| Hellfire |
Отредактировано Вишня (2021-07-03 22:23:53)
13.04.889 – hellfire
Страница: 1
Сообщений 1 страница 8 из 8
Поделиться12021-07-03 08:41:58
Поделиться22021-07-03 13:00:37
- И что там на самом деле случилось, ваше преподобие? - он ухмыльнулся, рассудив, что наверняка клир попросту перебесился взаперти. Суровый сухой старик, сложив руки на коленях замочком во время всего разговора, вдруг разомкнул их и положил на подлокотники, сжав их костлявыми пальцами.
- ...Что там случилось? - зловещее молчание, дрожание язычков пламени в полупотухшем камине, сверкавших огоньками в усталых, под сведенными кустистыми бровями, наполненных ужасом глазах священника, заставили Тиберия почувствовать, как по его предплечьям побежали мурашки. Секунды тянулись, пока старый служитель богов хранил мрачное молчание. Наемник все понял без слов.
Пока обитель была далеко, можно было наплевать, что капюшон слетел с головы, и проливной дождь хлещет прямо по выбритой тонзуре. Первое время можно было пустить коня иноходью, но через несколько минут сырую весеннюю землю размыло, и копыта Черного Питера стали вязнуть во взвеси грязи и прошлогодней желтой травы, доходившей ему до щиколоток. Где-то в высоте словно прокатили по доскам пустые бочонки.
"Первая", - отметил про себя Тиберий. Грозы в этом году еще не было.
- Тпру! - наемник остановил коня и попытался оглядеть окрестности через почти сплошную стену дождя. Бесполезно. "Она же должна куда-то вести..." - это он про дорогу. На мгновение, когда одна полоса ливня сменила другую, цепкий взгляд метиса выхватил, как среди уходящего вдаль желто-зеленого ковра равнины возникла какая-то серая, расплывчатая громада.
- Пошел!.. - Мейчин слегка ударил коню в бока. Кажется, он был у цели.
"Ты не должен был так долго расспрашивать обо всем зеленщика. Он был болтлив, но цены в этом не было никакой", - мысленно Тиберий корил себя за то, что потратил слишком много времени на наведение справок в Лощине Фель, прежде чем двинуться дальше на юго-восток. В итоге у самой обители, а чуйка подсказывала ему, что она впереди и чуть слева - она, его застала непогода. Теперь оружие может промокнуть, хотя он надежно завернул его в остальные пожитки. Да и книги...
Наконец, впереди стали проступать ясные очертания стен. Темно-серые, высотой метра в три с половиной, с узкими бойницами, через которые и рука бы не прошла и сложенные камень к камню. Не монастырь - тюрьма. Дорога упиралась в ворота, свод которых чуть возвышался над остальной массой стены. В нише свода одиноко болтался медный колокол с оторванной веревкой для языка, а подле него сидела, нахохлившись и время от времени стряхивая с перьев капли, взъерошенная ворона. Птица покосилась на Мейчина единственным уцелевшим глазом и тонко и мерзко каркнула.
Наемник остановил Черного Питера и огляделся, втянул воздух носом, прислушался. Ничего. Только ровный шум проливного дождя, через пять секунд прервавшийся новым раскатом, прогремевшим где-то спереди справа. Тиберий перевел взгляд в направлении звука. Где-то вглубине сокрытой от него стеной территории обители чернел высокий, будто бы уходящий в серую пелену небес, объект, метров тридцати в высоту, не меньше. Скрипторий. И вновь воцарилась тишина. Если бы Мейчин был писателем и ему нужно было выбрать метафору, характеризующую это место, он сказал бы "Тайна и зло".
Спрыгнуть с коня, будучи в рясе, которая, ко всему прочему, вымокла и повсюду прилипла к телу, от плеч до щиколоток, оказалось едва ли не труднее, чем залезть на него. Псевдо-монах поскользнулся на булыжнике и со всей дури приложился коленом.
- Вот и поклон тебе, Лайис. - потирая колено Тиберий встал и несколько раз, что было сил, ударил в створку ворот кулаком - веревка колокола была оторвана, и шансов, что ему отопрут, было немного.
"Есть тут то, что ищет преподобный Урд, или нет, вряд ли они гуляют в такую погоду по двору", - заключил наемник и приготовился к тому, чтобы провести перед воротами ближайшие пару часов.
Поделиться32021-07-03 22:09:27
rasputina — gingerbread coffin
[indent] В жизни людей огромное значение играют запахи. Дети пахнут молоком и сахаром, юные девушки — лавандой и ветром, мужчины пахнут деревом и потом, родные дома пахнут по-особенному, да и вообще — иногда запах встречает нас раньше чем слух или зрительный образ. Монастырь «Святой Ветви» пах овчиной, кислым молоком и сырой льняной домотканкой. Эта обитель была удалена от больших городов и славилась крайне... строгими нравами. Местные монахини и даже послушницы были погружены исключительно в чтение священных текстов и молитвы, ничуть не обращали внимания на политические разногласия высших церковных чинов и спорили разве что о том, какие цветы стоит высадить в переднем дворике. Здесь царила старость и строгость, а все попытки внести хоть какое-то разнообразие в местный уклад отторгались как ненужные и абсолютно чужеродные.
[indent] Послушница Доркас, а если точнее, демон желаний Вишна, была образцовой служительницей культа. Она вставала раньше всех (потому что не спала вовсе), строго соблюдала пост (как будто бы демонам так уж нужна человеческая пища!) и была абсолютно обходительна с матушками и сёстрами. По легенде в монастырь она сбежала от отца, который, вопреки её желанию посвятить себя служению Богине, собирался выдать девушку замуж за уродливого богатого старика. Как же милая Доркас плакала! Как заламывала руки и драматично падала на колени перед настоятельницей, умоляя ни при каких обстоятельствах не сообщать никому о том, что она здесь. Доркас старалась вписаться в сестринство, но вовсе не для того, чтобы провести здесь всю оставшуюся вечность, о нет. Она хотела, чтобы это ску-у-у-учное место сгорело изнутри.
[indent] Обитель «Святой Ветви» славилась своими полями, садами и удивительным умением сестёр обращаться с граблями, семенами и лейками. Монахини возделывали землю, выводили новые сорта яблонь и хладостойких груш, а летом торговали с деревней удивительно крупной и сладкой клубникой, которую умудрялись собирать целых три раза. В апреле монахини занимались подготовкой к сезону, а Доркас... Доркас старалась им не мешать. С виду. На деле её стройный силуэт, вызывающий грешные мысли даже будучи закутанным в рясу, маячил то тут, то там — она рвалась помочь и с рассадой, и с сортировкой семян, и на кухне и в местной школе. Матушка Филомена её рвения не разделяла и предпочитала, чтобы послушница проводила большую часть времени в своей келье или подле своей наставницы, которая должна была проявить заботу о душе будущей сестры «Святой Ветви».
[indent] Надо ли говорить, что ей было не до того, ибо заботливо взращенные кустики помидоров, перцев и гороха отказывались набирать силу и гнили невесть отчего? А ещё эта скверная история с сестрой Руфь... Так это всё не вовремя! Надо же было бедняжке совершить это богохульство прямо перед временем посева...
[indent] — Сестра Доркас! — матушка Стиг окликнула глазеющую в узкое окно девушку, — нечего прохлаждаться, сходи открой. И возвращайся потом ко мне, нам нужно переставить горшки на южную сторону.
[indent] — Да, матушка, — Доркас благостно улыбнулась, — конечно.
[indent] Если начистоту, Вишну монашеская жизнь утомляла своей тишиной и монотонностью. Она, конечно, знала, что её план по пожиранию душ монашек требует времени, но, о Отец, не так же много! Здесь не происходит решительно ничего! Поэтому возможность сделать хоть что-нибудь кроме полива рассады демоницу очень даже радовала. Поправив покрывало, Вишна, оглядевшись по сторонам, бегом кинулась вниз по ступенькам, лихо перепрыгивая через одну, а то и через две — монахиням не положено бегать. Уже через пять минут она лихо дёрнула вверх тяжёлый засов и отворила ворота настолько, чтобы в них мог протиснуться всадник с лошадью.
[indent] — Благослави вас Лайис, святой отец! Наверное, дорога была тяжёлой, — она не прячет глаза, как большинство местных монахинь, улыбается тепло и открыто — в этом она чем-то похожа на местную неунывающую настоятельницу, — пойдёмте, я провожу вас к матушке Филомене. Но пойдём через кухню, вам просто необходим глоток чего-то горячего!
[indent] Откуда бы вдруг на пороге женского монастыря взяться мужчине, пусть и в рясе?
Поделиться42021-07-04 23:46:22
Daemonia Nymphe - Witches' Lullaby
Тиберий уже почти отчаялся и приготовился встречать утро у дверей обители, разумно предположив, что уж с утра-то их откроют для зеленщиков, посыльных и прочей публики, продирающих глаза ни свет ни заря, чтобы свезти свои товары к потенциальным покупателям быстрее прочих. Сегодняшний дождливый день предполагал, что спрос на них будет выше, а значит - завтра сюда точно кто-то прибудет. Отец Урд рассказал, что обитель славна на округу плодами своей огородно-садоводческой деятельности. Сомнительно, что они все съедают сами...
Предаваясь этим твердокаменным, как ему казалось, логичным умозаключениям, Мейчин нашел под воротами наиболее сухой участок земли и скорее по привычке, чем желая не намочить или скомкать, подобрав рясу под колени наподобие юбки, уселся, опершись спиной о холодную каменную кладку. Жизнь в трущобах дает суровые уроки. И наемник до сих пор так и не привык к комфорту. Поэтому дискомфорт от сырости под задницей и холодного твердого камня за спиной не вызвали неприятных ощущений, скорее даже легкую ностальгию. Вот тут-то засов на воротах заскрежетал, заставив мужчину спешно вскочить, подобрав полы одеяния и надвинув посильнее на лоб капюшон.
- Спасибо, дочь моя, дорога была ужасной, - разом выпалил псевдо-священник в ответ на вопрос и вошел за врата, услышав как ворона, терпевшая его присутствие все эти минуты, с шумом захлопала крыльями и унеслась прочь. Ливень к этому времени стих и небеса посылали земле мелкую водяную пыль.
- Скажи, куда я могу деть своего коня? - пока наемник лихорадочно выдумывал для коня кличку - имя Черный Питер вряд ли бы оценили в монастыре, а заранее он никакой не заготовил - "Промашка, первая промашка, Тиберий!" - он, наконец, посмотрел на послушницу, что отворила пред ним врата.
"Боги, и за какие такие прегрешения этих милых созданий упекают в скучные кельи!" - стало первой посетившей его мыслью. Пред ним была совсем еще девица, с милым и открытым лицом и располагающим взглядом. Мейчин повидал монахинь на своем веку. При разных обстоятельствах. Обычно это были бабы, с сухими глазами и губами и выражением лица таким, словно им кто-то в чай с утра помочился. Но это лицо - оно было другим! "Видимо, девчонка загремела сюда совсем недавно, и еще не успела скурвиться...Досада...Я бы...Так, ты тут не за этим...". И все же...Все же в ее чертах было что-то странное. Ее лицо было милым, но в глазах или еще в каких-то мелких, трудноуловимых черточках на долю секунды Мейчин ловил нечто такое, от чего ему вдруг хотелось вскочить на коня и пуститься галопом из этого проклятого места. Какая-то первобытная жажда страсти, огонь богохульной похоти синими огоньками словно вырывался из этой складки губ.
- Глупости, - буркнул Тиберий, и заметив, что дал ходу мыслям так, что они выскользнули краешком наружу, добавил. - Я просто привяжу Эсгалота вот тут, к заборчику, можно? Он не сорвет.
"Святой отец" хлопнул в ладоши и энергично потер их.
- Я слишком вымок, чтобы мы тратили на это время, дочь моя, а посему, проводи меня скорее куда-нибудь к огню! - мужчина оглядел раскинувшиеся перед ним грядки и почувствовал, как у него предательски засосало под ложечкой. Лучше было не смотреть. Да и сырости от этой густой зелени будто бы только было больше. Он был готов пройти хоть через кухню, хоть через задницу гнидозного медведя, лишь бы поскорее добраться куда-то, где было сухо и тепло. Сырость пробрала его до костей и Тиберий начал ощущать, что плохо контролирует дрожь...Впрочем, это лишь придавало его облику безобидности и естественности.
Отредактировано Тиберий (2021-07-04 23:48:31)
Поделиться52021-07-05 11:38:08
[indent] Приезд в монастырь хоть кого бы то ни было — это уже событие. Сёстры «Святой Ветви» живут уединённо и заняты в основном своими обожаемыми грядками и молитвами. Из всех развлечений — редкие поездки на городскую ярмарку, чтобы выбрать для посадок новые семена или занятия с детьми в воскресной школе. Надо ли говорить, что для послушницы и то, и другое было недоступно? «Молись усерднее, ибо вера твоя слаба». «Трудом и послушанием ты доказываешь готовность служения богине». «Покорность и смирение — главные добродетели монахини». Какая мерзость! Была бы воля Вишны, она бы ссылала в монастыри всех демонов-отступников, чтобы те наконец поняли, чем хорош Пожиратель и в чём проблема официальной религии. Приезд в монастырь хоть кого-то — это событие, поэтому Вишна старается не привлекать к себе излишнего внимания. Она улыбается святому отцу этой тренированной просветлённой улыбкой, участливо смотрит и всем своим видом выражает экзальтированную готовность помочь.
[indent] — Да-да, отец, оставьте его здесь, я попрошу кого-нибудь, чтобы его отвели в стойло и накормили, — Вишна опускает глаза и принимается перебирать в пальцах самые простые чётки — яблоня и подвеска с символом богини, всё максимально невзрачное. Интересно, по каким таким богословским делам сюда занесло мужчину? «Святая Ветвь» отдалена от больших городов и не славится богатой историей, здесь не хранились какие-то драгоценные реликвии, а монахини не славились достижениями в теологии. Может быть, у гостя какое-то личное дело к матушке Филомене или поручение от вышестоящего церковного начальства? Нужно будет разведать, но как-нибудь аккуратно. Вишне ведь не нужно лишнее внимание. Она любопытна, но не настолько, чтобы из-за этого ставить под удар свою возможность подкормиться. Душа сестры Руфь была такой нежной... Ах, не будем об этом, сейчас не время!
[indent] — Следуйте за мной, отец, — монахиня, аккуратно подобрав полы чёрного одеяния, чтобы не запачкать подол в грязи, но не обнажить ничего кроме лодыжек, отправилась через небольшой чистенький дворик к дверям обители.
[indent] Монастырь встречает их почтительной тишиной и уютом, наведённым множеством женских рук. Здесь всё дышит хозяйственностью и провинциальностью от неожиданно низких потолков до аккуратно сплетённых косичек, поддерживающих занавеси в приземистых кирпичных арках. В жилом крыле почти никого — все заняты делами в теплицах или в храме, до ужина ещё долго, поэтому сестра Доркас боязливо оглядывается по сторонам — ей бы не хотелось, чтобы кто-то из сестёр заметил, что она осталась с мужчиной наедине. Так ведь должна себя вести образцовая монахиня?
[indent] — Присядьте к огню, святой отец, — в общей комнате, к которой вёл длинный полутёмный коридор, ещё тлеет камин. Вишна услужливо опускается к очагу, подбрасывая пару поленьев и слегка раздувая тихое пламя. При этом она выглядит так очаровательно-невинно, что даже ряса, на какое-то короткое мгновение чуть более, чем это прилично, обтянувшая тонкую спину и округлые бёдра, не портят этого общего впечталения. Сестра Доркас замирает у очага и внимательно смотрит на гостя. Отсветы огня на мягком почти детском лице придают ей вид скорее уютный, нежели потусторонний, хотя это как посмотреть... Где-то наверху оглушительно хлопнула ставня, и юная монахиня очаровательно зажмурилась, забормотав молитву.
[indent] — Вам что-нибудь нужно? Мне позвать матушку Филомену? — она наконец открывает глаза и прижимает к груди чётки. Днём она такая же хорошая актриса как ночью — пугающий демон искушения.
Поделиться62021-07-16 00:34:52
Lamia Vox - At The Crossroads Of The Worlds
Тиберия всегда настораживали избыточно аккуратные места и люди. В человеке, как и в месте его обитания должен быть какой-то изъян, нечто трудноуловимое, но говорящее зрящему о том, что пред ним человек, а не мумия, жилой дом, а не просторный гроб. Сбившаяся на лоб прядка волос, родинка возле левого крыла носа, небольшой шрам на скуле, слегка засаленный воротник, нервный тик, в конце концов - все это имеет такое же значение, как выметенный до блеска коридор, у одной стены которого почему-то трепещет подхватываемый порывами ветра желтый березовый листок. Монастыри - удивительные в этом смысле места. Они проповедуют загробное бытие, в них живут люди, говорящие от имени дарителей смысла всему, что есть в жизни, но притом из них старательно изгоняются все проявления этой самой жизни. "Прибранный рай" - Мейчин испытывал к монастырям и их обитателем стойкое отвращение. Не то отвращение, которое испытывает женщина, глядя на уродливую гусеницу, или приличный человек на блюющего посреди улицы прямо на булыжники пьянчугу. Это было отвращение нутряное. Оно начинало клокотать где-то чуть ниже кадыка, заставляло складки губ презрительно сжиматься в тонкую линию и побуждало поскорее покинуть это место. Отвращение, подобное тому, когда ты видишь покойника. Старика. Вот вчера он ходил, благоухал, занимался своими фолиантами или разглагольствовал о ратных подвигах, а сегодня - он лежит камнем на смертном одре. И вдвойне отвратительно, как его родня обнимает и целует это начавшее тлеть безжизненное чело и поливает его своими слезами. Это отвращение жизни, протестующее против тления.
И вот, когда псевдо-батюшка шел по этим сводчатым галереям вослед за юной монахиней, с трудом удерживая взгляд на маршруте, который ему стоило выучить, а не на месте пониже ее спины, обхваченном избыточно тесным одеянием, он ощущал именно это чувство, попутно ловя себя на мысли, что этому юному и очаровательному созданию, видимо, придется пополнить эти легионы покойников-при-жизни. Но теперь тут было совсем пустынно. Даже звуки не раздавались.
"Может, мы вообще тут одни? Преподобный Урд был скуп на детали, жопа с ушами...", - подумал наемник, присаживаясь в любезно придвинутое кресло и протянув вымокшие сапоги к огню.
Мейчин опустил глаза на язычки пламени и его нижняя челюсть задвигалась влево-вправо. Дурацкая привычка, всякий раз просыпавшаяся в моменты его глубокой задумчивости.
"А если мы одни, если мы предположим это...то кто она?" - Тиберий скосил на девицу глаза снизу вверх, приподняв бровь и тянул с разговором, пока громкий хлопок ставни наверху не заставил его пробудиться от задумчивости и сфокусировать внимание на своей спутнице, которую в этот момент захотелось слегка в шутку щелкнуть по носику - так она очаровательно испугалась постороннего звука.
- Спасибо тебе, дочь моя. Пусть заглянет ко мне через несколько минут, - устало бросил наемник, - передай ей, что прибыл отец Беренгар по поручению преподобного Урда...
Мейчин опустил голову на спинку кресла и закрыл глаза, так, как делает человек, желающий, чтобы в этот момент от него все отвалили куда подальше и дали насладиться тишиной.
Но на самом деле Тиберий пользовался темнотой помещения, чтобы сконцентрироваться на своих размышлениях, анализировал то немногое, что ему удалось узнать. Монастырь явно не был в запустении. Он был ухожен, и хотя он не видел никого из местных жительниц, если они его и покинули, то только что. Но раз старуха Филомена (Мейчин представлял ее именно как занудную старую каргу) здесь, значит, все просто удалились по каким-то своим делам. Вся обстановка явным образом не говорила о том, что тут происходит нечто такое, о чем говорил преподобный Урд. Либо же, напротив, местное зло так хорошо маскировалось, что любому постороннему местная жизнь казалась тут текущей своим чередом. И тогда понятно, почему Урд решил не прибегать к помощи светских властей или настоящих церковников. Они бы просто не смогли вывести местную публику на чистую воду. Светские чины были так тупы, что сам Тиберий презрительно назвал их в разговоре "бивнями", а церковников бы распознали и как-нибудь извернулись бы. Но он был мирянином в личине церковника, недостаточно развращенным как последние и недостаточно глупым как первые. А что если...посеять в души монашек сомнение о том, кто он такой? "Пусть мучаются в догадках и совершают ошибки? Хм..."
- Постой, дитя. Как тебя зовут? - "отец Беренгар" открыл глаза и перевел взгляд на уже шуршавшую в полумраке в сторону двери монахиню.
Отредактировано Тиберий (2021-07-16 00:39:36)
Поделиться72021-07-17 14:58:02
Malia J — Smells Like Teen Spirit
[indent] Значит, мужскому духовенству до их скромной обители дело всё таки есть. Наверняка дело это категорически унылое и нагоняющее сон — обычно им нужны семена или пристроить чью-нибудь младшую сестру. Но разве нужен для этого целый человек? Может быть, дело в матушке Филомене? Она — это живое сердце «Святой Ветви», она то топливо, которое приводило в движение весь местный механизм. Нет, конечно, всё работало исключительно на вере, ни о чём другом и речи быть не могло, но никто не мог отрицать, что живая и деятельная настоятельница освещала своим присутствием всю обитель. Надо ли говорить, что её душа для демоницы представляла особенный интерес? Впрочем, сейчас не об этом. Сейчас нужно подумать о том, как бы не показаться слишком умной или наоборот, местной дурочкой. Так сложно не перепутать, знаете ли!
[indent] — Передам, — кивнула демоница, коротко кивнув и почти сразу метнувшись к выходу. Уже в проёме она остановилась вполоборота, выглянула в комнату и уже без улыбки представилась, — сестра Доркас.
[indent] Разумеется, это не её имя, и не было бы им, существуй Доркас в реальности. У неё было бы нормальное имя вроде Греты или Берты, а старинное «Доркас» ей бы дали, забрав волосы и радость жизни. С Руфью всё так и началось, с волос. Она говорила, что когда-то у неё были длинные русые косы, толстые как канаты. Она их очень любила, но монахиням такого не полагается, монахиням положено брить головы. Поэтому ей их отрезали. Вишна сделала так, что каждое утро волосы бедной Руфи отрастали на добрый десяток сантиметров, и бедняжка была вынуждена брить их снова и снова. Это, во-первых, выматывает, а во-вторых навевает воспоминания. Вспомни свои косы и гребни. Вспомни юношу, который гладил твои волосы. Вспомни дом, в котором это происходило. Память вредна монахиням, она бередит чувства.
[indent] В коридоре Вишна улыбается, оглядевшись по сторонам и лихо подняв юбки. Нужно забежать к матушке Стиг, и уже оттуда — к матушке Филомене. Всем нужно отчитаться! А пока нужно подумать. На монаха так называемый отец Беренгар совершенно не походил. Не так держится, не так смотрит, не так говорит, святыми знамениями не осеняет. Следовательно, либо авантюрист-мирянин, который думает, что тут можно что-то украсть, либо что-то посерьёзнее. Наверняка останется на ужин и вечерню, нужно будет понаблюдать. Чем-то ведь себя да выдаст, обычные люди долго не умеют притворяться праведниками.
[indent] — Да, матушка, простите, матушка! Я всё сделаю, и двор подмету! — от матушки Стиг Вишна вылетает немного пристыженная и слегка раздражённая. Вот уж кому бы не помешало немного улыбки. Мол, не стоило Доркас разговаривать с этим человеком, но раз уж всё равно не делает ничего полезного, пусть сбегает к матушке Филомене. Снова ступеньки, снова беготня и гулкий цокот невысоких каблуков. Вишна знает, что матушка Филомена не в восторге от того, что якобы внебрачную дочь герцога пристроили именно к ней, но такие дети — отличный шанс потянуть из богатеньких родителей их фамильные денежки, которые в монастырях ой как любят. Поэтому отношения у сестры Доркас и матушки Филомены сложились относительно доброжелательные, вот только первая постоянно чувствует, что вторая готова взять её за ухо и отходить розгами, как непослушную пансионерку.
[indent] — Матушка Филомена, — она заглядывает в её рабочий закуток подле библиотеки и рассказывает всю историю, аккуратно вплетая в историю собственные наблюдения, — а отец останется на ужин? Может, он расскажет какие-нибудь новости?
[indent] Выслушав порцию нравоучений о том, что ей нужно отрешиться от мирских дел, Доркас убегает подметать двор. О чём говорили матушка Филомена и лже-отец Беренгар ей будет неизвестно, ну и ладно. Слова — это просто слова, посмотрим, что будет дальше.
[indent] Встретятся они только за ужином.
Поделиться82021-07-21 23:06:12
Philip Glass - Off Planet, Part 1 - Godfrey Reggio - Visitors
В беседе, продлившейся около часа, Матушка Филомена напоминала бухгалтерский отчет: краткое и сухое изложение фактов. Она оказалась ровно такой, какой Мейчин и представлял ее себе. Высокая женщина неопределенного возраста, того, когда ты понимаешь, что ей явно не меньше пятидесяти, но в дальнейших оценках заблуждаешься - ей может быть и семьдесят и все сто. Сухие, длинные и узловатые ее пальцы на протяжении всего разговора перебирали четки, и лишь по этому можно было понять, что Филомена нервничает. На каменном же лице, с которого на "брата Беренгара" из-под полуприкрытых век взирали два водянистых серых ока, не возникало ни одной эмоции. На протяжении всей беседы она не шевельнулась, сидела ровно и с царственной осанкой, словно статуя, вещая низким, загробным голосом, плотно сжимая свои тонкие сухие губы во время пауз.
"Ей бы не монахиней быть, а королевой-матерью" - подумал про себя Тиберий, заметив про себя, что это высокомерие, это гранитное спокойствие были лишь стеной, за которой Филомена прятала сомнения и страх.
Все, что она рассказывала, и что, по мнению Тиберия, который мог бы посоревноваться с Филоменой в конкурсе "Я видел всякое дерьмо", она излагала будничным и деловым тоном. Видимо, потому что понимала тот статус, с которым прибыл сюда "брат Беренгар" и что даже если он прямо сейчас встанет и уедет, не утрудив себя дальнейшим разбирательством в этой мрачной истории, все изложенное ей попадет на стол к преподобному Урду. Стало быть, информацию надо давать четко, без избыточности и крайне осторожно: церковные дела - тонкая штука, и в них непросто отделить одержимость от простого умопомешательства.
Пока казусы в монастыре исчерпывались ночными кошмарами или странными видениями, матушка Филомена не придавала им особого значения, полагая, что сестры просто напуганы установившимся в последние недели ненастьем - практически каждый день сопровождался дождями и сильным ветром, иногда с грозой. А запертые в помещении на отшибе от всего мира, а в связи с непогодой еще и утратившие частично контакт с привычными гостями из сел молодые девушки чего только себе в голову не втемяшат. Филомена эта понимала прекрасно по опыту: она провела тут уже не одно десятилетие. И она испробовала стандартные в таких случаях средства - труд и молитвы, а также увещевания более старших сестер младшим.
Но вот когда пошли шепотки, что в в стенах верно завелся какой-то мелкий бес или демон-искуситель, Филомена уже не могла смотреть на это как на рядовое обстоятельство и сперва решила провести внутреннее расследование. Вскоре выяснилось, что демон-де регулярно посещает сестру Илзе, одну из самых младших, о чем сама она рассказала во время исповеди сестре Траудль, которая немедля оповестила обо всем Филомену. Пришлось проводить допрос с пристрастием. Илзе не отличалась стойкостью, а матушка Филомена обладала замечательным талантом морального подавления собеседника, поэтому откровенный разговор с Илзе довольно быстро перетек в иезуитский допрос, а как только стало ясно, что Илзе "поплыла" (это словцо Тиберий ввернул в беседу нарочно, чтобы исполнить свой план по смешению карт о своем статусе), то Филомена быстро "села на конька" и раздавила девчонку. Несчастное шестнадцатилетнее дитя показало на сестру Мильду, давнюю жительницу обители, с характером тихим, но стойким. Филомена сразу же припомнила и ее странную всегдашнюю молчаливость и любовь к проведению долгих часов после заката в монастырском скриптории в окружении старых фолиантов.
Когда очередь дошла до Мильды, та, со свойственной ей стойкостью, отрицала любые обвинения в богомерзком грехе, давала краткие отповеди, не спуская с Филомены взгляда своих волчьих глаз. В конце-концов и та понимала, что свидетельство одной Илзе, попавшей в монастырь лишь пару месяцев тому, не может быть весомее слов Мильды, жившей в обители уже двенадцать лет и зарекомендовавшей себя как сестра исполнительная и безупречная в своих словах и делах. Поэтому Филомена на какое-то время оставила ее в покое и решила пока что "не выносить сора из избы", если бы ситуация не развернулась трагически.
Спустя несколько дней, пока Филомена прощупывала сеть внутренней слежки в обители, сестра Мильда не явилась с утра к молитве, что вызвало всеобщее подозрение. Ее соседка, сестра Ханна, которую Филомена специально просила проследить за Мильдой, рассказала, что после вечерней молитвы она заперлась у себя в келье и ночью никуда не выходила, да и никто не входил к ней. На попытки достучаться до Мильды из кельи никто не ответил и тогда сестра Эрна, ключница монастыря, по настоянию матушки Филомены вскрыла келью. Изумленные и шокированные сестры ожидаемо обнаружили внутри Мильду, наложившую на себя руки - монахиня распорола себе живот ножом, украденным с кухни.
- Да смилостивится над ней Цейн... - сокрушенно покачал головой "брат Беренгар", уточнив у матушки Филомены, почему монахиня избрала такой рискованный способ ухода из жизни.
Тут матушка Филомена впервые как-то слишком нервно дернула четки и подчеркнула "Если это было самоубийство...". Однако, вопрос "брата Беренгара" о том, не подозревает ли настоятельница кого-то конкретного, та не смогла дать ответа. Но заметила, что сестра Ханна не слышала ночью никаких криков и стонов, и, вероятно, Мильда обладала невероятной стойкостью, раз смогла зарезать себя без единого звука. Странно и то, что келья ее находилась на втором этаже, кроме прочего со стороны, где стена обрывалась в овраг, глубиной в три или четыре метра, так что Мильде вполне было бы достаточно, будучи девушкой худой, просто пролезть в окошко и кинуться вниз головой почти с восьмиметровой высоты, раз уж она так хотела наложить на себя руки...
- А каковы были ее мотивы, по вашему, досточтимая сестра? - поинтересовался Тиберий.
Филомена опустила глаза и сухо промолвила:
- Никаких. Последнее, что я бы сделала, это вынесла бы вопрос ее греховности за пределы монастыря.
- Но вы вынесли.
- Да. После того, как с сестрой Мильдой, да смилостявится над ней Цейн и Лайис, произошло это несчастье, я обратилась к преподобному Урду.
- Почему, сестра?
- Потому что после этого наваждение Илзе не только не прекратилось. На подобные странные видения начала жаловаться сестра Ханна.
- Итак... - Тиберий наклонился в кресле и сложил руки перед собой замочком. - У нас есть версия, что Мильда покончила с собой, опасаясь ответственности, которая, как вы сами говорите, и я всецело с вами согласен, была бы минимальна. Даже если бы слух об этом деле вышел бы за пределы монастыря, вы просто утратили бы в репутации, только и всего... - Тиберий сделал паузу, глядя на реакцию Филомены - сам он не списывал ее из числа подозреваемых, и эта стальная старуха запросто могла бы разделаться с кем угодно, если бы на ее детище, ее обитель, пала бы тень подозрения, сократив денежные поступления от содержания младших дочерей богатых родов. С другой стороны, если у Мильды были родные, это явно будет предано огласке и не скажется на репутации обители должным образом.
- Я уже сказала, что для самоубийства это выглядит странно, брат Беренгар. - отрезала матушка своим гробовым голосом с нотками стали.
- Да-да...но я должен знать факты. Если вы подозреваете убийство, и говорите, что наваждение продолжается, то... - Тиберий задумчиво замолчал, после чего поднял на Филомену взгляд. - А вы подозреваете кого-то конкретного, сестра?
* * *
До ужина Тиберий оставался в одиночестве в отведенной ему келье в противоположном от других сестер крыле, рядом со скрипторием. Раньше это было хозяйственное помещение в котором держали доски для ремонта. Сухо, но пахло опилками. Впрочем, после многочасового переезда под дождем Мейчину грех было жаловаться. Все полученное от Филомены он мог бы охарактеризовать одним словом - "путаница". Старуха явно недоговаривала, но иначе и быть не могло - Беренгар сам по себе не вызывал доверия, как и любой посторонний, как инквизитор - вдвойне, а как мужчина - втройне. И все же, начало было положено. А отец Урд обещал слишком солидный куш, чтобы возвращаться к нему ни с чем.
К ужину "брат Беренгар" явился в новеньком сухом одеянии и сжав в руках пару солидных манускриптов - не для вида, он уже успел заглянуть в скрипторий и выпросить у сестры Магды, заведовавшей им, древней старухи, годившейся, пожалуй, Филомене в матери, если не в бабки, пару работ по физиологии, которые могли бы пролить свет на таинственную смерть Мильды. Тиберий понимал, что если пырнуть человека ножом, он точно закричит от боли или, по крайней мере издаст хоть какой-то звук, ведь он сам не раз это делал. Но, возможно, были иные обстоятельства, и Мильду, к примеру, отравили еще за ужином, а после тихо проникли в келью и "закололи" уже труп.
Беренгар жестом благословил собравшихся и пищу на большом, грубом и низком столе и уселся на любезно предложенное ему место в его главе.
Страница: 1
