться в чужой стране или всему виной слухи о скором окончании мирных времен. Многих знакомых Шетланда особенно волновали слухи о возможной войне, столь незначительные, не громче шепота ребенка, но в тоже время ощущаемые на каждом шагу. Он не знал откуда берутся эти сплетни: были ли они попыткой провокаторов обострить отношения между странами, а может это сами высшие герцоги понемногу подготавливали “ почву”, создавая подходящее настроение. Столь тяжелые думы беспокоили молодого рыцаря на протяжении всей миссии в Аслейве, делая его еще более немногословным, чем обычно. Сослуживцы, пребывающие в свите барона, не однократно пытались завести с ним разговор, однако нейтральные и односложные ответы быстро дали понять, что Генри был не расположен к беседе. Выполнял свои обязанности он хорошо, поэтому молчаливость списали на его нелюдимость и быстро про него забыли. В безмолвном напряжении непрерывных встреч и закупок прошли две недели, дела были завершены, настало время возвращаться в свое королевство.

Двадцать четвертого дня шестого месяца отряд в составе кареты и двух всадников возвращался на постоялый двор, проезжая через бедный восточный квартал. Путь их пролегал мимо деревянных домов, которыми застраивали этот район для бедняков, что были способны платить за еду и жилье. Пыльные земляные дороги, омерзительная вонь отбросов, что целый день жарилась на солнце. Вот краткое описание места, которому обязательно найдется уголок в любом крупном городе. Генри потянул поводья своего коня в сторону, чтобы объехать яму на дороге, продолжая внимательно осматривать окружение, изредка отгоняя перепачканных бедняков от кареты господина. На улице стояла невыносимая жара. Капли пота градом стекали с его лба, то и дело приходилось протирать платком лицо. Плащ он давно снял и сложил в седельную сумку, но расстегивать свой котарди не стал, решив, что не станет позорить своего господина. Пришпорив коня, Генри поравнялся с каретой. Барон, уже пожилой мужчина, сидел в карете изнывая от жары не меньше, чем рыцари вокруг него. Шторы в дверцах были распахнуты, но полное отсутствие ветра делало это бессмысленным. “Не желаете воды, господин?” Генри отстегнул флягу, предназначенную для барона, и протянул его в открытое окно. Тот недолго думая ослабил платок на шее и принял флягу с разбавленным вином. “То что нужно,” – Амундсон вяло кивнул в знак благодарности и большим глотком осушил, вероятно, половину фляги, - “ответь, скоро мы приедем на постоялый двор, мне осточертела эта духота”. “Мы проехали половину восточного квартала, господин” – в разговор вступил Идон, чем тот час привлек внимание Генри. Будучи из мещанской семьи, он смог попасть на службу к барону благодаря знакомствам и деньгам. Исполнительный и преданный делу он, однако, был не высокого мнения о Шетланде, считая его выскочкой и лизоблюдом из бедной семьи. Его отношения с Генри можно было назвать натянутыми, правда ему хватало ума держать свое мнение при себе и не собачиться в открытую, ведь по статусу он был ниже. Вот и сейчас Идон влез в разговор, при этом игнорируя не высказанное недовольство Шетланда.“Как только покинем этоn зловонный район, то окажемся в квартале ремесленников, где можно будет сделать остановку, мой господин”. “Нет”, - голос барона был слабым, но в нем четко прослеживалось недовольство, - “мы должны сразу отправиться за моими вещами и как можно скорее покинуть столицу, я…” Не успев выговорить последнюю фразу, Амундсен резко завалился головой вперед и затих. Генри на мгновение замер, не понимая, что произошло.  Буквально только что его господин был в полном здравии, а теперь лежит на полу кареты, упершись лицом в сиденье напротив. Разом возникшие в голове мысли и предположения едва не лишили его самообладания. Но твердая воля и патологическое отсутствие страха ответственности за допущенные ошибки, вернули его голове четкость мысли. Только одно сейчас было важно – помочь господину любыми способами. “Стой! Остановить карету”, - выкрик рыцаря заставил возничего резко натянуть поводья. Карета рывком остановилась, и в следующую секунду Генри буквально влетел внутрь. Схватив барона под руки, он рывком уложил его на широкие сиденья. Беглый осмотр выявил небольшую гематому на лбу, а в остальном все было хорошо. Быстрым движением рыцарь плеснул остатки своей фляги на лицо господину. “Ты что творишь”, - громкий окрик Идона говорил о том, что оруженосец стоит за спиной Генри, но Шетланд и не думал останавливаться. Легко встряхнув лежащего за плечи, рыцарь громко заговорил: “Ваша милость, вы меня слышите”. Несколько мгновений ничего не происходило, пока неожиданно веки Амундсона не дрогнули и он не открыл глаза. “Что, что произошло”. Барон попытался приподняться на локтях, но не рассчитал силы и покачнулся вперед. Вовремя подхваченный Идоном и Генри он был усажен на сиденье. “Господин, вы были без сознания, с вами все в порядке”. Оруженосец беспокойно глядел на своего хозяина, переводя взгляд с раскрасневшегося лица Амундсона на его дрожащие руки. Барон поднял глаза, явно стараясь сфокусировать плавающий взгляд на говорящем. “Я… плохо помню что стряслось, но беспокоиться не стоит. От духоты у меня такое случается. Не стоит волноваться, Идон.” Генри внимательно смотрел в глаза сэру Амундсону, что-то не нравилось ему в его взгляде, но он не мог понять что. Вопрос сам по себе появился на его языке. “Разрешите предложить, Вашей милости необходим осмотр лекаря”. “Да господин, сэр Шетланд прав, вам нужен отдых и лекарь.” – вторил его словам оруженосец. “Нет”- быстрый и категоричный отказ барона обрубил любые споры, - “придерживаемся плана”. Подчиненным не оставалось ничего иного, кроме как выполнять приказ. Тревожные мысли поселились в голове Генри, что-то подсказывало ему, что это все только начало.

Отряд двинулся дальше. Едва они проехали десяток домов, как рыцарь отметил внезапное изменение состояния господина. В один момент его спина выгнулась в дугу, а по рукам и ногам пошла крупная дрожь. Выкрик Идона опередил его собственный. Вновь оба подчиненных склонились над бароном, однако теперь двое крепких мужчин пытались удержать бьющегося в припадке господина. Долгие минуты они старались не дать ему упасть с сидения и не разбить голову. Неожиданно приступ прекратился, Амундсен обмяк и успокоился. Генри уложил его на сиденье, проверил дыхание – прерывисто, но он дышал. Изо рта подтекала кровь, Генри бесцеремонно раздвинул челюсти барона в поисках источника и обнаружил прикушенный язык. “Дело плохо, Генри,”- оруженосец потянул рыцаря, стараясь обратить его внимание, - “господин сходил под себя”. Шетланд осмотрел штаны, где начало расплываться темное пятно, в воздухе послышался запах мочи, что только подтвердило догадку Идона. Генри быстро развернулся и высунулся из кареты, чтобы едва не нос к носу столкнуться с кучером и зеваками, столпившимися вокруг. Игнорируя толпу, Шетланд выдернул ближе к себе извозчика. “Скажи, где здесь ближайший лекарь или жрец”, - рыцарь встряхнул кучера, что хотел его перебить, - “кроме того, что живет в квартале знати и церковном районе”. По долгу службы Генри знал всех лекарей для богатеев и расположение крупных храмов, однако для них еще нужно доехать через весь город, минуя множество пунктов досмотра, а в храме еще и ждать очереди. Столько времени у них нет. “Ваш милсть, есть одна такая рядом, Черная, мать её, леди. Помогает всем за звонкую монету, не задавая вопросов”. “Вези нас быстро”. Едва Генри запрыгнул на подножку кареты, как кучер вдарил поводьями и карета сорвалась с места. Два коротких свистка и конь Шетланда сорвался с места, следуя за удаляющейся каретой. Откинув мысли о протестах Идона, рыцарь запрыгнул внутрь. Оруженосец рассеяно смотрел на своего господина, он явно не слышал разговора, пребывая в растерянности. Рыцарь несколько грубо оттолкнул помощника в сторону и принялся развязывать шарф на шее у барона, попутно обдумывая, что случилось, ведь единственное что он мог сделать в этот момент, так это припомнить все в подробностях и возможно найти подсказку. Генри не был лекарем или жрецом, но опыт войн и их последствий прибавили его знаниям некоторый вес. Думай, думай… Вначале потеря сознания, затем припадок, прикушенный язык… было что-то еще, когда я посмотрел в его глаза, что я увидел…точно… Генри вспомнил, что первая бросившаяся ему в глаз деталь была связанна с взглядом барона, его собственные глаза были разными по размеру. Холодок пробежал по спине рыцаря, ибо догадка, пришедшая в его голову, не сулила ничего хорошего. Он вспомнил о недуге – падучей болезни, что часто появлялась у тех, кто раньше получал много ударов по голове. Благородные воины и рыцари оканчивали свою жизнь слюнявыми болванами и инвалидами, что в светлые промежутки проклинали свою судьбу. Неужели это ждет и Ларнса Амундсона. Рефлексировать не осталось времени, ибо вновь рыцарь заметил мелкую дрожь во всем теле лежащего на сидениях. Все что он успел, так это засунуть в рот барона шарф, что он держал в руках. На это раз страждущий не выгибался в дугу, а наоборот горбился и поджимал ноги к себе. Генри хотел повернуть его набок, но с грузным и напряженным мужчиной он не справиться в одиночку. “Идон, твою раз этак, помоги, не сиди”.  Оруженосец, вырванный из оцепенения бранным окриком, пришел в себя и быстро. Вместе они с трудом перевернули припадочного и удерживали его в одном положении. Приступ затягивался.
Проклятье, он не успокаивается! Останавливай!
Нет, нельзя здесь вставать, сворачивай направо, мы все равно уже не успеем никуда.
Я против затеи, он умрет такими темпами, надо вести его к лекарю.
Именно туда и едем, сэр, ближайшая лечебка в восточном квартале.
Если он не испустит дух в экипаже, то на их столе, вези к центру, там-
Идон, закрой пасть! Кучер, в восточный квартал, и не жалей лошадей!
Времени успокаивать и разъяснять свое решение Идону не было, поэтому Генри позволил своему гневу несколько выйти из-под контроля, изобразив мрачную и злобную гримасу. Приправив это отборной бранью, рыцарь смог утихомирить своего оппонента. Барона продолжало стрясти, промежутки между приступами были, но, казалось, становились все короче. Его последователи старались держать его на сидениях, не давая свалиться на поворотах. Секунды складывались в минуты, казалось они в дороге уже целую вечность. Карета резко остановилась, снаружи послышался громкий голос возничего. “Прибыли, ваш милсть”. Дверь распахнулась, не сговариваясь, Генри с Идоном подхватили барона под руки и аккуратно вывели из кареты. Они прибыли к деревянному двухэтажному дому, где вероятно жила и работала местная целительница. Несколько староватый дом со следами ремонта, небольшой двор, отделенный от улицы оградой. Это все что успел заметить рыцарь, прежде чем они начали движение в сторону входа. Сбивчивые, торопливые шаги отражались от стен окружающих домов глухим эхом. Идон толкнул ограду, та легко поддалась. В одно движение они преодолели двор и уперлись в закрытую дверь. Генри свободной рукой с силой постучал в створку. Ответа нет, рыцарь собирался стучать еще раз, как дверь открылась. Пред ними престала женщина средних лет, одетая в поношенное, но явно не дешевое платье вдовы. От увиденного Идон невольно крякнул, однако лекарь проигнорировала этот возглас. Держа в руках веер, она быстро оценила вошедших людей. Взгляд её холодных, темных глаз, что не гуляют в беспорядке - второе, что отметил для себя Шетланд. Первое что он проверил - отсутствие оружия.
Внутрь. Дверь справа, и на койку его.
Не задавая дилетантских вопросов, Генри завлек успокоившегося барона и оруженосца в внутрь здания. Нужная дверь обнаружилась сразу. Отворив ее, они вошли в темную комнату. Несколько мгновений пришлось потратить для того, чтобы хоть что-то разглядеть.  Низкие потолки, свечи, стоящая у стены койка, вот, пожалуй, и все убранство. Не мешкая не секунды, они внесли барона и осторожно положили на кушетку. “Идон, сними с него верхнюю одежду”. Генри повернулся к вошедшей вслед за ними женщине. Легкий кивок в знак запоздалого приветствия. “Приветствую тебя, целительница. Нашему господину стало плохо в пути, он без сознания, его часто трясет, язык прикушен. Помоги нам и тебя ждет щедрое вознаграждение”.

Отредактировано Генри (2021-06-26 17:23:12)

+2

4

Не то чтобы это был первый случай, когда к ней приходили с падучей. По крайней мере, именно такое предположение она сделала, стоило взгляду задержаться на двоих молодцах и их... Отце? Мельком, не так уж внимательно, чтобы изучить каждую деталь. Только приметить, что они не были одеты в лохмотья, а, напротив, в одежду довольно изысканную по качеству ткани, не рассыпавшейся на глазах. Пациенты Лизы в основном носили обноски. Те же, кто бывал здесь проездом, обычно оказывались в дорожной пыли до пояса. Но не эти трое. И, следуя по пятам за новопришедшими, все еще прикрывая лицо веером, избавляющим от вопросов уровня «Что у вас с лицом?», Карштайн все строила догадки о прошлом ее клиентов.
Так уж вышло, что у каждого есть история. У парня, которого притащил его знакомый, была сломана нога — следствие падения, пока он пытался сбежать из окна. Ничего страшного. Человек ,вломившийся ночью в поисках лекарств, придерживал себя за бок, из которого сочилась жидкость, узнать которую Лиза смогла уже по одному запаху. Его предали. Кажется. Трое вечерних гостей же имели свою историю, рассказывать которую им явно придется, но постепенно, и не в полной мере. Да, в конце концов, сама по себе история для Лизы была не так уж и важна, потому как, стоило ей прикрыть дверь в комнатушку, темная фигура оказалась возле лежавшего на койке, пока из веера доносился тихий голос:
- Давно началось? - с этим вопросом веер сложился с характерным щелчком, затем оказался на столе поодаль — вампирша бесцеремонно бросила его в сторону, будто бы заученным движением.
Руки сами собой легли на виски мужчины в годах, затем на лоб, тыльной стороной. По крайней мере жара не было, но тело, лежавшее на жестковатой поверхности, периодически трясло. Будто он напрягал все мышцы разом, только чтобы дать себе передышку в пару секунд, пока приступ не возобновлялся. Пальцы, тонкие и бледные, снова вернулись к вискам, затем аккуратно приподняли закрытые веки, позволяя лекарю заглянуть и отметить довольно странную разницу в размере глазных яблок, но стоило Карштайн убрать от головы страдальца руки, двинуться в сторону, ее резко остановили.
Точнее, даже не так. Она банально врезалась в стоящего неподалеку человеку, что явно находился слишком близко, и как только это случилось, на мужчину, что звался Идон, хотя его имени тогда Карштайн еще не знала, воззрились два глаза с тонкими зрачками. Не они, впрочем, заставили мужчину чуть вздрогнуть. Причиному тому была улыбка. Не искренняя, а навязанная двумя шрамами, идущими от уголка губ ближе к ушем, рассекающим рот лекаря еще сильнее.
- П-пожалуйста, выйдете. - произносит та, быстро опустив голову и вспомнив о своем уродстве, прикрыв его левой ладонью, а затем тут же переведя взгляд на второго мужчину. Того, что снизошел до приветствия ранее, проигнорированного странной женщиной в черном.
- А вы — переверните его на бок и п-проверьте, что он не захлебнется, если его начнет рвать.
Секунда промедления. За которую случается  несколько событий сразу. Идон открывает рот, дабы сказать что-то, но лекарь в черном уже отходит от него, подбегая к столу, открывая ящик, нагибаясь, быстро вглядываясь в содержимое, после чего тут же, все так же прикрывая лицо рукой, уходит из комнаты, не закрывая за собой дверь — ее торопливые шаги слышны еще пару секунд, после чего смолкают. Кажется, она ушла в коридор.
- Проклятье... Ты видел? - поначалу сомкнув губы, но потом вновь открыв рот, обращаясь к Генри, переспрашивает товарищ по беде, чуть проводя рукой возле рта. Явно намекая на шрамы. В голосе и взгляде — недоверие. То, что можно встретить в тех случаях, когда разговор приходится вести не с обычным человеком, а отличающимся. Тем, кого можно было бы отнести к «обывателям», если бы не какая-то особенность, из-за чего они роднились в голове скорее с нелюдями.
Карштайн тем временем быстро спустилась в подвал. Туда, где хранила свои снадобья и, стоило ей найти нужную склянку и нужный инструмент, тут же отправилась обратно к приемной. Быстрым шагом. Заметным еще из коридора, со стороны которого раздавалось мерное тук-тук-тук каблуков по деревянному полу, пока стук их не стал совсем уж невыносимо близким. И на пороге приемной показалась все та же женщина с седой прядью.
- Вон. - говорит она все еще стоявшему Идону, на что тот... Кивает. Шетланду. И быстрым шагом выходит.
В руках женщины же оказывается нож. И склянка. Не такой нож, который мясницкий и массивный, нет. Аккуратный, явно острый, он имел длинную рукоятку и крохотное лезвие, явно не заточенное под убийство, потому как добраться до сердца в таком случае было бы крайне тяжело. Склянка же с беловатой жидкостью была вполне себе обычной.
- Держите его за руку, ее не должно трясти. Рукав закатать. - произносит снова лекарь, приоткрывая бутыль и свободной рукой придерживая нож, склоняется над запястье. Мнет губы, переходит чуть выше, к тому месту, где сгибается локоть. А затем прикладывает лезвие к голой коже...

+3

5

Генри внимательно смотрел на женщину перед собой. Среднего роста, одетая в экстравагантное платье, по мнению рыцаря, излишнее подчеркивающее фигуру. Лучи заходящего летнего солнца мелком мазнули по бледному лицу лекаря, когда она прошла мимо Генри, игнорируя его приветствие. Направившись напрямую к барону, она начала свой осмотр, пред этим привычным движением сбросив веер. Шетланда несколько раздражало поведение попавшего им лекаря, портя первое впечатление. Эта манера поведения, игнорирующая разницу нашего положения, в угоду скорости работы, короткие вопросы по существу, требующие таких же коротких и емких ответов. Она, вероятно, привыкла разговаривать только с равными себе по статусу. Её способ подать себя - неужели она считала себя выше, может даже лучше тех, кто к ней приходил? И что же лежит за этой уверенностью, лучше бы это были лекарские навыки.
Сегодня, меньше часа назад.
Генри принял правила ее игры, дав краткий ответ. Сейчас его мало интересовали оскорбления, которые она ему нанесла. Он легко отбросил свое раздражение в сторону, выделяя первоочередную проблему. Рыцарь сместился в сторону, чтобы лучше видеть, что делает эта женщина. Быстрыми движениями она осмотрела голову барона, её тонкие пальцы порхали по лицу больного, смещаясь от виска ко лбу, чтобы затем оказаться в районе глаз. Не одного лишнего или повторяющегося движения. Вскочив с места, она уперлась в стоящего позади нее оруженосца. Увидев ее открытое лицо, Генри понял, зачем она носит веер в своих руках. Большой шрам, идущий от уголков её рта в обе стороны, невольно бросался в глаза. Шетланд был удивлен, но не более того. Он во множестве видел увечья оставленные оружием, а этот шрам был однозначно оставлен острым ножом. Сместив взгляд, он смог, наконец, рассмотреть её лицо в подробностях. Черные волосы обрамляли чуть кругловатое лицо, большие глаза, столь же темные как её одеяние, аккуратный нос и бледная, словно первый снег кожа. Можно было с уверенностью сказать, что она была довольно симпатичной женщиной, если бы не одно но. Отдав указания в своей лаконичной манере, лекарь, прикрыв лицо, направилась к стоящей рядом тумбе. Не давая вставить и слово, она осмотрела содержимое выдвижных ящиков, а когда не нашла в них того, что искала, покинула комнату. Когда стук шагов отдалился, Идон смог высказать свое опасение. Не на прямую, но его движения, взгляд в пол, сбледнувшее лицо, говорили красноречивее слов.
Соберись, сейчас не важно, что за прошлое терзает эту женщину. Пусть будет хоть демоном, лишь бы помогла нам или ты забыл, кому служишь? – Генри похлопал по рукояти своего меча, - я останусь с ним.
Рыцарь подошел в койке и с помощью оруженосца повернул барона набок. Судорога ненадолго отпустила господина, однако его дыхание было быстрым и поверхностным, он все еще не приходил в себя. Жизнь продолжала теплиться в его теле, но без посторонней помощи она могла угаснуть. Генри не сомневался в правильности своего решения, учитывая обстоятельства, теперь ему оставалась только довериться этой женщине и её уверенности в собственных силах. Рыцарь смотрел в сторону дверного проёма, откуда послышались торопливые шаги. Лекарь вернулась обратно, держа в руках увесистую склянку с неизвестным содержимым. Выпроводив продолжавшего терзаться сомнениями Идона, она приблизилась к койке. Свет блеснул в правой руке женщины, заставив Генри рефлекторно напрячься. Мгновение он оценивал ситуацию, пытаясь определить источник отблеска. Им оказалось небольшое лезвие на длинной ручке с узкой режущей частью. Аккуратный нож, явно предназначенный для врачебных манипуляций, а не для убийства. Лекарь отложила склянку на рядом стоящую тумбу, не забыв выдать несколько новых команд. Рыцарь незамедлительно подчинился, благо Идон успел снять всю громоздкую верхнюю одежду. Когда рука барона оказалась готова, то Генри, навалившись всем телом, зафиксировал её в одном положении. Лекарь вплотную приблизилась к Шетланду, склонившись над рукой и полностью сконцентрировавшись. Лезвие в ее руках острожным движением прошлось по открытому локтевому сгибу. Сформировалась небольшая продольная рана, длиной примерно три дюйма, в которой показался пульсирующий сосуд. Генри был озадачен увиденным, мало того что из раны не шла кровь, так еще и он совсем не понимал, что она планирует делать дальше. Женщина поднесла открытую склянку, её губы беззвучно задвигались, а за ними пришла в движение беловатая жидкость из емкости в ее руках. Капли раствора сформировали тонкую струйку, похожую на щупальце, что тянулось к открытой ране. Как только оно приблизилось достаточно близко, лекарь быстрым движением вскрыла пульсирующий сосуд. Вновь не пролилось и капли крови, наоборот, белая субстанция устремилась в рану, аккуратно вливаясь в сосуд. Шетланд заворожено смотрел на происходящее, впервые он видел подобную магию. Мысли пропали из его головы, уступив место желанию узнать, что будет дальше. Продолжая удерживать руку господина в неподвижном состоянии, он, задержав дыхание, наблюдал, как лекарь колдует. Действо полностью захватила его внимание, поэтому он не заметил странного блеска в глазах лекаря. Когда же склянка в её руках опустела на треть, она прекратила вливать раствор. Целитель отложила нож и склянку в сторону, правой рукой доставая из тумбы несколько бинтов. Вновь ее губы зашлись в безмолвной команде и зияющая рана на руке начала затягивать. Сначала сосуд сросся, словно ничего не произошло, затем мышцы и кожа над ним. Работа с кожей пошла более грубая, начала понемногу сочиться кровь. Быстрыми движениями женщина наложила повязку на рану, после чего Генри оставалось только согнуть руку господина в локте.
Дело было сделано. Лекарь встала на ноги и отошла в сторону. Генри медленно перевернул барона на спину. Теперь его господин выглядел намного лучше. Кожа приобрела телесный оттенок, выражение лица смягчилось, а дыхание успокоилось.
Твоя работа окончена? – рыцарь перевел взгляд на лекаря. Получив утвердительный ответ, Шетланд громко позвал оруженосца. Идон ворвался в комнату, осматриваясь по сторонам. Его беспокойный взгляд гулял с рыцаря на лекаря и обратно, но когда он увидел барона, спокойно лежащего на койке, то страх, видимый невооруженным глазом, отступил. Оруженосец хотел было приблизиться, однако на полпути его остановил Генри.
С ним сейчас ничего не случиться, я присмотрю за ним. Ты же должен взять нашу карету и отправиться на постоялый двор. Забери оттуда все вещи и ценности, а на обратном пути пошли через гильдию весть в Ларн. Предупреди их о произошедшем, пусть ждут нас. Давай, не теряй времени.
Идон обдумывал его слова несколько мгновений, затем стремительно развернулся на каблуках и покинул комнату. Звуки удаляющихся шагов громом разносились по пустой клинике. Генри развернулся в сторону лекаря. Отстегнув свой кашель, он протянул его женщине перед собой.
Благодарю тебя за помощь, целительница. Прими эти деньги в знак нашей благодарности. Если их не достаточно, то говори прямо.

Отредактировано Генри (2021-07-10 09:00:00)

+2

6

Торопливость. Привычная, записавшаяся в постоянные детали личности, стоит делу коснуться чьего-либо здоровье. Со временем она перестала быть дерганой, перестала вызывать дрожь в руках, стоило появиться чему-то новому, чего Лиза раньше не встречала. По крайней мере, перестала вызывать ее настолько явно, заменяя импровизацию и размышления на опыт и выверенную последовательность действий. В конце концов, она не в первые раз такое видела. Определенно, не каждый день к ней приходили с падучей, но когда проводишь дни за общением людьми, за подбиранием для них нужной склянки с нужным лекарством, начинаешь примерно понимать, как можно справиться даже с тем, с чем приходят не так уж часто.
Главное, у нее был план. Целый час намекал на то, что все это время пациента трясло без передышки. Поэтому, нож. Поэтому лезвие и открытая вена, а не попытки влить в горло лекарство, обещающее разве что быстрее угробить пациента, залив ему жидкость в легкие. Поэтому, в полумраке, выудив момент ,стоило Генри крепко схватить руку барона, Карштайн резко проводит тонкой лентой стали по коже, и тут же приподнимает над рукояткой две пальца. Указательный и средний. И чувствует, как ее пальцы, хоть и не касающиеся открытой кожи, заставляют кровь под ней держаться в тонкой трубке человеческой вены. Она не медлит. Точно так же быстро открывает большим пальцем склянку, опрокидывает ее, осторожно, над ранкой, и шепчет. Не слова заклинания. Даже не что-то осмысленное. Скорее, шепчет по привычке, прося и моля, чтобы все было хорошо, пока капли падают в красноватую лужицу на внутренней стороне локтя. На ранке они не задерживаются — крохотное озерцо расступается, будто пальцами хватая лекарство, жадно пуская его в кровоток, и только после того, как доза расслабляющего мышцы варева оказывается внутри, Карштайн шепчет снова. Затягивая рану. Медленно. Осторожно. Пока так, чтобы основную работу сделало тело, а не ее магия. Временно.
Сама того не замечая, она чуть дергается. Сколько времени прошло с последней трапезы? Недостаточно, чтобы ее рот начал наполняться слюной, но когда момент, требующий внимания, прошел, Лиза поймала себя на мысли, что ей стоит выпить. Не прямо сейчас, точно не на глазах пациента и его сопровождающего. Но позже. Чуть позже. Не сейчас, потому что дело было еще не закончено.
Быстрые шаги, склянку и скальпель — на стол. Последний позже надо будет обработать. А пока — бинты, из того же ящика стола. Затем вернуться к пациенту. Чуть приподнять руку, прошептать, поколдовать, затянуть рану сильнее, так, чтобы кожа не рвалась по новой на швах, а сцепилась крепче, пока белая ткань оборачивает ее, а розоватые пятна проступают на тех частях бинта, что прикасались непосредственно к коже. Движения — быстрые. Выверенные. Словно не в первый раз чем-то таким занималась безымянная лекарша, пока, наконец, бинт не скрывает ранку полностью. Не такую уж большую, чтобы завязывать локоть так, чтобы его было не сомкнуть. Но все же заметную для того, кто позже проснется с повязкой. Но по крайней мере без дрожи. Потому как, спустя пару секунд после того, как Карштайн повязала бинт, ожидаемый приступ судорог не пришел.
Внимательный взгляд женщины чуть задержался  на мужчине. Том, что лежал. Да. Выглядел в порядке. По крайней мере сейчас, по крайней мере до следующего приступа, который будет, скорее всего, уже не при ней. И только слова мужчины, что стоял, заставил лекаря чуть выпрямить спину, перестав горбиться над койкой, переводя на него взгляд глаз с крохотными зрачками, не смотря на царивший в приемной полумрак.
Вопрос был простой. И понятный. Но стоило его произнести Шетланду, женщина, до этого встречавшая их с профессиональной прямотой и уверенностью, будто сжалась. Плечи чуть опустились, локти согнулись, а взгляд ушел в сторону, к больному, будто смотреть прямо сейчас на Генри та не могла.
- Д-да... Ему стоит немного отдохнуть. - чуть дрожащий голос, правая рука, поднимающаяся ко рту, пока согнутые пальцы слегка прикрывают губы и те шрамы, что Лиза пыталась все так же тщетно скрыть. Скорее, по привычке.
Затем, дрожь. Заметная, стоило второму, пока незнакомому и выдворенному ранее, мужчине, ворваться в приемную. Но мимолетная, потому как, стоило этим двоим начать разговаривать с собой, темная фигура в платье незаметно скользнула к столу, приоткрыв его, нагнувшись и принявшись искать что-то в недрах, пока, наконец, не достала оттуда обертку и бечевку, после чего закупорила обратно склянку с той прозрачной жидкостью, что ранее вливала в тело больного, и , обернув ее в грубую бумагу, принялась повязывать у горлышка веревочкой. Ровно до момента, пока звон монет к кошельке и чужой голос не заставил Лизу обернуться.
И слегка испуганно посмотреть на предложенный мешочек. Затем на Шетланда. Сглотнула. Все так же сгорбившись, будто на нее пытались поднять руку.
- Б-благодарю... - произносит тихо женщина, все так же прикрывая рот рукой, не то чтобы совсем успешно, но, скорее, здесь была важна сама попытка — Здесь д-даже больше, чем стоило, но я хотела бы п-передать это. -
С этими словами она отводит взгляд. И протягивает Шетланду склянку в обертке, деньги, впрочем, пока не принимая.
- Оно п-поможет держать судороги подальше. - продолжает лекарь, взглянув еще раз на больного, избегая прямого контакта с Генри и выражаясь с еле заметным акцентом, что показался только в тот момент, когда Лизе пришлось говорить много — Его стоит принимать внутрь, лучше смешав с чем-то сладким. И избегать вина в будущем. Одного глотка в два дня должно быть д-достаточно... -
С того момента, как были предложены деньги, она ни разу на него не взглянула. Будто боялась. Будто перед Шетландом сейчас была не уверенная женщина-лекарь, а кто-то из нищих, просящих милостыню на мостовой. По крайней мере до того момента, пока склянка все же не оказалась в его руках, после чего Карштайн потянулась к столу, взяв с него веер и, раскрыв его, только тогда смогла взглянуть на Генри снова, принимая из его рук кошель и чувствуя, что вес намекает на то, что одним только лекарством и помощью дело ограничиться не должно.
Взгляд еще раз опускается к кошельку.
- Эм.... П-прошу прощения, но могу я п-предложить еще что-нибудь из лекарств, дабы покрыть разницу? - пальцем в небо пытается ткнуть Лиза, все же уперевшись взором в глаза Генри, и во взгляде ее читается довольно странное желание не оставаться в долгу перед кем-то, кто выложил явно куда больше за ее услуги, чем стоило.

+2

7

Генри смотрел на женщину в полной тишине, ожидая ответа. Кошель с серебряными и медными монетами оттягивал его руку к полу, однако он не замечал этого. Второй раз за день его удивила хозяйка этого дома. Перед ним стоял совершенно другой человек, не только внутренне, даже ее образ претерпел изменения. Лекаря, что с профессиональной отстраненностью отдавал приказы двум вооруженным мужчинам, заменила неуверенная в себе женщина, стесненная своими недостатками. Словно вдова, лишившаяся кормильца и вынужденная стоять на паперти, унижаясь перед самым отпетым негодяем. Всеми силами скрывая шрам, она тихо говорила, то и дело заикаясь на пустом месте. Генри молча получил из её рук склянку, выслушав напутствие и продолжая удерживать на весу кошель. Восторг от лицезрения новой магии и скорой поправки господина отступил, уступив место мыслям иного толка. Стал бы он доверять целителю, если бы она встретила его в таком жалком виде. Ведь именно первоначальный образ профессионала, ставящего свою работу превыше таких вещей как социальные нормы и страх перед неизвестными, независимо от того кем они являются, подтвердил правильность его решения. Нет, абсолютно нет.
Рыцарь принял приготовленную для него склянку, хотя его внимание было приковано к целительнице. Продолжая прятать свой взгляд, она отпрянула от него в сторону тумбы, стремясь взять то, что на ней лежало. Лекарь подхватила привычным движением веер, одним взмахом распахнув его пред своим лицом. Опять этот пронзительный взгляд холодных темных глаз. Вновь перед ним предстала уверенная в своих силах женщина, встретившая гостей на своей территории. Генри едва смог сдержать ухмылку, стараясь не кривить лицо. Шальная догадка пронеслась в его голове. Неужели вся эта уверенность в себе, гордость за свои навыки так легко были перечеркнуты демонстрацией старого увечья. Сколько воспоминаний и детских травм несет в себе этот шрам, что способен так разительно менять человека. Генри не сомневался, что именно детских, так как именно искаженное восприятие мира, помноженное на повышенную восприимчивость ребенка наиболее вероятно отложиться на всю оставшуюся жизнь, порой внося сумятицу. Как, вероятно, и в этом случае.  Он отдал кошель лекарю, почувствовав, наконец, как занемела его рука, несколько приведя его в чувство. В какой-то степени рыцарь был разочарован, вот только он не мог понять – собой или новой знакомой. Когда она вновь заговорила, ответ стал очевидным.

Генри прошел к ближайшему стулу и устало присел на скрипящее сидение. Откинувшись на спинку, он взглянул на своего собеседника, как на ребенка, который просит у учителя ответа на простой вопрос. Несколько мгновений Шетланд размышлял, ответить ли ему правдиво или соврать.
Вам не требуется выплачивать разницу, ибо её попросту нет. Открою вам тайну, - рыцарь решил сказать прямо, маловероятно, что ему пригодятся её услуги ещё раз, - я впервые вижу такой быстрый и действенный способ лечения падучей. Обычные лекари используют отвары трав, что показывают результат только через несколько часов. Что до магов, то целители низших ступеней могут только ненадолго снять симптомы и только обладающие высоким рангом священники и жрецы способны быстро и надолго отогнать болезнь. Подумай, сколько золота они берут за свои услуги?
Генри заученным движением отстегнул флягу, но та оказалась совершенно пуста. С сожалением он повесил ее обратно на пояс.
Если ты все ещё считаешь, что плата чрезмерна, то вот тебе предложение. Налей мне выпить и накорми, моего спутника придется подождать здесь хочешь ты того или нет. Знай, в еде я не прихотлив, пойдет простая пища.
Шетланд встал со стула и направился в сторону выхода, - я пока привяжу своего коня и потом вернусь, - не сказав больше ни слова, рыцарь вышел на улицу.

+2

8

Ее хвалили. Ее точно хвалили. Определенно, потому как правая рука, до того закрывавшая показывющиеся шрамы на щеках, сползла в сторону, к правой скуле, а взгляд ушел в сторону. На щеках же появился плохо скрываемый румянец, бледноватый, учитывая белесую кожу, но все же заметный, дополняемый витавшим в воздухе смущением, которое можно было словно пощупать рукой, протяни ее Шетланд. Не то чтобы похвалу никогда не высказывали — такое бывало, но в менее красноречивой манере. Иной раз похвалы не было вовсе, только требования. Поэтому слова добрые, искренние, раз за разом вгоняли Карштайн в краску, сбивая с толку и с намеченной линии разговора, превращая ее в тихо-бормочащее раскрасневшееся нечто, неспособное посмотреть в глаза собеседнику.
Не то чтобы она и раньше это могла, впрочем. Но по сравнению с состоянием минуту назад, что-то явно в ее поведении изменилось. Бормотание было еще тихим. Кажется, она отнекивалась. Пыталась сказать, что в ее случае она не отмела болезнь в сторону, и та еще может вернуться. Могут быть последствия. Может быть много чего. И что она не такой уж хороший лекарь, но все это было сказано настолько неразборчиво, что вряд ли подробности долетели до Шетланда. Что до него долетело, правда, так то то, что после предложения об ужине, взгляд целительницы сначала уставился на рыцаря, ушел опять в сторону, потом снова к Шетланду, а руки, до этого метавшиеся от щеке к талии, от талии к локтям, резко замерли в полусогнутом состоянии, а затем, сплетя пальцы в замок, сошлись на уровне груди ладонями.
Она кивнула. Робко. Кажется, предложение устраивало. Она могла... Могла дать еды. У нее точно был еще суп. Похлебка, которую та приготовила еще днем. Когда было время, и когда пациентов толком не прибывало. Их не было и сейчас, честно говоря, окромя троицы, что забежала, из которой теперь осталось только двое. Но, неважно. Женщина в черном развернулась, встав вполоборота к Шетланду и, расцепя замок из пальцев, указала в сторону двери, чуть сгорбившись и еле заметно смущенно улыбнувшись.
- Я... П-пойду схожу за... Д-да. - попыталась она было сказать в сторону уходящего мужчины. Затем, оставшись одна, взглянула на пациента. Тот все еще был в отключке. И будет еще час, минимум. Потом должен проснуться с ощущением, будто весь день провел в поле, вспахивая его и выкорчевывая. Нужен будет тоник...
Остальные мысли приходили в голову уже по мере спускания обратно в подвал. В конце концов, гости. Гости это неплохо. Компания это неплохо. Молодой человек, по крайней мере один из них, был неплох. Второй нравился внешне чуть меньше, вероятно, из-за бакенбардов и кучерявых волос. Не тот тип, что нравился Карштайн, но в ее случае обращать внимание на внешность было... Плохой идеей. Пальцы сами собой коснулись шрама на щеке, пока Лиза спускалась по лестнице, а стоило ей открыть рот, подушечки пальцев прошлись и по внутренней стороне разорванной пасти. Она все же выглядела чудовищно.
Но! Но! Не каждый раз кто-то предлагает... Поухаживать за ним, как за гостем. Может, в планах была не только еда? Бред, конечно, но теперь в ее голову лезли еще и другие мысли. Потому как господа, оставшиеся у нее, одеты были явно... Богато. Отшивать бедняков дело простое. В случае с аристократами — а наверняка это были аристократы, отказывать куда сложнее. Что будет, если он предложит не только разделить трапезу, но и кровать?
Карштайн стояла перед чугунной печкой, что использовалась обычно либо зимой, либо в те дни, когда ей надо было что-то приготовить и, раскрасневшаяся еще сильнее, смотрела на то, как огонь в железной клетке разогревает кастрюльку и ее желтоватое содержимое, напоминавшее по виду соус. А по запаху сыр.
Могла ли она подумать..? Конечно могла. И с каждой новой мыслью румянец оказывался все более ярким, ладонь не начала чуть-чуть помахивать в сторону шеи, пытаясь как-то охладить Карштайн, стремительно уходящую в сторону выдуманных сценариев, от которых бросало в жар. И дело было не только в печке. Дошло даже до того, что в какой-то момент содержимое кастрюльки булькнуло от жара, и тогда Лиза поняла, что ей надо переключиться с пошлостей обратно на еду, и в ход пошли миски, ложки а еще половник, благодаря которому желтоватый суп на хлебе и сыре и, боги, хотя бы на бульоне, а не воде, оказался разлит по двум предназначавшимся для них посудинам. Но чего-то не хватало. Зелени. И зелень была отправлена на встречу с жидкостью цвета яичного желтка. А позже с ней встретились и два сухаря. Длинных. И черствых, но, по крайней мере, без всяких следов плесени.
Не хватало только ложек. И, пожалуй, подноса, чтобы все было легче нести, и, довольно быстро приспособив для этого дела деревянную досочку с бортиками, использующуюся для переноса, обычно, лекарств, а еще не забыв все же снять кастрюльку с печки, Карштайн отправилась наверх. Осторожно. Медленно. Стараясь не расплескать остатки своего обеда, передвигая ноги в тесном платье, переставляя их со ступеньки на ступеньку, пока та не оказалась на первом этаже лечебницы. Минуя коридор, минуя холл, снова вернулась в приемную, но стоило ей хоть чуть-чуть засунуть голову в дверной проем, в нос ударил запах. И это действительно был удар. Потому что лицо Карштайн сморщилось. И в голове тут же возникли мысли, что, кажется, они кое что забыли сделать. Снять штаны. С пациента. Потому что такой запах мог быть только от того предмета одежды, что скрывал ноги и таз. Только вот делать это в одиночку было довольно трудно, да еще и с подносом на руках.
Она сделала шаг назад. Нет, сейчас на то точно не было желания или сил. Ее ждал ужин, хоть и дико простецкий, но с кем-то, кто не против компании странноватого лекаря. И стоило двери открыться, а Шетланду все же вернуться, в крохотном холле его застала фигура в черном, все так же смущенно отводящая взгляд и тихо проговаривающая:
- Наверху есть к-комнаты, п-палаты для пациентов, т-то есть, я могу отнести суп т-туда. - все еще заикаясь, смущенно приветствует мужчину темноволосая, стараясь не открывать слишком широко рот. Чтобы шрамы не стали зияющими ранами. А оставались шрамами. Которые, на вид, зажили.

+2

9

Дневная жара понемногу спадала. Лучи заходящего солнца задерживались на крышах домов, тени которых складывать в причудливые картинки, что с каждым часом все больше расползались по округе. Внутренний двор лекарского дома накрыла тень ближайшего дома. Генри вышел на улицу, где его моментально окутал душный и горячий воздух. Солнце больше не пекло, однако, находиться на открытом воздухе было неприятно. Шетланд оглядел затенённое пространство перед собой - небольшой двор, огражденный забором, был сухим и чистым. В правом углу находилась аккуратная поленница, напротив которой стояла простая деревянная скамья - вот и все убранство. У самого входа он увидел своего коня, что смирно стоял у закрытой калитки. Пашендаль - так звали гнедого коня с короткой черной гривой, что был верным спутником рыцаря в течение пяти последних лет. За это время они успели хорошо поладить, пройдя немало совместных испытаний, и теперь Пашендаль всецело доверял Шетланду, не позволяя никому другому ездить верхом. Скакун терпеливо ждал возвращения рыцаря у ворот, несмотря жару вокруг. Генри подошел ближе и несколькими движениями потрепал жесткую гриву своего коня. В ответ донеслось тихое ржание.
Потерпи еще немного, дружище. Мне пока не чем тебя напоить, но как только наш товарищ вернется, я дам тебе вволю напиться прохладной воды.
Генри полез в седельную сумку, откуда извлек вторую флягу с разбавленным вином и яблоко. Рассчитывать на чистую воду здесь не приходилось, так что утолить жажду можно было только этим. Аккуратно взболтнув флягу, рыцарь удостоверился в том, что она ещё полная, пустую же он снял с пояса и убрал в сумку.
Держи, это пока все что есть. - Генри протянул яблоко своему коню и тот быстро схватил его зубами, - я пойду.
Привязывать поводья рыцарь не стал, рассчитывая на то, что конь сможет сбежать от воров при попытке его украсть. Генри пересек половину двора, как вдруг со стороны послышались шаги и негромкая речь. Из переулка справа от него показались двое – мужчины одетые в поношенную одежду без знаков гильдии, вероятно, разнорабочие. Одного взгляда на их походку и румяные лица было достаточно, чтобы понять, что они уже испробовали сегодня спиртного. Болтая о своем и не замечая ничего вокруг, они направлялись прямо к дому лекаря. Генри остановился на месте, следя за гостями и убирая флягу за пояс. Идут спокойно, без спешки. Явных признаков острой боли нет. Рабочий день только подошел к концу, а эти уже успели где-то поднабраться… Не в бордель ли часом они собрались. Шетланд повернулся к ним лицом, ожидая, когда они натолкнуться его коня, а затем обратят внимания на него.
Эй, смотри!
Непрошло и пары секунд, как один из пришедших, наконец, заметил неизвестного скакуна.
Мужики, - Генри громко обратился к незнакомцам, невзначай положа руку на эфес меча, - сегодня лекарь не принимает посетителей.
Те удивленно посмотрели в сторону рыцаря, в их глазах читалось явное не понимание.
Если вам нужно лечение, то идите к другому целителю.
Рыцарь немигающим взглядом смотрел на незнакомцев, ожидая их реакции. Он был уверен, что им не требовалась срочная помощь. Один из пришедших, тот что помоложе, пытался что-то да ответить, но его товарищ предусмотрительно ткнул его в бок локтем и потащил прочь. Шетланд дождался, пока шаги окончательно стихнут в переулке, после чего вернулся в дом.

В холле первого этажа рыцарь натолкнулся на лекаря, что стояла с подносом в руках. На лице вновь растерянность и смущение. Генри кивнул в ответ на слова лекаря, никак не комментируя изменения её поведения. Он уже сделал свои выводы касательно поведения женщины, принимая их как данное. Мужчина позволил ей пройти вперед и указать дорогу наверх. Проходя мимо комнаты, где находился его хозяин, Генри остановился и заглянул внутрь. Барон продолжать лежать на кушетке, его дыхание было спокойным и ровным, в сознание он пока не приходил. Думаю, немного времени у меня есть. Нужно быстро подкрепиться, маловероятно, что в течение ближайшего времени мне удастся спокойно отдохнуть.
Шетланд задержался ещё на мгновение, а затем развернулся и последовал вслед за уходящей целительницей. Размышления о будущем вновь возникли в его голове. По хорошему господину требуется длительный отдых и уход, но мы не можем остаться в столице и в королевстве. Жизненно необходимо как можно скорее вернуться в Ларн. Придется гнать без отдыха, не жалея лошадей. Рыцарь не заметил, как погрузился в свои мысли, и расплата за беспечность настигла его в тот же момент. Слишком поздно он заметил, что лекарь остановилась перед закрытой дверью. На мгновение он подпер ее к теплому дереву, коснувшись лицом её затылка. Женщина едва не выронила поднос с тарелками, но быстрая реакция позволила Генри вовремя поддержать её руки, тем самым не дав еде упасть на пол.
Прошу прощения, это была чистая случайность.
Рыцарь смотрел на растерянную и красную как помидор женщину, что не могла даже толком ничего сказать. Он уже успел чертыхнуться про себя, одновременно думая о том, что волосы лекаря оказались чистыми и пахли мыльным корнем. А действительно ли она простолюдинка, ведь городские часто пренебрегали гигиеной… Нет, нет. Сейчас это не важно, Цейн побери. Генри аккуратно забрал поднос из её рук, наблюдая, как взгляд бедной женщины мечется из стороны в сторону. Он молча развернулся и открыл плечом закрытую дверь, та оказалась не заперта и вела в затененную и просторную комнату, обставленную простой деревянной мебелью – столом, парой стульев, в углу стояла заправленная кровать с сундуком. Скорее всего это палата о которой она говорила внизу. Шетланд поставил поднос на стол, а сам подошел к окну, чтобы открыть ставни и впустить больше света. Позади него послышался шум деревянной посуды, вероятно лекарь несколько пришла в себя и теперь расставляла на стол. Генри сделал глубокий вдох и развернулся в сторону стола. Тарелки уже были расставлены, можно было начинать трапезу. В полном молчании они начали прием пищи. Хозяйка подала густой суп, приправленный зеленью. Мясной бульон, скорее всего из птицы, придавал блюду навар и сытность, не говоря уже о вкусе. Жаль, что атмосфера вокруг не располагала к приему пищи и наслаждению вкусом. Сначала болезнь господина, а теперь эта неловкая ситуация. Генри чувствовал, что провинился перед этой женщиной, что помогла им в трудную минуту. Он отложил ложку, несмотря на то, что не доел.
Я хотел бы ещё раз извиниться за то, что поставил вас в крайне неловкое положение, … мадам, - Шетланд замялся, ведь лекарь до сих пор не назвала своего имени, - пожалуйста, не принимайте это как домогательство или злой умысел.

+3

10

Если задуматься, Лизу было не так уж сложно смутить. В ее голове, забитой под завязку вопросами, связанными с работой, соседствовали две важные идеи, постоянно находящиеся в противоборстве на больших детских качельках. И стоило одной идее взять контроль на себя, эти самые качельки вскоре делали кивок в другую сторону, с той же самой силой, с какой первая идея начинала внедряться в жизнь Карштайн. Так, мысли о том, что Шетланд здесь находится «ради нее», и что этой ночью она будет чувствовать прикосновение чужих рук на своих ладонях, сменились вполне четкими словами, что, нет, ничего такого не будет. Потому что Лиза не была из тех женщин, что можно было назвать желанными.
Опуская проклятие, которое не было вполне явным, чтобы его можно было заметить, не погружаясь в подробности и детали каждодневных взаимодействий, Карштайн все еще обладала шрамами. И если те, что были на теле, можно было скрывать, чем лекарь и занималась изо дня в день, то вот те, что были на лице, раз за разом возвращали ее к мысли, что, нет. Не найдется того человека, который бы остался с ней. Вопрос даже не в мимолетной страсти, не в первом знакомстве. Вероятно, у нее были возможности, были силы на то, чтобы заставить кого-то обратить на себя внимание. И, поднимаясь по ступенькам, ведя за собой Шетланда, та примерно представляла, как себя стоит вести, чтобы хоть немного очаровать рыцаря, что пришел к ней за помощью.
Но что дальше?
Ее каблуки стучат по деревянному полу по мере того, как двое идут по небольшому коридору, окна которого выходят на дворик перед больницей, на улицу и редких прохожих, сегодня обходящих обиталище Карштайн стороной.
Что дальше? Даже если удастся. Даже если они дойдут до чего-то, что будет интимнее разговора. Даже если она сможет сдержаться, рано или поздно, и, скорее всего, рано, наступит момент, когда уголки рта разойдутся, а улыбка станет намного шире. Ей было тяжело себя держать себя в руках. Держать мышцы лица в постоянном напряжении, чтобы эта змеина пасть не показывалась. И, шаг за шагом, это повторение мыслей приводило к тому, что она возвращалась. Тихая, спокойная Лиза. Которая знала, что она никому не нужна. И что, если бы не ее навыки, ей не было бы места.
С мыслей сбивают. Толчок. Карштайн уже остановилась, она хотела открыть дверь. Но резкое движение заставляет врезаться подносом в эту самую дверь. Упираясь другой его, противоположной, стороной, в живот женщины.
- А! - та раскрывает пасть. На мгновение. От испуга. Но этого достаточно, чтобы губы плотно закрылись в следующую же секунду, а на лице появился румянец.
Видел? Он видел? Точно видел? Она чувствует, как по спине, от поясницы к шее, прыгают мурашки. Плечи  сводит, заставляя сжаться. Поворот головы был инстинктивным. Что ожидала увидеть она? Похотливый взгляд? Ехидную ухмылку уверенного в себе человека? Шетланд-то увидел румяные щеки, налившиеся кровью от резкого смущения. Карштайн же увидела выражение сдержанное. Чуть обеспокоенное. Но уверенное и стойкое, словно на нее смотрел человек без единого злого умысла.
Злого умысла ей бы сейчас очень хотелось. Качельки опять качнулись.
Карштайн кивает, отворачиваясь к двери. Приоткрывает ее. Даже не замечает, как именно, кроме того что молча, расставляет миски. Ложки. Будто не дышит. Думает, но понятия не имеет, о чем именно. Мысли путаются, но руки делают свое дело. Подготавливают места, подготавливают еду. Двигают стулья так, чтобы можно было сесть. Ноги сгибаются, она садится за стол.
Поднимает взгляд.
Шетланд напротив.
Опускает взгляд.
Кладет ложку в миску, сглатывает, приподнимает ее и понимает, что вкуса еды не чувствует. Нет, не жажда. До нее еще достаточно времени. Просто не чувствует. Слишком трудно сконцентрироваться.
В какой-то момент он говорит. Карштайн снова поднимает взгляд. На этот раз на Генри снова смотрит бледноватое лицо с выразительными глазами. И тут же смотрит в сторону, а на щеках снова появляется румянец. Сглатывает.
- Н-не стоит, т-такое б-бывает. - заикаясь куда чаще обычного выдает целительница, то приподнимая, то опуская ложку, выливая содержимое обратно, пока, в конце концов, явно не скрывая нервозможности, а, может, не имея возможности ее скрыть, приподнимает столовый прибор на уровень рта. И, задумываясь, приоткрывает его чуть больше обычного. Ненамного. Не так, чтобы ухмыльнуться во все зубы, чтобы от уха до уха вместо ее рта была зияющая рана.
Но достаточно, чтобы уголки губ сместились на мгновение. И шрамы перестали быть на мгновение шрамами.
Она снова сглатывает.
- Н-наверное это мне ст-тоит извиниться за такую простую еду. - чуть тише добавляет Карштайн, чувствуя, как внутри нарастает жар. Стыд? Просто атмосфера? Взгляд упорно уходит от Шетланда. Смотреть на него сейчас... Губительно.

+2

11

for Nick(s)|0JvQuNC30LAg0JrQsNGA0YjRgtCw0LnQvQ

0J/RgNC10LTQu9Cw0LPQsNGOINC/0LXRgNC10LnRgtC4INCyINGA0LXQttC40Lwg0LTQuNCw0LvQvtCz0LAgLSDQutC+0YDQvtGC0LrQuNGFINGB0L7QvtCx0YnQtdC90LjQuS48YnI+

Рыцарь не сводил взгляда от лекаря, ожидая узреть реакцию на эту неловкую ситуацию. Свет открытого окна мягко освещал комнату, так что он мог не волноваться, что упустит какую либо деталь. Первое что он отметил, когда они начали трапезу: движения её рук были спокойными, но явно скованными. Раз за разом она подносила ложку ко рту, однако складывалось впечатление, будто она просто повторяет давно заученные движения. Следующее, что не укрылось от внимательного взора рыцаря - это мимолетные взгляды, что она то и дело бросала в его сторону, после чего, правда, изрядно краснела. Шетланд, давно отложивший столовый прибор, сложил пальцы в замок перед своим лицом, опершись локтями на стол. В воздухе повисло молчание. Внешне рыцарь выглядел хладнокровным и бесстрастным, но внутреннее беспокойство  разгоралось все сильнее. Он не понимал чего стоило ожидать в ответ. Лекарь не подняла истерику, не пыталась убежать от него, а её первая реакция – возглас удивления, да и только. Она одинаково реагировала как на похвалу в свой адрес, так и на то, что могло быть трактовано как заигрывание. Генри не боялся ответственности за свои поступки, и последующие обвинения в свой адрес, ибо считал себя человеком чести, готовым принять последствия совершенных им деяний. Однако он искренне не хотел быть причиной беспокойства и терзаний человека, что оказал ему неоценимую услугу.

Тишину разорвал тихий и сбивчивый голос лекаря. Генри испытал облегчение, когда услышал её первые слова - никакой истерики, криков, обвинений. Несмотря на свою растерянность, она сохранила способность мыслить разумно даже в такой двусмысленной ситуации. Конечно, это не снимало с него вины, но Шетланд был рад тому, что ему поверили и не держали явной обиды. Он хотел уже ответить, как вдруг заметил кое-что. Буквально на мгновение Генри увидел как шрамы, идущие от уголков её рта, разошлись в сторону. Так значит они не зажили до конца… От чувства  радости не осталось и следа, чувство стыда усилилось вновь. Да, эта находка кардинально не влияла на его восприятие её образа, но в какой-то степени пролила свет на отчаянные попытки лекаря скрыть свои шрамы. Насколько сильно они повлияли на её судьбу? Новая реплика отвлекла его от мрачных мыслей, давая возможность не акцентироваться на увиденном и сменить тему.

Ваша еда хороша на вкус, - Генри кивнул в знак согласия и взялся за оставленную ложку, - рецепт похож на Вайронский. Чем-то похожим меня часто угощали в тех краях.
Несколько привычных движений и порция супа оказалась съедена. В голове промелькнула идея, как можно увести разговор в сторону.
Не думайте, что вы мне что-то должны, ведь это была лишь просьба, которая вас ни к чему не обязывала. Скажу откровенно, может быть наше положение и разное, но я родился в простой крестьянской семье. Вы, вероятно, уже догадались, чем я занимался всю жизнь, - рыцарь провел ладонью по навершию рукояти меча, - начинал я с самой грязной работы, бывали моменты, когда есть было откровенно нечего и приходилось голодать. Так что я считаю ваше замечание о качестве мясного супа, приправленного сыром и зеленью, неверным.

+2

12

Приподнимать завесу неловкости было сродни тасканию чугунных болванок. Не то чтобы Лиза часто занималась подобным делом, да и не то чтобы занималась им вовсе — в конце концов, ее материалами обычно выступали порошки да травы, а не металлы — но метафора подходила крайне хорошо, потому как атмосфера в комнате разжижалась медленно. Крайне медленно, но верно. Будто по капле конденсируясь на потолке, а затем этими же каплями падая вниз. И если такая скорость была не слишком уместна для отдельных личностей, для Карштайн, пожалуй, она являлась пределом, с которым та могла хоть немного открываться.
До момента упоминания Вайрона.
Реакция вряд ли была слишком уж заметной. Опущенный взгляд, крайне скромные движения остались неизменными. Но абсолютно не подать виду, что это королевство было знакомо Лизе, та не могла. Может быть, легкое движение. Может, секундная пауза в движениях. Может, движения разорванных уголков губ. Молчание и тихий стук ложки о край миски, пока Шетланд рассказывал о себе крупицы, которыми делиться еще можно было. Которые не делали из него человека, рассказывающего о себе слишком много.
Она сглатывает.
- Вайрон... Вы... Эм, бывали в Веллехорте? - задает она глупый вопрос, попутно бросив робкий взгляд в сторону мужчины.
Конечно, он бывал. Должен был быть. Рыцарь. Аристократ, поднявшийся из грязи, по крайней мере так он выглядел в глазах Карштайн. Зачем она это спросила? Наверное, потому что хотелось узнать, как там сейчас. Может, просто не хватало связи с той часть жизни, что была оставлена... Может. Но до того, как тот успел ответить, женщина опустила ложку в миску.
Аппетит резко пропал. Щеки заныли. Потому что вместо каменных улочек, запаха запеченой рыбы по вечерам, тепла, вспомнились порезы.
- П-прошу прощения. - снова извиняется она, уже сама не зная, за что, и машинально поправляя прядь темных волос, убирая их за ухо, отводя взгляд.

+2

13

Генри неспешно рассказывал о себе, являя свое неблагородное происхождение, вскользь затрагивая личные темы. Совсем немного общеизвестной в Ларне информации, знание которой не принесет неудобств никому из присутствующих. Даже наоборот, он рассчитывал, что это немного размоет сословные границы, сделая их беседу менее напряженной. Генри говорил не останавливаясь. Звук его голоса мерно разносился по не большой комнате, прерываемый негромким постукиванием деревянной посуды, пробиваясь сквозь окутавшую их атмосферу неловкости. Но стоило его рассказу прерваться, как вокруг вновь повисло тягостное молчание. Секунда, вторая, десятая –  Генри начал опасаться того, что их разговор зашел в тупик и ему придется найти новую тему для беседы. Однако лекарь приняла правила его игры, задав свой вопрос, несмотря на то, что до сих пор оставалась напряженной. Веллехорт – ледяная столица северного королевства, не дословно конечно. Бесконечная бедность и грязь портовых и окраинных районов, контрастирующая с белоснежными каменными кварталами знати. Бесконечная бедность, толкающая на убийства и грабежи, и безмерная жадность, утопающая в роскоши, где преступления творятся из прихоти. Вот каким ему запомнился столичный город за время полугодового пребывания. Больше он туда, на его радость, не наведывался, да и больно далеко от его родных мест. Но стоило ли вываливать на нее сейчас эту грязь? Может стоит припомнить что-то хорошее. После недолгого молчания Генри смог собраться с мыслями и обдумать свой ответ.

Ни к чему извиняться, это хороший вопрос. Да, я был там по службе, даже жил немного. Большой и шумный город, ничем не меньше вашей столицы. Там прохладней чем тут, но в тамошних харчевнях подают наваристые похлебки, прям как ваши. И хлеб, его вкус отличался от того, что я ел здесь. Поговаривают, что все дело в другом сорте пшеницы и в коротком, холодном лете. Не знаю как описать, но всяко лучше чем подают в вашем городе. А прославленные рыбные пироги, ммм… нечто.

Генри взял со стоявшей рядом тумбы единственную замеченную деревянную кружку, в которую налил разбавленного вина из своей фляги.

Сочная морская рыба отдавала все соки в тесто, наполняя его ярким, запоминающимся вкусом. Такого я больше нигде не ел.
Генри одним махом осушил кружку. Молодое кислое вино, к тому же разбавленное, было крайне неприятным на вкус. Однако оно неплохо утоляло жажду, да и было безопаснее сырой воды.
Жаль, что это то немногое, что мне вообще там приглянулось.
Полушепотом проговорил рыцарь. После этого он напомнил кружку вновь, но на этот раз поставил её перед лекарем.
Это конечно не самый лучший напиток, но за неимением другого стоит запить обед им.

Отредактировано Генри (2021-08-24 13:21:38)

+2

14

Она слушала его внимательно. Закрывшись, сжавшись поначалу, чуть отведя голову в сторону, но все же следя за его манерами взглядом. Ощущение неловкости так и витало вокруг лекаря, но постепенно, слово за слово, ее поведение начало меняться, как начала меняться и атмосфера в палате, стоило Шетланду раскрыть свое видение родного города Карштайн.
Казалось бы, разговор о пирогах да холоде, ничего особенного, но в какой-то момент Лиза поняла, что смотрит уже не на Шетланда, а чуть в сторону и вниз от него, задумавшись о чем-то своем. О каменной кладке на улицах, о запахе спирта, заполняющем лечебницу, о соленом и влажном воздухе на улице, о треске деревянных мачт на ветру и шуме далекого моря. Видимо, в этот же момент губы ее тронула улыбка, а когда рассказ о портовой столице закончился, на рыцаря взгянула женщина, чья бледность теперь контрастировала с теплотой улыбки и взгляда.
Что-то поменялось.
Вероятно, не хватало как раз чего-то общего. Одной маленькой иголки, проходящей сквозь ниточку жизни и Генри, и Лизы, чтобы ее плечи чуть опустились, а руки перестали сжимать пальцы, словно это могло помочь ей успокоиться. Сейчас... Было лучше. Было тише, было менее волнительно, но, скорее более понятнее. Словно, теперь на том конце стола сидел кто-то, кто вряд ли был врагом. Вряд ли. Вряд ли...
Она сглотнула.
- Там... Есть много ч-чего хорошего. - снова отведя взгляд, чувствуя легкую долю смущения, добавляет лекарь и возвращается уже готовая перечислить эти самые хорошие вещи, но чуть дергается от звука донышка кружки, соприкасающегося с поверхностью стола.
- Эм.. Сп-пасибо, но мне д-действительно не стоит пить. - чуть опустив голову призналась Карштайн, после чего взглянула на Шетланда и попробовала объяснить, почему — Седативы не слишком помогают с раб-ботой. -
Сглотнула. Отвела взгляд. Вернула взгляд. Приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. Почувствовала, что слова не выталкиваются, сомкнула губы. Почувствовала.... Почувствовала тепло на щеках. На лице. Ее очередь, ей надо было что-то сказать, что угодно, дабы не заполнять тишиной пространство, дабы поддержать беседу. Вспомнить Веллехорт? Поддержание беседы давалось сейчас тяжело. Но по крайней мере у Карштайн было желание... Непонятно к чему ведущее, правда.
- В Веллехорте очень хорошо зимой... - произносит она спустя пару секунд молчания, вспоминая падающие снежинки опускающиеся на белое полотно, пока она еще не успело превратиться в мешанину из грязи и замерзшей воды — Когда камины начинают топить ближе к вечеру, а г-город загорается теплыми желтыми огоньками в окнах. К-когда сосульки уже свисают с крыш, а д-дети сбивают их и сосут как леденцы. -
Ощущение в груди напоминало трепетание такого вот огонька камина. Дерганое, но жаркое, хотя и далекое от Аслейва с его теплым летом, прохладными вечерами, слишком нежными зимами, от которых не отваливались ногти на пальцах, а ресницы не замерзали, стоило выйти на улицу. Карштайн снова дергано улыбнулась, но тут же вернула свое обыное скромное выражение лица, посмотрев на своего собеседника и попытавшись добавить то последнее хорошее, что ей вспоминалось.
- И когда открывают бочки с соленьями, оставленными на зиму. -
Последняя фраза должна была закрыть воспоминания дальнейшие, но пришедшие все равно. Закрытый дом, заколоченные окна, запертая дверь, подвал, в который пришлось пробиваться, сбив замок. Тишина и пыль, а еще отсутствие жизни. Только полупустые склянки и несколько книг, оставленных из-за того, что мудрости в них не было.
Мерзко. Теперь мерзко. И это ощущение мерзости резко перечеркнуло абсолютно все хорошее, что было до этого. Улыбки уже не было. Взгляда, направленного к Шетланду, тоже.
Тишина.
И неловкость.
Возможно, чего-то не хватало. Еще одного шага, еще одного контакта, но переступить такие преграды для Карштайн было практически невозможно.
Она встает.
- Я... Эм... Уб-беру п-посуду, если вы не п-против. - все еще заикается. Нервничает. И точно так же нервничая принимается собирать пустые миски, ставя их обратно со стола на  поднос.

+2

15

Закончив свою рассказ, Генри взял паузу, передавая эстафету сидящей напротив женщине. На его удивление тема северной столицы вызвала у лекаря живой интерес. Он понял это по её задумчивому лицу, промелькнувшей улыбке. Казалось, что на мгновение она перенеслась куда-то далеко в глубины памяти, туда, где показавшийся Генри мрачным город был наполнен живыми красками и теплом воспоминаний. Когда она вернулась к беседе, то решительно отвергла его утверждение о никчемности Веллехорта, имея явно противоположное мнение. Мимолетом отказавшись от предложенного вина, она поведала о своем видении. Тихие радости быта, осязаемый жар домашнего очага, детские шалости. Слова искрение, способные вызвать теплую улыбку у большинства “семейных” людей, лились потоком из уст этой молчаливой женщины. Она словно пыталась убедить в своей правоте не столько Шетланда, сколько саму себя. Атмосфера скованности и внутреннего страха, казалось, начали отступать под давлением положительных эмоций. На её губах то и дело появлялась неуверенная улыбка, а глазах явился слабый огонек души.
Однако в один момент она, вероятно, вспомнила то, что старательно пыталась забыть. Неудивительно, ведь людская память вещь не избирательная, да и плохое сохраняет порой сильнее, чем доброе. Отрицательные эмоции вновь захлестнули её с головой, сделав все той же отрешенной женщиной с ледяным взглядом. Беседа, что должна была несколько развеять тяжелую атмосферу, прервалась.
По-моему стало лишь хуже…
В этот момент у Генри появилось острое желание выпить крепкого алкоголя. Но будучи обремененным заботой о господине, он ограничился очередным глотком кислого вина из фляги. Настал его черед призадуматься.  Нетрудно было догадаться, что говорила она о вещах, взятых непосредственно из своей памяти. Это наводит на мысли, что она скорее всего родом из Вайрона. Беженка? Беглянка? Зная свою родину, Генри начал догадываться о её прошлом, сложив вместе магические способности, шрамы и душевные травмы. Что и говорить, “охота за ведьмами” во многом спорная затея, укоренившаяся за многие сотни лет в сознании местных. Эта женщина пример промахов системы.
Стук деревянной посуды известил Генри об окончании их разговора. Что же, сам того не зная, я наступил на больное место. Жалость и стыд замаячили на краю его сознания. Хотя казалось бы, в чем тут конкретно его вина? Рыцарь встал изо стола, повесил флягу на пояс. Я вернусь к своему лорду и буду ожидать моего компаньона. Как только он прибудет, мы приведем господина в порядок и сразу же покинем вас. Шетланд кивнул женщине и направился к выходу из комнаты. Не оборачиваясь, он спустился вниз по лестнице, направляясь в нужную комнату. Барон продолжал пребывать в бессознательном состоянии, но по его спокойному виду можно было сказать, что ему ничего не угрожает. Кроме запачканных портков. Но один он не мог это поправить, поэтому ему оставалась только усесться напротив койки и терпеливо ждать.

Через какое-то время на улице послышалось лошадиное ржание и скрип колес. Громкие команды запыхавшегося Идона и суета слуг встретили Генри, когда он вышел во двор. Оруженосец прибыл так быстро, как смог, приведя с собой личных слуг барона и оставшихся стражей, что находились на постоялом дворе. Стразу стало шумно и людно. Не теряя ни минуты, прислужники вынесли господина на улицу, омыли водой из ближайшего колодца и переодели. Генри же оставалось только не мешаться под ногами, да держать в руках склянку с лекарством. По истечении получаса, наполненных беготней и возней, бессознательного барона поместили в карету, экипаж готовился к отбытию.
Идон, - Генри позвал оруженосца к себе, - тебе лучше ехать вместе с господином. Нам придется всю ночь ехать без остановки, пока не достигнем границы. Вот, держи это при себе.
Рыцарь протянул склянку.
Это снадобье нужно давать каждые два дня, по одному стакану. Не забудь размешать в воде, прежде чем поить господина.
Шетланд усадил оруженосца в карету и самолично закрыл за ним дверцу. Слуги быстро расселись во второй карете, а стражи уже давно были в седле.
Возвращаемся в Вайрон по восточной дороге! - громко скомандовал Генри, чтобы его услышали как возничие, так и стражи, - пошёл!
В воздухе засвистели кнуты возничих, после чего экипажи тронулись с места, унося процессию прочь от дома лекаря. Шетланд стоял у калитки, наблюдая, как последний конный исчез за поворотом. У него было в запасе немного времени, чтобы потом догнать уходящий отряд. Рыцарь замер в нерешительности, ибо в нем боролись двоякие чувства. С одной стороны он хотел вскочить в седло и отправиться следом за господином, оставив лекаря наедине с её проблемами, а с другой остаться и извиниться перед ней. За вторжение в её жизнь, за неприглядную, злую судьбу, за жалость, вызванную осознанием её жизни?

for Nick(s)|0JvQuNC30LAg0JrQsNGA0YjRgtCw0LnQvSzQk9C10L3RgNC4INCo0LXRgtC70LDQvdC0

0JLQvtC30LzQvtC20L3QviDQsdGD0LTRg9GCINC/0YDQsNCy0LrQuCwg0L3QviDRjdGC0L4g0L3QtSDRgtC+0YfQvdC+LiDQotCw0Log0LjQu9C4INC40L3QsNGH0LUg0LrQvtC90YbQtdC/0YbQuNGPINC+0YHRgtCw0L3QtdGC0YHRjyDQsdC10Lcg0LjQt9C80LXQvdC10L3QuNC5Lg

+2

16

До самого последнего момента, она не выходила. Казалось бы, лечебница не была такой уж большой, чтобы в ней можно было затеряться. Конечно, парочка укромных местечек имелось, но в большинстве своем шаги выдавали чужое присутствие с потрохами. И в том, что лекарь в доме все еще находится, сомнений не было — Шетланд даже мог заметить ее темный силуэт сквозь приоткрытую дверь палаты, освещенной тусклым сиянием свечей. Но стоило ей показаться лишь раз, женщина спустилась, похоже, в подвал. Вместе с подносом, с той посудой, из которой ели эти двое. А вслед за ней на коридоры и комнаты опустилась тишина, изредка прерываемая голосами извне.
Достаточно тихий вечер. Достаточно, чтобы течение времени становилось размеренным и спокойным, контрастируя с биением сердца, не заметить которое Карштайн не могла. Даже когда спустилась, когда поставила поднос на стол, где обычно перемешивала ингредиенты, и встала, опираясь на него рукой, положив ладонь на грудь. Оно все еще билось. Сильно. Не быстро, не стуча, позволяя отбивать ритм даже в висках. Но так, словно каждый удар органа в реберной клетке был похож на удар молота по раскаленному куску железа. С каждым звонким соприкосновением, он отдавал жаром. Теплотой металла, перенявшего это тепло от огня.
Лиза сглотнула.
Стоило бы прикинуться дурочкой, хотя бы для самой себя, но для подобных трюков со с разумом она была уже слишком стара. Не новое ощущение, с которым понятно, что стоило делать, но делать ничего было нельзя. По ряду причин.
Она собирается. Будто берет себя в охапку, сгребает и разве что не бьет по щекам ладошками, чтобы прийти в норму. Нет, ее восстановление всегда проходит тихо. Снова сглатывает, опуская ладонь, что проверяла сердце, ниже, под ребра. Затем собирается с силами. Вдыхает. Выдыхает. Легче. Не сильно, но легче. Она находит тот баланс, что требовался ей для работы, для функционирования, для тишины и для взвешенных решений. Как всегда, это равновесие было ей необходимо, и только в тот момент, когда через крохотные оконца подвальной лаборатории доносится шум, знакомый и относящийся к новым посетителям, Карштайн приподнимает и веки, и голову. Ее изрезанное шрамами лицо теперь спокойно. Она расслаблена. Она сможет прожить еще несколько часов, не думая... Не думая.
Надо было просто закончить этот день, и все. И станет хоть немного легче, и поэтому она отталкивается от стола. Время на помывку посуды ей еще хватит. Эти звуки, этот стук колес, говорили, что либо нелегкая принесла ей еще одного пациента, либо рыцарь скоро уйдет.
Первое было предпочтительнее, но об этом никто не узнает.
Она делает шаг. Половицы скрипят под ногами, прохлада подвала оплетает ее тело, пока Лиза идет к лестнице, кладет ладонь на перила и, чуть опираясь на них, поднимается к первому этажу, где слова слышны уже отчетливее, яснее. Они говорили, они собирались. С главного входа, открыв, судя по звуку, двери чуть ли не с ноги, в сторону палаты направилась пара человек, заставляя Карштайн резко отступить за поворот арки, отделяющей холл от коридора с лестницей наверх. Она не хотела, чтобы ее видели. Вообще никогда. Хотя работа требовала обратного, но одно дело пациенты, а другое дело... другие люди. Поэтому, она замирает, прильнув к стене, надеясь на то, что ее не пойдут искать, чувствуя, как сердце снова начинает стучать, но в этот раз все же быстрее.
Еще минутка на покой. Шаги за стеной, звуки общения, переговаривания, пыхтение от попыток перетащить ношу, ношей в данном случае был бессознательный господин. Она не остается, просто дожидается момента, когда шорохи становятся менее очевидными, и, аккуратно выглянув через проем, удостоверяется, что в холле пусто. Не то чтобы ей надо было именно туда, нет. Лиза решает, что ей не нужно... Она снова возвращается к лестнице, прошмыгнув снова тенью мимо проема, и аккуратно, медленно, поднимается наверх. На второй этаж.
Туда, где окна коридора выходили на улицу. Туда, откуда был виден отчетливо маленький островок суеты перед воротами. Где было ржание лошадей, где был виден рыцарь, его спутник, его господин, слуги, лошади. И откуда не было видно шрамов на лице Карштайн, спокойно стоявшей у окна. На лице ее играла улыбка. Не широкая. Но та, которая с давних пор была на ней постоянно. Уголки губ, перенесшиеся с привычного места на то, что было пониже ушей, не дрожали, правда. Улыбаться ими Карштайн умела, конеччно, но сейчас улыбка скорее была в ее взоре. В том, с какой теплотой взгляд ее следил за человеком со светлыми волосами, ровно до того момента, когда экипаж резко дернулся, стоило возничему щелкнуть кнутом, заставляя лошадей взбодриться и, переставляя копыта, потащить очередного пациента Карштайн навстречу своей жизни.
Шетланд же... Остался. И в этот момент улыбка сошла с лица Лизы. Одна секуда, две. Поворот головы. Взгляд, его, проскальзывающий по главному входу. И, совершенно случайно, наверх. К окну. Теперь она заставляет себя улыбнуться. Сдержанно, не позволяя шрамам разойтись. Прикрыв глаза. Подняв руку. Помахав. Медленно. Сдержанно.
Прощание.
Или приветствие. Или сообщение. «Я здесь.»

+2

17

Генри развернулся на месте, обращаясь лицом в сторону дома. Внутренние противоречия находились в состоянии хрупкого равновесия, не позволяя ему принять самостоятельного решения. Это было необычно, ведь он считал себя человеком, что в любой ситуации готов принять взвешенный выбор. Однако… Взгляд Шетланда рассеяно скользнул по фасаду дома, чтобы в следующий момент зацепиться за фигуру стоящую у открытого окна. Женщина в черном одеянии смотрела на него, не отводя взгляда. Мгновения в полной тишине, что показались Генри невыносимо долгими. Вот её рука поднимается в вверх – два прощальных взмаха. Равновесие было нарушено.

Прошлого не изменить, человеку остается лишь жить с тяжестью былого опыта на плечах. Смогла ли она справиться с этой ношей и продолжила свой путь вперед – несомненно. Не идеально, порой очень тяжело, но все же. Так ли её нужно сочувствие постороннего человека, что не в силах понять всей глубины её переживаний. Что одним лишь своим присутствием будет напоминать ей о том, чего она лишилась, как с ней обошлась несправедливая судьба. Вероятно – нет.

Генри глубоко воздохнул, собираясь с мыслями. Пока не поздно, так же стремительно, как я ворвался в чужую жизнь, я покину её. Рыцарь выпрямился, развернувшись строго в сторону лекаря. Приложив правую руку к сердцу, Генри почтительно поклонился. Так как привык прощаться с равным. Секунда, вторая, третья. Шетланд развернулся на месте после чего, не оборачиваясь, взобрался на своего коня. Начался теплый осенний дождь. Мелкими каплями, он забарабанил по крышам ближайших домов, нарушая тягостную тишину. Пашендаль не терпеливо перебирал ногами, внутреннее ощущая витавшее напряжение, стремясь, наконец, покинуть это место.

"Пошел!", - конь сорвался с места, унося наездника прочь.

Отредактировано Генри (2021-09-28 10:10:32)

+2


Вы здесь » Легенды Янтаря » Орден странствий и сказаний » Завершённые истории » 24.06.888 - Будет ласковый дождь


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно